В Москве с визитом побывала глава комитета по международным делам Национальной ассамблеи Франции Элизабет Гигу. Одной из главных тем ее переговоров была Сирия. О том, как Россия может помочь участию сирийской оппозиции в конференции «Женева-2», госпожа Гигу рассказала корреспонденту “Ъ” ГАЛИНЕ ДУДИНОЙ.
Фото: Глеб Щелкунов, Коммерсантъ / купить фото
— Сирия — один из сложных вопросов в отношениях РФ и Франции…
— Хотя об этом иногда забывают, здесь есть аспекты, по которым наши позиции совпадают: осуждение применения химоружия, понимание необходимости бороться с экстремистскими и террористическими настроениями, наконец, исключение военного решения проблемы.
Тем не менее мы во Франции считаем, что именно угроза военного вмешательства привела к тому, что сирийский режим согласился на ликвидацию химоружия — даже если российская дипломатия сыграла здесь определяющую роль. Кроме того, у нас есть разночтения в подходах к проведению конференции «Женева-2». Очень хорошо, что мы приступили к процессу ликвидации химического оружия — но это еще не означает прекращения той чудовищной драмы, которую переживает сирийский народ. По оценкам, речь идет о 120 тыс. погибших — не говоря уже о беженцах, раненых и больных, ведь госпитали переполнены. Это гуманитарная катастрофа, возможно, самая крупная со времен Второй мировой войны.
— Но в этом позиция Москвы не отличается?
— Нет. Но цели «Женевы-2» мы оцениваем по-разному. И надо понимать, в чем различия политических задач и установок, которые мы перед собой ставим. Мы хотели бы видеть в Сирии переходное правительство и смену исполнительной власти — Москва же поддерживает сирийский режим. Как в этих условиях справиться с нашей задачей и добиться согласия сирийских оппозиционных демократов приехать на конференцию? Особенно после применения против них химоружия. Это будет сложно.
— Вы говорите о демократической оппозиции, в то время как во всем мире опасаются радикализации сирийской оппозиции. Как отделить демократов от исламистов?
— Это большая разница. Мы во Франции хорошо знаем тех, кто относится к демократической оппозиции в Сирии. В комитете по международным делам мы принимали многих председателей сирийской Национальной коалиции, в том числе Ахмеда аль-Джарбу, Муаза аль-Хатыба, главнокомандующего Свободной сирийской армией генерала Салима Идриса и других. Некоторые лидеры сирийской оппозиции были в убежище во Франции — но не все и не эти трое.
— И вы уверены, что, если они придут к власти, сирийский режим превратится в демократический?
— Я уверена в том, что нынешнее оппозиционное движение в Сирии было изначально демократическим и мирным. И только жестокое подавление мирных демонстраций привело к тому, что мирная оппозиция взялась за оружие. С тех пор в рядах оппозиции стали появляться группы радикальных исламистов (многие из них приехали в Сирию из других стран), которые набирают силу по мере того как конфликт продолжается. Поэтому и Россия, и Франция, и другие страны заинтересованы в прекращении этого конфликта: чем дольше он длится, тем более усиливаются позиции экстремистов. Но часть ответственности за усиление экстремистов несет и режим Башара Асада: в начале конфликта, когда протесты сирийской демократической оппозиции были еще мирными, власти освободили из тюрем тех исламистских активистов, которые составили костяк экстремистов.
Та демократическая оппозиция, которую мы хорошо знаем, поддерживали с самого начала, принимали в Париже и которую признали сотни стран,— это не радикальная оппозиция. Они сами жертвы экстремистов. И не надо их путать. В наших и в российских интересах — поддержать эту оппозицию, иначе ситуация в стране и в регионе грозит дестабилизацией. Мы не хотели бы, чтобы единственным выбором стал выбор между режимом, который неоднократно применял химическое оружие, и террористами. Но, чтобы собрать «Женеву-2», предстоит еще много работы.
— Говорили ли вы об опасности радикализации с представителями сирийской оппозиции?
— Да, конечно. Каждый раз мы задавали им этот вопрос, в том числе и на публичных встречах. Мы спрашивали, какие гарантии они готовы дать меньшинствам, в том числе христианскому или алавитскому? Как они обезопасят себя от джихадистов? Их позиции в этом вопросе едины, а ответы и намерения предельно ясны.
— И убедительны?
— Думаю, да. Важно поддержать демократическую оппозицию. Действительно, у них есть внутренние разногласия: например, одни согласны поехать на «Женеву-2», а другие — нет. Но я не вижу иного решения. Мы видим, что действующий режим не может оставаться у власти в стране, где идет гражданская война. Часть населения Сирии его категорически отвергает. Если удастся найти форму политических преобразований, пусть даже с участием представителей режима, мы на это согласны. Но существует и демократическая оппозиция, и мы должны убедить ее присоединиться к переговорам. И здесь Россия может помочь.
— Как?
— Если Россия также покажет, что готова дать определенные гарантии, выразить доверие этим демократическим оппозиционерам, которых мы знаем, не воспринимать их всех как изгнанников — это могло бы помочь.
— Помимо Сирии какова цель вашего визита в Москву?
— Основной целью было развитие межпарламентского сотрудничества. В частности, в пятницу я встретилась с моим российским коллегой Алексеем Пушковым. Кроме того, поездка дала повод встретиться с российскими дипломатами и, что крайне важно, с представителями гражданского общества.
— В отношениях РФ и Франции важным аспектом остается сотрудничество по визовым вопросам. Когда можно ожидать облегчения, а затем и отмены визового режима?
— Франция делает максимум в рамках европейского законодательства. Мы уже облегчили процедуру выдачи краткосрочных виз. Не скрою, что на уровне ЕС это непросто: визовые и миграционные вопросы крайне чувствительны для стран ЕС. Франция в этом плане — одна из наиболее открытых для россиян стран. Но на европейском уровне в том, что касается изменения законодательства, я не могу быть настолько оптимистична, ведь в позициях стран есть различия.
— Проблема — в ваших партнерах по ЕС?
— Есть настороженность, которую можно понять. В вопросах миграции у каждой страны свои интересы. Но главное, что процесс идет, и я не вижу причин, почему он был бы приторможен или приостановлен.
В целом двусторонние отношения между Францией и Россией можно оценить положительно: нас тесно связывают интенсивное политическое и экономическое сотрудничество, Россия — один из важнейших партнеров Франции в мире.
В то же время мы не всегда согласны по некоторым международным вопросам. Это неудивительно: как у США есть особые интересы в некоторых регионах, как у Франции в силу ее исторических и географических связей есть определенные интересы — так и у России, естественно, свои интересы, и они должны учитываться. Например, определенная ответственность в отношениях с соседними странами.