Муть мироздания

Михаил Трофименков о «Славных ублюдках» Клер Денни

Как зовут режиссера, дебютировавшего в конце 1980-х, который...

— знаком на собственном опыте с насилием в странах третьего мира и апеллирует к нему в своих фильмах;

— упрямо снимал на пленку, поскольку она "живая", а "цифра" — мертвая, но в конце концов сдался и снял фильм на видео, но так, что он кажется снятым на пленку;

— пользуется не совсем адекватной славой исключительно мрачного и жестокого художника-мизантропа;

— процитировал в фильме из современной жизни сцену изнасилования кукурузным початком из "Святилища" Уильяма Фолкнера?

Алексей Балабанов, как же еще?

Еще — Клер Дени. Французская сестра Балабанова, с которым ее роднит прежде всего трезвый взгляд на саму природу человека.

Ее новый фильм выходит в России под прокатным названием "Славные ублюдки", автора которого следует пожизненно дисквалифицировать не столько за самодовольную банальность, сколько за обман потребителей: жалко зрителей, которые придут на забористый "pulp", а увидят фильм Дени.

Вообще-то слово "salauds", вынесенное в оригинальное название, можно перевести по-всякому. "Ублюдки", "сволочи" (но "Сволочи" у нас уже были), "подонки". Когда герой цедит его сквозь зубы, он делает это с интонацией, с какой русские люди выплевывают, как пулю: "с-суки". Но Дени апеллирует в названии к фильму Акиры Куросавы, известному в СССР как "Злые остаются живыми" (или "Злые спят спокойно"), а во Франции — как "Подлецы спят спокойно" (1960).

У Куросавы герой мстил, скажем так, олигарху, виновному в самоубийстве его отца. У Дени молчаливый моряк Марко, этакий герой "поэтического реализма", мстит олигарху, повинному в разорении и самоубийстве мужа его сестры и изнасиловании несовершеннолетней племянницы. Обоих героев месть заводит достаточно далеко.

Но если у Куросавы самоубийство вызвано холодной логикой денег, то у Дени — "развращенностью" мира. В самых первых кадрах по Парижу хлещет дождь, кажущийся мутным, грязным. В такую же муть окунается Марко, и до самого финала кажется, что Дени сняла "чернушную" агитку на спекулятивную тему педофилии.

Впрочем, когда камера прогуливается по окровавленному телу девочки с многозначительным, маркиздесадовским именем Жюстина, бредущей нагишом по Парижу, можно удостовериться, что играющая ее Лола Кретон выглядит ровно на свои двадцать. Так что обвинения олигарха в педофилии не примет ни один суд в мире.

Другое дело, что пресловутый олигарх (Мишель Сюбор), мало того что содержит любовницу в дорогущих апартаментах в доме, выстроенном в рамках грандиозной перестройки Парижа бароном Османом в 1860-х годах и летает на частном самолете, так еще и похож на Доминика Стросс-Кана. Ну разве человек с такими деньгами и такими губами не подлец и ублюдок по определению?

Вызывая антипатию к хозяину жизни, Дени не то чтобы направляет зрителей по ложному следу. Просто в ее мире нет неподлецов, следовательно, подлецов тоже нет.

Самое зловещее лицо здесь — это вообще лицо Шарунаса Бартаса, чей персонаж даже не удостоен имени. Между тем этот едва ли не самый безобидный человек всего-то зашел в фильм, чтобы предложить Марко работу.

На Каннском фестивале фильм встретили тягостным молчанием. Иногда молчание означает, что о фильме и сказать-то нечего (тягостно за режиссера), реже — что непонятно, что сказать (тягостно за себя). Вроде бы фильм провоцирует банально сокрушаться об упадке нравов и сексуальной разнузданности, но расставленные Дени визуальные акценты — улыбки на лицах девушек, едущих по ночному шоссе, расчетливая пластика Марко, соблазняющего любовницу олигарха,— заведомо отметают все возможные благоглупости.

Антильца доктора Бетани, единственного, кто несет рациональное начало в фильме, играет Алекс Дескас, любимый актер Дени: это их седьмая совместная работа. В лучшем ее фильме "Что ни день, то неприятности" (2001) он тоже играл врача — доктора Семено, пытающегося силой разума преодолеть немыслимое безумие. Он упорно ищет лекарство от уникальной болезни своей жены, которую держит взаперти, но она снова и снова убегает, чтобы снять смазливого парня, трахнуть и съесть.

Понятно, что тот фильм посвящен совсем не каннибализму. Антропофагия была метафорой, скажем так, в широком смысле сексуальных импульсов. Не патологии, причем, а нормы. Ведь норма — это не то, что соответствует моральным императивам, декларируемым обществом, а то, что соответствует природе человека. Так же "Мне не спится" (1994) — вовсе не реконструкция нашумевшего дела короля дискотек Тьерри Полена, душителя-трансвестита, а "Хорошая работа" (1999) — никакой не очерк жизни Иностранного легиона. В обоих случаях герой — что в перьях, что в униформе,— символизировал двойственность самой человеческой телесности.

Дени работает с реальностью именно таким образом, исключающим непосредственное восприятие сюжета. Так что секс в "Ублюдках" — это что угодно, но только не секс, как и каннибализм у Дени — что угодно, но только не каннибализм.

А что касается грязи мира, так ведь грязь, как и красота, в глазах смотрящего. Кто-кто, но только не Дени считает, что зрителю необходимо отождествить себя с героем. Смотреть на людей и Париж глазами Марко вовсе не обязательно, даже противопоказано, хотя глазами Дени смотреть на них умеет, увы, только Дени.

В прокате с 31 октября

Михаил Трофименков

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...