Наш постоянный автор познакомился с почти готовым олимпийским Сочи и сам с собой откровенно поговорил
Фото: Максим Кимерлинг, Коммерсантъ
Когда мэр Сочи с сильным, волевым взглядом, Анатолий Пахомов, показал мне с гордостью и любовью олимпийские объекты космических масштабов, я не поверил своим глазам. Но показ был неофициальным, субботним, дружеским, мэр показывал стройку родственникам, сыну, жене Лене, внуку и мне как бы заодно, и я постепенно уверовал в то, что видел. Особенно хорош был его внук Леха, классный пятилетний парень в черной кожаной чекистской куртке, который держал в своих детских руках игрушечные наручники и игрушечный пистолетик с присоской — он всех веселил своими причиндалами, а охранников объектов приводил в замешательство.
О, эти символы времени! Ледовые дворцы и роскошные развязки, тоннели, похожие на вестибюли пятизвездочных гостиниц, будущий сочинский Диснейленд с элементами баварского барокко, отели на море и в горах, Олимпийская деревня... Я думал, что это мне напоминает? Ну, железная дорога до Красной Поляны напомнила мне лучшие страницы Гарри Поттера с платформой девять и три четверти, а все вместе?
Ответ пришел сам собой. Я увидел перед собой две мечты. Олимпиада в Сочи — это отсылка к Петербургу. Там и здесь строили на болоте. Только там были елки, а здесь бамбук. Там строили, надрываясь, крепостные, а здесь подневольные таджики? Но мэр сказал: нет. Строили русские, особенно хорошо кубанские — в этом проявился региональный патриотизм... Но стоны, я понял, естественно, раздавались, свойственные вообще нашей истории. В Сочи стонали жители от перегрузок строительства и требований привести ветхие жилища в порядок... Мы проехались по городу — все заборы подтянулись, стояли по стойке "смирно". Фасады пахли свежей краской, крыши перекрасили в красный цвет, который идет европейскому южному городу... Да, а вторая мечта — Константинополь. Константинополь должен быть наш, мечтал Достоевский. Вместо Константинополя мы получили на Черном море олимпийский город Сочи, преображенный, неузнаваемый. Отсель грозить мы будем... кому? Всегда найдется кому... на всякий случай...
Я был на Красной Поляне два года назад. Мимо наших окон по пыльной дороге носились ошалевшие грузовики — все это напоминало какой-то итальянский неореалистический фильм, в конце которого должна была произойти любовная трагедия. Рубили деревья, штурмовали горы — было страшно за экологию. Но какова была экология финских болот до строительства Петербурга? Разливалась ли Нева? Кто об этом вспомнит?
На вопрос о сумасшедших деньгах, потраченных на Олимпиаду, мне говорят, что, во-первых, строили на пустом месте, во-вторых, вложено много частных денег... И вот здесь просыпается интеллигентный голос критика нашей действительности:
— А не лучше ли было все эти деньги бросить на здравоохранение? На образование?
Пахомов за ужином сказал мне так:
— Нужны: цель, команда и мотивация — тогда все получится.
— Эта триада двигала строительство. Мотивация — не осрамиться перед иностранцами? На здравоохранение триада не распространяется. Деньги бы обязательно растащили.
— Значит, Сочи — это историческая реплика Питера,— продолжает критический голос.— Там себя прославил Петр Великий, а тут кто? — Ядовито:-- Рядовые строители?
— Солнце России,— говорю я мэру с легкой улыбкой,— встает теперь в Сочи.
Он обрадованно кивает. Он может говорить только о Сочи. Еще, конечно, о дружной своей семье, но прежде всего о Сочи. Конечно, Сочи — это подарок спорту, спортсменам, болельщикам...
— Но от кого мы принимаем этот подарок? — звучит интеллигентный критический голос.
Мы с этим голосом погружаемся в историю олимпийского движения. В 1980 году из-за вторжения в Афганистан московскую Олимпиаду бойкотировал Запад. Получилась несколько куцая Олимпиада. И я помню: русской интеллигенции это не очень понравилось. Считалось, что бойкот прошел мимо русского сознания. Пусть бы лучше приехали американцы... А так что получилось? Москву завалили неслыханной жратвой и импортными сигаретами — показуха! И все-таки жаль, как бы пропел Окуджава, что американцы не приехали...
— Власть натянет на себя все одеяло,— продолжает критический голос,— а это значит, что мы будет славить тех, кто засадил Pussy Riot, устроил "болотное дело", кто держит до сих пор за решеткой Ходорковского.
И я вот что думаю: надо будет властям всех этих людей выпустить под олимпийскую амнистию. Сочинской Олимпиаде будет легче!
Но критический голос говорит:
— Не поможет. Новая показуха! Зовут в гости геев наравне со всеми. Добро пожаловать! А сами закручивают гайки. Знаете, на что это похоже?
— На что?
— На 1936-й.
— Как?
— На берлинскую Олимпиаду! Там тоже на время Олимпиады приказали не преследовать евреев и гомосексуалистов, запретить антисемитские статьи!
— Но, знаете, нельзя все-таки сравнивать... Кто теперь Сталин и кто теперь Гитлер?
Да, Сочи тоже послужит нашей европеизации. А представьте себе, уклоняюсь я от политической темы, что подумают спортсмены и туристы, оказавшись в Сочи? Они скажут: нам говорили, что Россия — это холодильник. А Россия — это пальмы и бамбуковые заросли! Ривьера!
— Вот-вот,— раздается недовольный милый интеллигентный голос,— придумали тоже! Зимнюю Олимпиаду проводить в субтропиках! Совсем оборзели!
— Ну не совсем так,— говорю я,— все-таки там высокие горы, снежники. Мы когда ехали с семьей мэра по новой дороге, я подумал, глядя на сказочную осень с температурой в 25 градусов: едем из бабьего лета в бабью зиму...
— Значит, поддерживаете?
— Знаете, я десять лет назад написал автобиографию под названием "Хороший Сталин". Об отце, о своем сталинском детстве. Но никогда не думал, что мы станем государством хороших Сталиных, потому что иначе мы не научились управлять, даже в каждой семье отец — это хороший Сталин. Плохой Сталин — это 1937-й. А хороший — он радеет за народ, строит плотины, наказывает, но не в миллионных масштабах. И вот кто-то вроде такого хорошего Сталина взялся за сочинскую Олимпиаду и довел дело до конца.
— А сочинцы ездят на машинах, к багажнику которых приклеено: "Это моя земля, и идите вы все в ж...!"
— Ну да, я такое видел... Но, наверное, чухонцы тоже были недовольны строительством Петербурга.
— Так то чухонцы! А тут наши жители!
— Знаете что, иностранцы, которые долго живут в России, считают, что Россия должна пройти через этот период, прежде чем дойти до демократии.
— Оправдываете?
— Коммунисты называли нашу страну тюрьмой народов. Затем они сами сделали супертюрьму народов. Что-то тюремное в нас осталось. Мы, если не хотим компромиссов, должны валить отсюда или уходить во внутреннюю эмиграцию, которая и рождает русскую интеллигенцию. У нас не самый плохой режим, да, много гадости, но исторически не самый гадкий. Если мы пойдем в революцию, нас ожидает новая катастрофа...
— Так говорят все оппортунисты!
Вот такой замкнутый круг нашей замечательной истории России. Но я все-таки, при всех "но", выступаю за европейский Петербург. И понимая, что сегодняшняя власть решила создать свой шикарный Петербург в олимпийском Сочи, понимая, что это будет оправданием всем принятым законам в Думе (с их точки зрения), я говорю:
— Спасибо крепким сочинским строителям и хозяйственникам! Удачи спортсменам! Счастья болельщикам! Не сходите с ума, если мы победим, и не рвите на себе волосы, если проиграем. Это всего лишь игры. Только игры. Пусть даже Олимпийские.