Уходящий год был одним из самых трудных для отношений Москвы и Вашингтона. Посол США в РФ МАЙКЛ МАКФОЛ рассказал корреспонденту “Ъ” ЕЛЕНЕ ЧЕРНЕНКО о внешнеполитических приоритетах Америки на будущий год и прокомментировал слухи о своей отставке.
Как человек, который непосредственно участвует в переговорах с российскими официальными лицами, Майкл Макфол признал: они были "очень напряженными и эмоциональными"
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ / купить фото
— Вначале — о реакции США на освобождение Михаила Ходорковского. Сложилось ощущение, что США отреагировали более сдержанно, чем страны ЕС. Так ли это?
— Нет, у меня нет такого ощущения. А я был первым представителем администрации США, кто отреагировал на это событие. Мы приветствуем освобождение. Мы обсуждали эту тему с высокопоставленными представителями властей РФ на протяжении многих лет. И я полагаю, что такие беседы велись еще до того, как президентом стал Барак Обама. Так что я думаю, наша реакция была такой же.
На самом деле мы советовались на этот счет и с нашими коллегами из ЕС. Их заявление было первым, они нас чуть опередили — но у них и нет такой разницы во времени. Но я сразу отреагировал в Twitter, и мои слова не отличались от заявлений представителей стран ЕС. Мы горячо приветствовали это событие — по многим причинам.
— То есть не только канцлер ФРГ Ангела Меркель постоянно ставила этот вопрос перед Москвой?
— Нет. Я не хочу говорить от имени других лидеров, но полагаю, что все они разделяли озабоченность относительно самой сути судебного процесса и вердикта — как первого, так и второго. У нас была общая точка зрения на сей счет.
— Если подводить итоги года для России и США: когда Барак Обама переизбрался, выиграв у Митта Ромни, который запомнился рядом жестких антироссийских заявлений, многие сочли это хорошим знаком для отношений Москвы и Вашингтона. Прошел год, а отношения на самом низком уровне за долгий период. Почему?
— Когда-нибудь у меня будет больше времени, чтобы, как раньше, когда я занимался преподавательской деятельностью, сесть и спокойно обдумать взлеты и падения в наших отношениях. Но как представитель администрации я бы назвал их смешанными. Безусловно, нам пришлось иметь дело с рядом сложных вопросов в российско-американских отношениях — не только за год, а за последние годы. Прежде всего это касается наших разногласий по Сирии. Во-вторых, речь идет о некоторых событиях, которые произошли в России: в частности, закрытие USAID, запрет на усыновление российских детей американцами. Это очень сложные вопросы. Сюда бы я отнес и ограничения в отношении гражданского общества в России — наша реакция на эти нововведения создала напряженность в отношениях с российскими властями. Как человек, который непосредственно участвует в переговорах с российскими официальными лицами, могу сказать, что они были очень напряженными и эмоциональными. Иными словами, проблемы есть, и я не собираюсь их отметать.
Но параллельно мы видели непрерывность сотрудничества по некоторым из самых важных, с нашей точки зрения, стратегических вопросов. Пусть представители РФ скажут, что важно дня них, но для нас это, в частности, сотрудничество по Афганистану. Северная распределительная сеть (доставка грузов в Афганистан и из него.— “Ъ”) работает — это крайне важно. Взаимодействие по Северной Корее — результаты пока незначительные, но наше сотрудничество очень тесное. Новый договор о СНВ — его реализация продолжается, инспекции проводятся на регулярной основе, все договоренности исполняются. Иран — мы взаимодействовали в период вовлечения Тегерана в сотрудничество (с МАГАТЭ.— “Ъ”) и при наложении на него санкций Совбеза ООН.
— Но когда США позже приняли ряд дополнительных односторонних санкций, Россия раскритиковала это решение.
— Да, но резолюция СБ ООН 1929 была основополагающей, с нашей точки зрения. Именно она создала то давление на иранские власти, которое позволило добиться недавнего прорыва (ноябрьских женевских договоренностей.— “Ъ”). Пусть это временное соглашение, но оно имеет большое значение. То есть да, у нас были разногласия по поводу американских санкций, но, несмотря все на противоречия, сотрудничество продолжалось. Более того, скажу так: российско-американское сотрудничество было ключевым для того, чтобы добиться достигнутых договоренностей по иранскому вопросу.
Ну и, конечно, нельзя забывать сложнейшие договоренности по Сирии, которые сейчас реализуются. Уничтожение химического оружия идет полным ходом. В выработке договоренностей участвовали и другие актеры, но в центре всего было взаимодействие России и США. Это очень позитивный момент: мы полагаем, что реализация этих договоренностей сделает Ближний Восток более безопасным, а с ним — и весь мир.
На этом фоне еще две важные темы порой не получают должного внимания. Мы продолжаем наращивать сотрудничество в сфере торговли и инвестиций. Оно пока не столь динамично, как нам бы того хотелось, но оно не прерывалось на фоне наших разногласий по поводу усыновления или Эдварда Сноудена. Оно продолжается. Я неоднократно встречался в России с американскими бизнесменами и инвесторами, и, по их ощущению, это был очень хороший год.
— А как же запрет на ввоз в Россию мяса из США?
— Это большая проблема для нас. Мы потеряли $500 – 600 млн(исправлено 26 декабря по просьбе посольства США – ранее озвученная цифра в $5-6 млрд. относилась ко всем видам мяса, включая птицу — Ъ).
— За год?
— Примерно с того момента, как запрет вступил в силу. В любом случае потери велики. И запрет продолжает действовать. Но мы и я лично прилагали и будем прилагать все усилия, чтобы он был снят. Но представители других видов бизнеса вполне довольны. И потом даже в гуманитарной сфере, несмотря на выдворение USAID и разногласия вокруг закона об иностранных агентах, сотрудничество продолжается. Идут обмены, культурные, спортивные и даже на уровне представителей гражданского общества. Они не такие активные, но идут. Иными словами, наши отношения комплексные — есть раздражители, но есть и непрерывное сотрудничество.
— Создается впечатление, что развивается прежде всего сотрудничество по острым международным вопросам, а двусторонние отношения буксуют…
— На самом деле мы не делаем столь жестких разграничений между международным взаимодействием и двусторонним сотрудничеством. Мы соотносим их с национальными интересами США. Нам неважно просто развивать двусторонние отношения с теми или иными странами. У нас есть около пяти-шести приоритетов. И мы сопоставляем наши отношения с другими странами и вообще нашу внешнюю политику с тем, как идет работа по этим приоритетным вопросам. Одним из приоритетов является нераспространение оружия массового уничтожения, и в этом вопросе взаимодействие с Россией имеет ключевое значение. Другим же приоритетом является расширение рынков — здесь Россия играет роль, но не столь важную. То есть рассматриваем отношения с другими странами через призму наших интересов в области безопасности и экономики. Я понимаю, что это нестандартный подход. Но, если вы посмотрите на речь президента Обамы в Москве в июле 2009 года, вы поймете, что именно об этом он и говорил. А поэтому с точки зрения национальных интересов США наши отношения с Россией развиваются весьма неплохо.
— Что вы ожидаете в этом смысле от следующего года? Есть ли шанс, что Барак Обама и Владимир Путин воспользуются саммитом G8 в Сочи, чтобы все же провести официальную встречу вместо отмененной? И еще есть информация, что они могут встретиться в марте на саммите по ядерной безопасности в Гааге…
— Что касается наших приоритетов на следующий год (с точки зрения нашего видения, которое я только что изложил), то здесь первое место занимает Иран. Пока мы сделали только первый шаг в нужном направлении. Для достижения настоящего прорыва в этом вопросе взаимодействие России и США в первом полугодии 2014 года будет иметь ключевое значение.
На втором месте — Сирия. Скоро состоится конференция по мирному урегулированию ситуации в этой стране — «Женева-2». Тот факт, что дата ее проведения назначена, является еще одним примером успешного взаимодействия между Россией и США. Дальнейшая работа в этом направлении будет еще одной важной составляющей наших отношений с Москвой.
В-третьих, я бы назвал Афганистан. 2014 год — ключевой с точки зрения того, что мы будем или не будем делать в этой стране. Обсуждение наших планов и продолжение сотрудничества на этом треке является приоритетным для наших отношений с Россией.
Ну и, в-четвертых, работа над укреплением двусторонних торгово-экономических отношений. Мы бы хотели, чтобы этой теме в следующем году уделялось намного больше внимания.
Есть и другие цели, не буду сейчас перечислять все. Средства же для их реализации включают в себя и перечисленные вами встречи. Мы пока не знаем, приедет ли президент Путин в Гаагу. Но это была бы возможность для проведения встречи наших президентов. И, конечно, я ожидаю, что они встретятся в Сочи. Пока рано обсуждать подробности, но, как показала встреча президентов Обамы и Путина в Санкт-Петербурге, вместе они могут добиваться значительных результатов.
Для нас, посольства, в ближайшее время приоритетом будет Олимпиада в Сочи. Это важнейшее событие для России, но оно имеет и для нас огромное значение — сюда приедут десятки тысяч американцев, и России в эти две недели будет посвящено больше телеэфира, чем за все последние годы. Мы весьма заинтересованы в том, чтобы это событие прошло успешно, мирно. Сюда приедут тысячи спортсменов и зрителей из США — мы будем рады, если они насладятся Играми и вернутся домой с хорошими впечатлениями.
— Наши источники в Вашингтоне говорят, что госсекретарь Джон Керри может лично приехать в Сочи на хоккейный матч между РФ и США (15 февраля). Это так?
— Я осведомлен об этих слухах, но не буду их комментировать. Мы уже обнародовали состав нашей официальной делегации. Некоторых вошедших в нее людей я знаю по прежней работе в Белом доме, другие являются настоящими спортивными легендами в США. Иными словами, будет прекрасно, если госсекретарь Керри приедет, но у нас и так отличная президентская делегация сложилась. Я рад, что тоже вошел в список. (Смеется.)
— Вашингтон неоднократно критиковал российские власти за ущемление прав представителей ЛГБТ-сообщества. При этом в состав делегации США на Олимпиаде вошли известные спортсмены, не скрывающие нетрадиционной сексуальной ориентации. Это сигнал Кремлю?
— Как сказал сам президент Обама на днях в своем итоговом годовом интервью: «Делегация говорит сама за себя». В нее вошли одни из наших наиболее известных спортсменов, некоторые из них являются представителями секс-меньшинств. Мы гордимся этими нашими соотечественниками. Я считаю нашу делегацию фантастической и очень горжусь быть частью этой команды.
— Мы уже немного говорили об экономике. До отмены двустороннего саммита обсуждалась идея создания некоего неформального механизма на уровне вице-президента США и премьер-министра РФ с целью укрепления экономических связей. Эта инициатива заглохла?
— Нет, не заглохла! Мы ищем пути, чтобы активировать диалог по экономическим вопросам между нашими правительствами, включая упомянутый вами механизм. Одна из наших стратегических целей — привлечение иностранных инвестиций в экономику США, и Россия входит в число примерно пяти стран, на которые мы рассчитываем.
На минувшей неделе первый вице-премьер Игорь Шувалов посетил Вашингтон, где обсудил ряд новых идей и предложений. Я встречался с ним в понедельник, и мы обговорили наиболее перспективные из них. Пока мы не можем разглашать никаких подробностей, но у нас уже вырисовывается общее видение относительно необходимости повышения роли экономики в наших отношениях и того, с помощью каких инструментов это можно сделать. Надеюсь, что в начале следующего года мы сможем договориться о конкретных шагах в этом направлении. Как и в случае с переговорами между Москвой и Вашингтоном о вступлении России в ВТО, в этой сфере очень важны общая цель и импульс сверху.
— Не могу не упомянуть такой раздражитель в отношениях РФ и США, как противоракетная оборона. Российские чиновники обращают внимание на уменьшение иранской угрозы и говорят, что в соответствии с заявлениями Барака Обамы в Праге в 2009 году США теперь должны пересмотреть свои планы развертывания системы ПРО в Европе. Почему Вашингтон не делает этого?
— Тут есть ряд причин. Во-первых, только США определяют, есть для них угроза или нет. Другие страны имеют право давать советы относительно тех или иных угроз, но я полагаю, что, если иностранные чиновники будут пытаться наставлять российских военных по поводу того, что угрожает России, а что нет, их реакция будет такой же.
Вторая причина более существенная. Я прекрасно помню пражскую речь нашего президента и считаю ее крайне важной, но ПРО не является самоцелью — это средство защиты от угроз. А у нас пока нет твердых договоренностей с Ираном. Пока еще рано говорить о том, что угроза снята. Я надеюсь, что мы достигнем долгосрочных договоренностей, и мы — вместе с Россией — приложим все усилия, чтобы так оно и было. Но пока этого нет, а значит, рано говорить о некоем новом мире, в котором мы еще не живем.
В-третьих, мы продолжаем считать ПРО сферой, где мы могли бы сотрудничать с Россией. Мы считаем стоящие перед нами угрозы схожими для наших стран. У нас нет ни намерения, ни возможностей строить систему ПРО против России. Это наивно и физически невозможно. Пока мы не достигли значимых результатов в переговорах с Россией, но планируем продолжить работу в этом направлении.
— Пару недель назад циркулировали слухи о вашей скорой отставке. В них что-то есть?
— О моей отставке чуть ли не каждую неделю распространяют слухи. (Смеется.) Я не знаю, чем они мотивированы. Но если я буду уезжать, вы узнаете об этом одними из первых. Все дипломаты когда-то уезжают, но я пока здесь.
— А на Новый год уедете?
— Впервые в своей жизни я буду праздновать Рождество и Новый год не в доме своей матери в штате Монтана. Это знаковое событие для меня: мне 50 лет, и я впервые нарушаю традицию. Мы с моей семьей решили провести эти праздники здесь, в России. Спасо-хаус (резиденция посла.— “Ъ”) превратился в настоящую зимнюю сказку с гигантской елкой. И мы попробуем скрестить наши американские традиции с российскими.
— Что, и салат оливье с селедкой под шубой будут?
— Меню мы еще не обсуждали. (Смеется.).