«У операторов однозначно усилится ответственность перед клиентами»

В России с воскресенья отменено «мобильное рабство»: любой абонент может уйти к другому оператору, сохранив свой номер. «Большая тройка» на протяжении многих лет пыталась этому воспрепятствовать, не желая терять клиентов. В интервью “Ъ” гендиректор «МегаФона», второго по величине сотового оператора, ИВАН ТАВРИН предсказал, что реальный спрос на эту услугу будет ниже, чем заявляют сами абоненты, объяснил, почему компания начала борьбу с массовыми SMS-рассылками, и высказал свою позицию по поводу обеспечения связью небольших населенных пунктов.

— 1 декабря в России начал работать, хотя и не в полной мере, принцип MNP (Mobile Number Portability — возможность сохранять номер при смене мобильного оператора). Как, по вашему мнению, изменится российский сотовый рынок и изменится ли вообще?

— «МегаФон» начал оказывать услугу переносимости мобильных номеров 1 декабря. Перед запуском MNP мы провели все необходимые изменения на нашей сети и теперь можем как принимать, так и отпускать абонентов. Однако качество услуг, которые будут доступны абоненту с перенесенным номером, зависит не только от крупных федеральных операторов, но и региональных, многие из которых пока к переходам не готовы. Кроме того, декабрь — это период новогодних праздников, когда многие люди путешествуют и пользуются услугами в роуминге, а нагрузка на сеть многократно увеличивается. И здесь мы благодарны правительству за то, что оно пошло нам навстречу. Сейчас у операторов в запасе есть 135 дней, чтобы отладить взаимодействие и устранить технические проблемы. Такой срок содержится в постановлении правительства. На практике это означает, что абонент может прийти к нам в салон связи и написать заявление о переносе номера уже сейчас, но переключения мы будем производить начиная с 9 января и позже.

О том, как изменится рынок, я не берусь делать прогнозы. Могу лишь сказать, что у операторов однозначно усилится ответственность как перед клиентами, так и внутри компании. Мы понимаем, что если раньше люди могли не менять SIM-карту, потому что привыкли к номеру, использовали его по 10–15 лет, то сейчас они свободны в своем выборе. Это хорошо. Когда есть ответственность, участники рынка мобилизуются.

— Ваши коллеги из других компаний говорили, что во многом спрос на MNP будет зависеть от того, будут ли эту услугу рекламировать сотовые компании. Вы согласны с этим? Будете ли продвигать MNP саму по себе?

— На мой взгляд, специально рекламировать эту услугу, пожалуй, не стоит. Услуга уже достаточно широко известна: об этом говорят на протяжении последних полутора лет со страниц всех газет и телевизионных экранов. Информация для клиентов доступна во всех наших салонах связи. Так что в своей рекламе в ближайшие месяцы мы сосредоточимся на других услугах, предложениях и на том, что интереснее для людей.

— Раньше операторы говорили, что услуга MNP не будет востребована абонентами. Вы согласны?

— Существует целый сегмент так называемых price-seekers, то есть тех, кому важна стоимость услуг, а номер не так важен. Эти абоненты всегда меняли и меняют оператора без оглядки на цифры номера — в этом смысле они несентиментальны. Потенциальными же пользователями услуги MNP, на наш взгляд, являются люди, у которых существует так называемая «усталость от оператора», услугами которого они пользуются на протяжении многих лет. У кого-то это справедливая усталость, у кого-то — эмоциональная. Наши исследования и исследования, которые мы видели, говорят о том, что желающих поменять номер гораздо больше, чем тех, кто действительно будет это делать. Надо понимать, что у абонента будет возможность вновь перенести свой номер к другому оператору только спустя 70 дней, поэтому постоянного, ежедневного движения от оператора к оператору не будет.

— Недавно «МегаФон» заблокировал SMS с коротких номеров, которые приходят от компаний, с которыми у вас нет прямого договора. С чем это связано?

— Наша позиция по поводу борьбы с SMS-спамом проста. Абоненты должны иметь возможность отказаться от несанкционированной рассылки и знать, кто им отправляет сообщения. Между тем сложилась ситуация, когда наши клиенты получают миллионы спам-сообщений, а мы при этом ограничены в праве их блокировать. Это неправильно, ведь речь идет либо о тех рассылках, которые наши абоненты не хотят получать, либо о тех, где мы не располагаем сведениями о согласии абонентов. И в том и в другом случае мы как оператор несем ответственность. Мы хотели бы видеть более упорядоченный рынок, поэтому однозначно приветствуем законопроект сенатора Руслана Гаттарова, который закрепляет правила распространения SMS-рассылок рекламного и информационного характера. Более того, мы считаем, что здесь у нас есть общая цель с антимонопольными органами, которые призваны регулировать рынок рассылок. Мы хотим, чтобы этот рынок был прозрачным и сотовые операторы могли защищать своих абонентов. Для этого нам необходимы прямые договоры с организациями, осуществляющими рассылки. Технологически мы не ограничиваем контрагентов: присоединение возможно как по прямому договору, так и к лицу, имеющему такой договор с оператором.

С другой стороны, там, где не существует законодательно закрепленных правил, возникает поле для мошенничества и реализации непрозрачных схем. Например, нужно задуматься над тем, насколько законен факт передачи некоторыми банками сведений об операциях по картам, то есть банковской тайны своих клиентов, третьим лицам, не являющимся операторами связи.

— Но методы борьбы с SMS-спамом уже вызвали вопросы Федеральной антимонопольной службы.

— Мы взаимодействуем с антимонопольной службой, отвечаем на их запросы. При проведении работ по ограничению спама мы руководствовались действующим законодательством. Необходимость борьбы со спамом подтверждена цифрами и жалобами наших абонентов. Объем российского рынка спам-рассылок стремительно растет. Клиенты «МегаФона» вынужденно получали около 2 млрд спам-сообщений в месяц с буквенно-символьных и коротких номеров, что почти в 1 тыс. раз больше, чем два года назад. То есть эти цифры росли в геометрической прогрессии. С помощью массовых рассылок абонентам не только приходил спам, но и реализовывались мошеннические схемы. Такая ситуация требовала вмешательства, так как именно оператор должен и способен контролировать рассылки на своей сети.

Под такую блокировку попала и часть сообщений от банков. Здесь необходимо отметить, что используемая банковскими структурами схема зачастую порождала жалобы от наших абонентов, поскольку они получали через третьих лиц не только сведения об операциях, но и несанкционированную рекламу. Более того, используемый ранее способ рассылок был почвой для мошеннических схем, ведь сообщения могли быть отправлены с указанием любого номера отправителя. Пример недобросовестного использования рассылок — ситуация с банком «Возрождение», когда его клиентам была сделана SMS-рассылка с ложной информацией об отзыве лицензии, а на следующий день люди в панике выстроились в очередь, чтобы снять деньги со счетов.

— Есть ли бизнес в банковских SMS-рассылках?

— Конечно. На информировании клиентов банкиры создают бизнес и берут с клиента за это деньги, что абсолютно нормально и правильно. Все клиенты, включая нас с вами, платят банку за SMS-обслуживание. Доходность такой услуги может превышать ее себестоимость в десятки раз. В случае же возникновения каких-либо сложностей и сотрудники банков, и наши абоненты обращаются в первую очередь к нам как оператору связи. Нам, в свою очередь, сложно им чем-либо помочь, ведь никаких договоров с банками, кроме Сбербанка, у нас до недавнего времени не было, они пользовались услугами посредников.

— Получается, операторы, борясь с SMS-спамом, отстаивают не только интересы абонентов, но и свои?

— Для нас борьба с SMS-спамом состоит из двух частей. Первое — это наша ответственность, в том числе моральная и юридическая, перед нашими абонентами. Мы понимаем, что они выразили свое согласие на получение информации, а мы, в свою очередь, должны предоставить им возможность отказаться от той или иной рассылки. Второе — это, безусловно, бизнес. То, что мы как компания, инвестирующая в развитие сетей передачи данных и построение инфраструктуры, позволяющей абонентам контролировать поступающие сообщения, зачастую не имели договоров с лицами, осуществляющими рассылки и нарушающими при этом законодательство, абсолютно неправильно. Мы хотим, чтобы рынок мобильной рекламы и мобильного информирования был полностью прозрачным и цивилизованным.

— Как вы считаете, нужны ли в этой цепочке агрегаторы?

— Когда мы только начали обсуждать эту проблему, у меня было ощущение, что контент-агрегаторы — лишняя часть этой цепочки. Но когда мы стали глубже вникать в эту тему, я провел несколько встреч с руководителями крупных банков и понял, что агрегаторы для многих из них являются ценным партнером, осуществляющим техническую возможность выгрузки данных для дальнейшей отправки их оператором мобильной связи. Мы считаем, что наличие прямого договора между банком и мобильным оператором принесет банку больше выгоды и снизит его риски при информировании своего клиента. Агрегаторы могут также выступать агентами банков по заключению соответствующих договоров и привлечению клиентов.

— Какой процент выручки вы бы хотели брать?

— Мы не хотим делить ничью выручку и не намерены взымать с банков и любых других компаний сумм больших, чем стоимость оказанных нами услуг.

— Насколько верно утверждение, что сотовые операторы, в том числе «МегаФон», повысили в пять–десять раз стоимость SMS-уведомлений?

— Стоимость наших услуг по рассылкам не изменилась. С ноября мы предлагаем новую услугу с новыми возможностями для клиентов, которая, в отличие от старой, предусматривает лучшие технологические характеристики и вводит обязательные требования к лицам, осуществляющим рассылки. Сравнивать эти услуги не вполне корректно.

Вполне возможно, что для банков, плативших контрагентам за то, чтобы в обход закона использовать наших абонентов и сеть, цена действительно вырастет в несколько раз. Это объясняется тем, что ранее некоторые участники рынка использовали несовершенство техники мобильных операторов, не неся при этом издержек, которые неизбежно возникают при соблюдении законодательства. Это позволяло им устанавливать демпинговые цены на их услуги. При этом надо понимать, что банки, и другие организации берут за эту услугу с людей в среднем около 100 руб., но при этом тратят на рассылки SMS-оповещений суммы в десятки раз меньшие.

— Как идет процесс подписания прямых договоров с банками?

— С одной стороны, мы понимаем стремление банков увеличивать доходы при минимальных затратах. Но, с другой стороны, все прекрасно понимают, что прямые договоры — это единственно возможный путь, поэтому процесс подписания идет, пусть и достаточно медленно.

— В какой стадии находится идея создания собственного банка?

— Мы в стадии поиска партнера. Интеграция услуг мобильной связи и банков имеет огромный потенциал. Сегодня мобильный телефон есть у каждого, и это, пожалуй, самое удобное средство для банковских операций. В свою очередь, мы как оператор мобильной связи обладаем уникальной базой данных десятков миллионов абонентов. Уже сегодня на основе нашей системы анализа этой информации можно находить решения об оптимальных финансовых продуктах и услугах для разных категорий клиентов. Но банковский бизнес непростой, и для нас, конечно, не является профильным. Поэтому мы склоняемся к тому, что лучшим решением по его развитию будет партнерство с банком, который будет готов вложить в такой проект не только свои средства, но и опыт, знания и репутацию.

— Прошло два года с тех пор, как компания снизила цены на роуминг в Европе. Оправдала ли себя эта мера?

— Это было правильное решение: тот факт, что именно у нас самая привлекательная цена на роуминг, прочно закрепился в сознании потребителей. В то же время при принятии таких решений мы внимательно смотрим, как они влияют и на эффективность этого сегмента нашего бизнеса.

— Одна из основных инициатив Минкомсвязи — решение вопроса цифрового неравенства. Есть разные подходы: последнее, что обсуждается, что при получении новых частот, продлении разрешения на старые или внесении изменений в условия их использования на операторов будут возлагаться обременения по охвату небольших населенных пунктов. Для частот ниже 1 ГГц — это требование построить сети во всех населенных пунктах с 1 тыс. и более жителей, для 1–2 ГГц — 2 тыс. и более жителей, а выше 2 ГГц — 10 тыс. и более. Готовы ли вы охватить сетями такие населенные пункты?

— Сама инициатива правительства по сокращению цифрового неравенства правильная, и то, что обязанность строительства сетей хотят возложить на операторов,— в целом достаточно логичный шаг. Однако все зависит от деталей: с помощью какой технологии покрывать и с какой скоростью? Можно, к примеру, ввести требование, чтобы скорость в отдаленных районах была выше 10 Мбит/с, но ведь такой скорости сейчас нет и в столице. В результате переговоров с министерством и разными государственными органами мы взяли на себя дополнительное обязательство покрыть населенные пункты с числом жителей 10 тыс. и более. Вообще, компании сами тянутся туда, где связь нужна людям. Для нас это новые абоненты, новая выручка. Другое дело — это само участие государства в этом проекте. Если вы посмотрите на карту, в европейской части страны можно покрыть все что угодно. Но если взять, допустим, Якутию, то там обеспечить современной связью крупный город стоит гораздо больших денег, поскольку нужно задействовать спутники, так как проложить ВОЛС (волоконно-оптические линии связи.— “Ъ”) в тех климатических условиях часто не представляется возможным. Помимо этого, могут быть какие-то другие региональные модели. Поэтому ключевым, конечно, является не размер населенных пунктов, а совместное участие государства и бизнеса в решении этой задачи.

— Нужно ли будет «МегаФону» в ближайшее время продлевать решения Государственной комиссии по радиочастотам (ГКРЧ) на выделение частот и соответствующие лицензии?

— У компании множество решений ГКРЧ и лицензий, которые периодически надо продлевать. Насколько я помню, нам необходимо будет продлить лицензии на сети 2G GSM-900/1800 в 2015 и 2016 годах.

— То есть довольно скоро вы можете столкнуться с обременениями?

— Мы выполним все условия лицензий. Что касается возможных сроков, то если регулятор примет решение вносить новые требования в переоформляемые лицензии, то мы действительно столкнемся с обременениями с 2015 года.

— Как идет процесс конверсии частот, право осуществлять который компания выиграла на конкурсе в 2012 году? Насколько мы понимаем, сейчас обсуждается вариант, при котором операторы не будут оплачивать полную замену оборудования военных?

— Быстро сделать конверсию в диапазоне 800 МГц не получится, потому что процесс перевооружения достаточно длителен и затрагивает существенное количество специального оборудования, причем исключительно российского. У Министерства обороны по понятным причинам есть множество ограничений по условиям применения их радиоэлектронных средств. Поэтому просто очистить этот диапазон, не решив массу связанных с этим проблем, операторы не смогут. Мы изучаем и тестируем вручную возможности, повышаем и снижаем мощность в передатчиках, чтобы совмещать работу нашей сети с системами военных.

Если говорить о том, где сети LTE будут работать с наименьшими ограничениями, то это диапазон 2500–2690 МГц и диапазон 1800 МГц, если в последнем будет введена технейтральность. «МегаФон», на наш взгляд, поступил правильно, купив компании «Скартел» и «Йота», обладающие значимым частотным ресурсом, а также абонентской базой 4G.

— Когда вы объявляли об этой сделке, вы говорили о возможности сэкономить на строительстве сети за счет объединения частот «МегаФона» и «Скартела». Появились ли оценки, о какой сумме идет речь?

— Мы делаем эти оценки внутри компании и пока не раскрываем их. Но обычная логика подсказывает, что строить и интегрировать существующую сеть более эффективно, чем разворачивать что-то с нуля. В первую очередь это позволяет нам экономить время. Здесь мы благодарны акционерам компании Garsdale, у которой приобретали «Скартел», что более года они несли капитальные затраты на строительство сети, тогда как мы могли уже начинать оказывать услугу, рекламировать ее. Мы видим четвертое поколение как следующий этап в развитии передачи данных. Это качественно другая связь, другая скорость. Некоторые услуги, например видео, будут работать на четвертом поколении гораздо быстрее, чем на втором и третьем.

— Когда абонентам «Йоты» станут доступны голосовые услуги? Как их будут оказывать?

— Пока мы не утвердили окончательный план того, что будет происходить с «Йотой». Одно могу точно сказать: бренд «Йота» остается.

— Почему?

— «Йота» — очень сильный бренд. В глазах потребителей он хорошо ассоциируется с инновациями, с чем-то передовым. Я даже слышал мнение, что на «Йоте» четвертое поколение работает лучше, чем на «МегаФоне», хотя на самом деле это одна и та же сеть.

— Почему компания Yota Devices, занимающаяся разработкой устройств 4G, не вошла в вашу сделку по покупке «Скартела» и «Йоты»?

— Это совсем другой бизнес. Разработка и производство телефонов, терминального оборудования совсем не относятся к компетенции операторов связи.

— Но вы сотрудничаете с этой компанией?

— Конечно. Мы уже продаем в своей рознице Wi-Fi-роутер от Yota Devices с поддержкой сети 4G. В среду я посмотрел презентацию Yotaphone — это очень интересный гаджет, возможно, он появится в нашей рознице.

— Есть ли у вас какие-то преференции по сравнению с другими операторами в связи с тем, что компании были когда-то родственными?

— Нет.

— Вы уже почти год являетесь совладельцем «Евросети». 25% — напрямую у вас, еще 25% — у вашего акционера. Довольны инвестицией?

— Приобретение доли в «Евросети» — логичный и правильный ход. Мы получаем стабильную выручку и гарантированных абонентов через этот канал продаж.

— Вас устраивает существующая структура акционеров в «Евросети», когда ни у кого нет контролирующей доли?

— Мне кажется, контролировать свои каналы продаж, имея 51% или 75%, совсем необязательно. Нам вполне достаточно той доли, которая есть. Более того, если компания «Евросеть» будет рассматривать публичное размещение акций, у нас появится возможность частично монетизировать наши вложения. Мы сделаем это с большим удовольствием.

— Насколько IPO — актуальная тема для «Евросети»? Чего не хватает, чтобы компания приняла такое решение?

— «Евросеть» фактически уже готова к IPO. Так что размещение обязательно произойдет, когда сложится адекватная конъюнктура на рынке и будет соответствующее решение со стороны акционеров.

— Компания МТС обсуждала с вами возможность получения доли в «Евросети»?

— Мы не получали официальных предложений от МТС.

— Если бы оно поступило, рассматривали бы?

— Мы всегда предельно внимательно рассматриваем предложения от крупных игроков.

— Есть ли решение в отношении сотрудничества со «Связным»? «МегаФон» ведь рассматривал возможность уйти из «Связного». Это уже сделал «Вымпелком», правда, недавно вернулся.

— Мы не прекращали продажи наших контрактов в «Связном». Однако сейчас нам не нужно их столько, сколько было нужно, например, в прошлом году, и в том числе потому что мы инвестировали в собственный ритейл и «Евросеть».

— Некоторое время назад компания «Центр идентификации» предложила «большой четверке» создать национального оператора мобильной подписи. Будет ли «МегаФон» участвовать в проекте, на каких условиях?

— В данном случае создание единого центра мобильной подписи для всех операторов было бы хорошим проектом, где мы могли бы не конкурировать, а, наоборот, предложить удобное и интересное решение для наших абонентов, которое было бы понятно для регулирующих органов. Но в телекоме очень высокая конкуренция, поэтому все операторы, скорее всего, сами будут развивать свои решения. У нас решение электронной подписи есть в компании «Йота». Имея этот успешный опыт и протестировав новую для нас технологию электронной подписи на SIM-карте с российской криптографией на нашей сети, мы готовимся запустить услуги «мобильной подписи» в «МегаФоне».

— Получается, никаких масштабных совместных проектов между операторами «большой тройки» или «четверки» быть не может?

— У нас могут быть локальные инфраструктурные проекты. Собственно, они есть. Например, это крупный проект в районе Охотского моря. В целом у нас стало больше инфраструктурного обмена, в рамках которого мы размещаем свое оборудование на башнях конкурентов, а они ставят свое на наши башни. Однако каких-то глобальных проектов, изменяющих ДНК компании, пока нет.

— «Центр идентификации» — близкая к вам компания: ее владельцем является бывший акционер Garsdale — Telconet Сергея Адоньева и Альберта Авдоляна. Это повлияло на ваш интерес к проекту?

— Нет. Если я правильно помню это предложение, оно направлялось всем операторам, им предлагалось войти в него c равными долями.

— Изменилась ли ваша стратегия в отношении фиксированного бизнеса? Некоторое время назад компания говорила, что не намерена объединять его с мобильным?

— Мы не будем этого делать. NetByNet остается только дочерней компанией. Более того, на ее базе мы объединяем небольшие фиксированные компании на Северо-Западе, на Юге, в Поволжье. Конечно, мы открыты к изменениям. Во всем мире крупные мобильные операторы покупают фиксированные компании, все говорят о так называемом FMC — Fixed-Mobile Convergence. Эта конвергенция имеет некий логический смысл: человеку проще оплачивать единый счет мобильной и фиксированной связи. Но она не всегда работает. Часто, наоборот, люди с большим удовольствием оплачивают фиксированный счет отдельно от мобильного, понимая, что это две разные услуги. Плюс ко всему фиксированные активы, как правило, стоят дороже, чем мобильные. Ну а мы не готовы покупать крупные активы по цене десяти EBITDA, когда сами торгуемся по шести. Это прямое размывание доли для наших акционеров.

— Но у вас есть желание наращивать фиксированный бизнес?

— В крупных городах — да. Мы готовы смотреть на это точечно, но массово по всей стране — пока нет.

— Органический рост планируете?

— Я не верю в органический рост фиксированного бизнеса. Жители вряд ли испытывают большую охоту пускать к себе в квартиру дядю с отверткой и дрелью, который опять будет сверлить стену, переключать провод. В подъездах итак уже стоит по три-четыре коробки разных операторов. Ведь услуга та же самая. Скажем, раньше, когда у всех стоял ADSL, а тебе проводили реальный ШПД, было понятно, зачем это нужно. Но зачем менять услугу на точно такую же, притом что цены примерно одинаковые?

— Но при этом западные мобильные операторы говорят о необходимости развивать фиксированный бизнес. Они считают, что иначе мобильная сеть «ляжет», ведь трафик передачи данных растет быстрее, чем операторы модернизируют сети.

— Есть такая теория. Действительно, ряд операторов считают правильным приземлять трафик на фиксированные сети. Но приоритеты развития — это личный выбор каждой компании. Можно вкладывать средства в фиксированные сети, а можно — в мобильные, как это сделали мы, инвестировав в развитие частот.

— Недавно вы предлагали конкурентам расширить соглашение о роуминге в Краснодарском крае, во время Олимпийских игр включить в него также услуги передачи данных. Что вам ответили?

— Мы продолжаем переговоры. На сегодняшний день государство хочет, чтобы во время зимних Олимпийских игр услуга передачи данных во внутрисетевом роуминге работала у всех операторов. Мы, в свою очередь, готовы к диалогу с операторами. В начале года, когда мы заключали контракты на роуминг голосовых соединений, наши конкуренты не высказывали такого желания. Сейчас оно появилось, и я думаю, мы решим этот вопрос.

— Есть ли какой-то дедлайн, срок, к которому нужно договориться, иначе будет поздно?

— Мы рассчитываем, что совместное решение будет принято до конца этого года.

— МТС пытается передвинуть эмбарго на строительство сетей 4G в Краснодарском крае на 2014 год с 2016 года (до этого срока «МегаФон» и «Ростелеком» как партнеры Олимпийских игр единственные имеют право строить такие сети в регионе). Как отсутствие эксклюзивности повлияет на окупаемость сетей?

— Дело не в сроке окупаемости сети. В тот момент, когда «МегаФон» и «Ростелеком» принимали решение об участии в конкурсе на поддержку Олимпийских игр, и после того, как мы выиграли его, государство в виде решения ГКРЧ и публичной позиции оргкомитета «Сочи-2014» поддержали эксклюзивное использование частот. Мы и «Ростелеком» выполнили все обязательства согласно нашей договоренности. Государство также должно выполнить свои, для нас это принципиально.

— Видите ли вы угрозу в создании совместного предприятия между Tele2 и «Ростелекомом», четвертого федерального оператора?

— У меня нет информации о деталях этой сделки. Судя по информации в прессе, обсуждается создание нового игрока, но каким бы он ни стал, мы с ним и так конкурируем практически на всех рынках, кроме Москвы: либо с Tele2, либо с «Ростелекомом», либо и с тем, и с другим. Что касается возможного объединения, основной сложностью процесса будет не столько рыночное предложение, которое они сделают абонентам, сколько интеграция активов: сетей, биллинговых систем, управленческих команд и так далее. Думаю, ближайшие 12 месяцев после сделки усилия менеджмента будут сконцентрированы именно на этом.

— Но, скорее всего, новый игрок будет дискаунтером. «МегаФон» это не пугает? В России и так цены на связь относительно невысокие.

— Согласен с вами. Наши цены достаточно низкие. В месяц средний абонент тратит на мобильную связь около 300 руб.— это по стоимости сравнимо с обедом в McDonald`s. В России, с одной стороны, очень развиты сотовые сети, качество покрытия и передачи данных весьма высоко, даже в сравнении с крупными мировыми столицами Нью-Йорком, Лондоном. С другой стороны, цена связи на этих сетях у нас, мягко говоря, ниже западной, и мне не кажется, что операторы должны привлекать абонентов только ценой. Куда важнее качество связи, покрытие, скорость мобильного интернета и, конечно, клиентский опыт, уровень сервиса.

— Что изменилось в компании после выхода на биржу?

— Каких-либо радикальных изменений не произошло. До выхода на биржу у нас была абсолютно прозрачная компания. Наша отчетность соответствовала международным стандартам, акционеры, аналитики и инвесторы имели к ней полный доступ уже тогда.

Не скрою, поначалу у меня имелись некоторые опасения, связанные с тем, что зачастую, когда компании выходят на биржу, сотрудники начинают больше думать о курсе акций и их стоимости, а не о своих показателях. К счастью, с «МегаФоном» этого не произошло. За прошедший год на наших совещаниях и встречах менеджмента вопросы о курсе акций обсуждались значительно реже, чем наши финансовые показатели, доля на рынке, уровень сервиса и качества, новые интересные проекты.

— Упрощение структуры акционеров перед IPO сделало управление компанией более простым?

— Безусловно. Изменение акционерной структуры за полгода до размещения фактически сделало возможным само IPO. Сейчас наш основной контролирующий акционер — это группа USM, также крупная доля принадлежит шведско-финской TeliaSonera. Кроме того, достаточно существенной долей обладают и рыночные инвесторы. Всех наших акционеров объединяет общая цель — рост компании. В 2012 году мы приняли новую стратегию развития, которую коротко можно назвать «стратегией эффективного роста». Безусловно, мы по-прежнему стремимся к лидерству на рынке телекоммуникаций, однако достигать его мы намерены не стихийным наращиванием количества подключений любой ценой, а привлечением качественных клиентов, лояльность которых будет достигаться за счет высокого уровня сервиса. Мы хотим расти, одновременно оставаясь эффективными и по расходам, и по способу привлечения доходов, и по капитальным вложениям в бизнес.

— Правда ли, что «МегаФон» планирует получить листинг одной из американских бирж?

— В настоящий момент у нас нет бумаг, которые можно было бы размещать на зарубежных, в том числе американских, биржах, как нет и акционеров, которые хотели бы продать их там.

— Но гипотетически вы могли бы рассмотреть NYSE или NASDAQ? Например, недавно «Вымпелком» как раз перешел с первой биржи на вторую.

— В отличие от «Вымпелкома», у которого есть международный бизнес, «МегаФон» — это на 99% российская компания, поэтому мы больше были бы заинтересованы в увеличении объема торгов на российской площадке.

— В какой стадии находятся переговоры о продаже вашего совместного с Алишером Усмановым холдинга ЮТВ (телеканалы «Ю», Disney, «Муз-ТВ») и с кем они ведутся?

— Акционеры ЮТВ в этом году, действительно, решили посмотреть на возможности, которые нам может предоставить рынок как по монетизации, полной или частичной продажи наших активов, так и, наоборот, укрупнению и возможному слиянию. У нас есть несколько опций, мы увидели интерес со стороны достаточно большого количества игроков рынка. Сейчас мы в процессе переговоров с потенциальными партнерами.

— Их имена можете назвать?

— Нет.

— Сумма $1 млрд, в которую, по данным наших источников, вы оцениваете ЮТВ, близка к истине?

— Нет. Существенно ниже.

Интервью взяли Анна Балашова и Владимир Лавицкий