Выставка авангард
Более 400 единиц живописи и графики из собраний России и Франции показывают на ретроспективе амазонки авангарда Натальи Гончаровой в Третьяковской галерее на Крымском Валу. Рассказывает ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
Есть множество поводов сходить на выставку Натальи Гончаровой. Первый, самый простой, подсказан рынком. По статистике торгов крупнейших аукционных домов Гончарова сейчас — самая дорогая художница в мире. Первое место принесли ей русские торги Sotheby`s в мае прошлого года. На них натюрморт с элементами крестьянского жанра под названием "Колокольчики" ушел за $4,6 млн. Это дало конкурентам из Christie`s право выставить на менее ярких во всех смыслах "Лесорубах" ценник $6-8 млн (картину показывали недавно на предаукционной выставке в Москве). Так что полотна Гончаровой попадают в число предметов роскоши, и Третьяковка в полной мере отвечает своему частому самоназванию сокровищницы.
Авангард, конечно, стоит дорого, кем бы ни была подписана работа, но в случае с Гончаровой огромную роль играет и то, что из шести обозначенных искусствоведом Джоном Боултом амазонок она самая доступная и декоративная. В Гончаровой счастливо соединились оба вектора напряженных поисков начала прошлого века. Она, безусловно, радикальна в разрыве с академической живописью и соцработниками из Товарищества передвижников. И одновременно консервативна в стремлении найти доисторические, скифские начала русского искусства. Кроме того, Гончарова училась на скульптора и хорошо понимала, как полотно может держать и стену, и целые интерьеры. Многие ее вещи выросли из ученических фризов — упражнений на античные темы, а персонажи, пусть и развернуты на плоскости, как того требовал футуризм, напоминают статуи. Даже в абстрактных работах Гончаровой земля и небо четко обозначены, законы гравитации действуют без изменений. В этом ее главное отличие от мужа, Михаила Ларионова, который много свободнее обращался с ракурсами и весом изображаемых объектов. Его хрестоматийный "Отдыхающий солдат" по сюжету лежит, а по факту — парит в невесомости, скрутившись как пружина для очередного прыжка в пространство.
Долго перечислять остальные поводы заглянуть на ретроспективу. Их несколько сотен. Они разные по колориту, размеру и стилю. Годы бури и натиска русского футуризма вдохновляли Гончарову почти исключительно на шедевры — от библейских сцен до упражнений в изобретенном Ларионовым лучизме. Почти все эти полотна отличают громоподобный цвет и уверенность линий, часто складывающихся в простую фигуру, внятную, как буква алфавита. С 1915 года они с Ларионовым поселились в Париже, и тут начинается самое интересное для зрителей — особенно тех, кому не хватало одних лишь ошеломительных "Испанок" в основной экспозиции на Крымском Валу. Гончарова, как и многие авангардисты в окружающей ее среде, вернулась к порядку, приглушила цвет и стала писать с оглядкой на импрессионистов. Главная неожиданность — "Весна. Белые испанки" 1932 года — громадное полотно, построенное на оттенках белого и телесного, где героини растворяются в цветении садов. Это высшая точка на пути Гончаровой к классике. Впрочем, до героической пропаганды в стиле Высокого Возрождения она все-таки не дошла, остановившись чуть раньше прерафаэлитов. А под конец жизни, уже в освобожденной Европе, Гончарова вспоминает битвы юности и пишет абстракции, впрочем, совсем не агрессивные и местами похожие на воспоминания о собственном "крестьянском цикле" сорокалетней давности, только вместо тружеников села — геометрические фигуры. Ей удалось не расплескать свой дар без остатка за две войны и небогатую жизнь в Париже. Не амазонка, а прямо-таки железная леди.