Фото: Фото ИТАР-ТАСС / Варвара Лозенко
Как возникла идея этой картины?
Идея сделать фильм самому, без участия крупных продюсеров и государства возникла просто потому, что хотелось работать и делать то, что хочется. Я несколько лет пытался запуститься с другим проектом, более дорогостоящим и масштабным, и когда это в очередной раз не получилось, я понял, что нужно действовать самому, партизанским способом. Нужна была только хорошая история, которую можно рассказать средствами, не требующими ни больших денег, ни масштабного производства. И это, на самом деле, самое сложное. Идея просто снять фильм на мобильный телефон сама по себе ничего не стоит. Далеко не всякую историю можно рассказать таким образом. А вот когда возникла история мамы и сына, которые отправляются за границу, а попадают черт знает во что, в другую какую-то историю, и этот сюжет оказалось не просто правильно, а необходимо снять на мобильник, то есть когда сюжет и метод слились воедино, тогда оставалось только открыться — и история рассказала себя сама.
«Другая история» — это финские людоеды, которые охотятся на русских туристов. И это, кстати, первая удачная, на мой взгляд, попытка адаптации жанра малобюджетного хоррора к российским реалиям. Когда самое скучное развлечение на свете — шопинг-тур — превращается в кровавое приключение.
Я старался, чтобы финские людоеды в фильме выглядели достаточно страшно, но вообще-то, конечно, это смешно — в силу своей абсурдности. Амазонские каннибалы — это не смешно, а вот финские... Но вообще-то «Шопинг-тур» — это очень личное произведение. Когда мне исполнилось 17 лет, у меня умер отец, и мама повезла меня в такое вот терапевтическое путешествие — ну как бы подальше от беды. Правда, мы ездили не в Финляндию и нас никто не ел. Для меня этот интимный смысл картины очень важен — неважно, что зрители его, скорее всего, не поймут. Мне кажется, это правильно: поверхность дурацкая такая, идиотская, страшная и смешная, а внутри, где-то глубоко, что-то очень личное бьется.
Это же на самом деле фильм о взрослении?
Безусловно. О превращении мальчика в мужчину.
Почему фильм 1,5 года шел к зрителю?
Для фильма, который стоил $70 тысяч, это совсем не такое уж длинное путешествие, это, можно сказать, хеппи-энд. Малобюджетные фильмы далеко не всегда попадают в прокат. А тем более такие странные. Мне самому до сих пор не верится...
Сколько будет выпущено копий?
Точно числа сказать не могу, но оно достаточно большое. Даже пугающе большое.
200? 300?
Больше!
Как думаете, прокатчика вдохновил успех фильма «Горько!»?
Я не видел фильм «Горько!» и мало что знаю о нем, кроме того, что это комедия. А «Шопинг-тур» все-таки в первую очередь фильм ужасов.
Но кроме того, что «Шопинг-тур» — это хоррор, это еще и первый российский фильм, снятый в жанре found footage, то есть целиком построенный на имитации любительской видеозаписи. А фильм «Горько!» — второй. Только в случае «Шопинг-тура» имитируется съемка на мобильный телефон, а в «Горько!» — свадебное видео.
Этого я не знал. Как вы правильно заметили, мой фильм был снят раньше, то есть я никак не мог предугадать успеха фильма «Горько!». Но я рад — и за авторов, и за прокатчиков, и за всех за нас. Мне кажется, любой коммерческий успех российского фильма, особенно если он стоил десятки тысяч, а не десятки миллионов, надо поддерживать.
Как вы считаете, почему жанр хоррора в России не приживается?
Прежде всего, потому что его не снимают. Чему приживаться-то? Чтобы он прижился, его нужно производить, причем в более или менее индустриальных масштабах. Никто не знает, что любит зритель. А главное — зритель сам не знает, что он любит. По крайней мере до поры до времени.
В том-то и дело, что зрители ужасов у нас есть, а предложение для них отсутствует.
Здесь, мне кажется, есть какие-то глубинные историко-культурные объяснения. Отчасти связаны они с тем, что у нас еще в советское время, а скорее всего, гораздо раньше, сложилось разделение культуры на массовую и элитарную. И все массовое считалось «низким» и «бездуховным». Вот «Шопинг-тур» купили для проката в Японии — там как раз нет никакого разделения культуры на высокую и низкую. Как мы знаем, вклад японцев в «высокое киноискусство» достаточно велик. Но японская культура состоит не только из Куросав, но еще и из анимационного порно и массы чего еще, что даже трудно себе представить,— и все это нормальные части одной культуры. Русская культура устроена по-другому, строго вертикально. У нас в принципе нет традиции возведения низких жанров в высокое качество. Но надо же когда-то начинать. Вот, попробуем...
К вопросу о низких жанрах. Правда ли, что вы имеете какое-то отношение к сериалу «Пепел», недавно с каким-то бешеным успехом прошедшему по ТВ?
Да, эту историю сочинили мы с моим другом и соавтором Всеволодом Лисовским по заказу телекомпании WeiT Media. Я подчеркиваю: не написали, а сочинили. Теперь создатели этого фильма в интервью говорят, что сюжет основан на реальных событиях и бандит по имени Пепел существовал в 40-е годы. Это полная чушь. Я подарил этому сериалу название и своего любимого персонажа по имени Пепел, которого сочинил в 1998 году в память о своем друге Сергее Добротворском, который больше всего на свете любил фильм «Пепел и алмаз». И когда он умер, я сочинил историю про бандита по имени Пепел. Та история не состоялась, но героя я подарил вот этому сериалу. Теперь жалею, конечно. Лисовский пришел ко мне с идеей — тогда она называлась «Маски» — про двух людей, кадрового офицера Красной армии и уголовника, которые в вагоне поезда меняются судьбами, начинают проживать жизни друг друга и так в них вживаются, что оказывается это и есть их подлинная судьба,— и мы написали заявку, потом разработали ее в развернутый сюжет — на ТВ это называется «посерийник».
Как же получилось, что вы даже не упомянуты в титрах?
Несмотря на наличие договора и всех документальных подтверждений того, что это придумано нами, ситуация сложилась таким вот образом. Неправильным, конечно, и несправедливым. Сам сценарий писали не мы, он написан писателем Багировым, но, безусловно, по нашей авторской идее, на основе наших сценарных планов и разработок. Таковы замысловатые пути российского продюсирования. По-своему это хороший пример того, от чего я бежал, снимая «Шопинг-тур».
В киноиндустрии все чаще говорят о том, что за малобюджетным кино будущее, особенно в условиях усиливающегося контроля государства над кинематографом. Ваш опыт можно назвать позитивным — в том смысле, что потраченные $70 тысяч на производство даже в ограниченном российском прокате вернуть можно. А в целом — как вы оцениваете перспективы малобюджетного кино в России?
Это все равно что спросить, как вы оцениваете перспективы свободы. Положительно оцениваю. За совсем маленькие деньги снимать тяжело, но за гигантские — просто не нужно. Это даже в Голливуде начинают понимать. Что касается России, то чем сильнее будет становиться давление власти, тем сильнее будет партизанское движение в культуре. Так что мы с нашими страхами и реалиями цензуры, контроля, репрессий и т. д. в каком-то смысле находимся даже в привилегированном положении — нас как будто подталкивают к независимости. «Их» на Западе подталкивает экономика, а нас — еще и идеология.
В прокате с 28 ноября