Мэри Поппинс в хороших руках

Премьера кино

Завтра в прокат выходит "Спасти мистера Бэнкса" (Saving Mr. Banks), "кино о кино", в котором создательница книг о Мэри Поппинс Памела Трэверс прилетает в 1961 году в Лос-Анджелес, чтобы вступить в неравный бой с Уолтом Диснеем, решившим во что бы то ни стало сделать летающую английскую няню персонажем голливудского фильма. До последнего болела за обреченную на проигрыш писательницу ЛИДИЯ МАСЛОВА.

Речь идет, разумеется, о моральном проигрыше — материально П.-Л. Трэверс здорово выиграла от кинематографического надругательства над ее заветной героиней, сделавшей изрядные кассовые успехи, однако вряд ли все золото мира могло заставить писательницу считать снятую режиссером Робертом Стивенсоном в 1964 году "Мэри Поппинс" чем-то, кроме тошнотворно приторного комка сахарной ваты. В порядке намеренного самобичевания или по недосмотру продюсеров, но снятый Джоном Ли Хэнкоком диснеевский фильм 2013 года отлично подчеркивает, что наиболее отвратительно в диснеевском фильме 1964-го. Впрочем, человека с плохой переносимостью сахарного сиропа и патоки от экранизации Роберта Стивенсона может отвратить почти все — разве что кроме злорадного эпизода, когда сын мистера Бэнкса чуть не обваливает папин банк, наслушавшись от эксцентричной няньки песен о том, как важно кормить птичек. Этот крайне жалостливый музыкальный номер, проиллюстрированный умильной сценкой со старушкой и голубями, тоже демонстрирует полное диснеевское непонимание природы персонажа, которое так бесит миссис Трэверс, ненавидящую сантименты и неискренность. (Идеологически Мэри Поппинс, дисциплинированную и ответственную, скорее можно каким-то боком прислонить к строгой протестантской этике, чем представить изливающейся в особой симпатии к божьим птичкам, которые не жнут и не сеют, а кушать все равно должны.)

Как ни относись к Мэри Поппинс и как ни оценивай литературное дарование П.-Л. Трэверс, после "Спасти мистера Бэнкса" поневоле проникаешься уважением к писательнице, которую играет Эмма Томпсон. Хочется немедленно пожать ей руку, когда, услышав при обсуждении кастинга имя бродвейского комика Дика Ван Дайка, она решительно заявляет: "Только через мой труп". И правда, первое, что отталкивает в фильме "Мэри Поппинс", это вандайковский персонаж, постоянно фальшиво улыбающийся белозубый приятель чудо-няни, который работает то человеком-оркестром, то художником, то трубочистом, но главным образом создает добрую и лучезарную атмосферу фильма. Этот пляшущий и поющий сгусток позитива раздражает даже больше, чем анимационные зверюшки и птички, которых, несмотря на все клятвы в том, что анимации на экране не будет, Дисней напихал в фильм едва ли не больше, чем есть в нем персонажей, сыгранных живыми актерами.

Анимация, видимо, противна П.-Л. Трэверс как картонное мировоззрение, которое заключено в гадком слове "cartoon", несколько раз презрительно слетающем с ее тонких ярко-красных уст. Так же априори писательница настроена против красного на экране, но этот цвет приобретает трагический смысл в той части "Спасти мистера Бэнкса", которая состоит из детских флешбэков героини и в которой ее отца, кашляющего кровью в носовой платок, никак не спасти. Мэри Поппинс и была впоследствии придумана Памелой Трэверс как символическая спасительница ее отца — в книге отца семейства Бэнксов волшебная няня спасает от гнетущих тягот повседневности и от ненавистной работы в банке, на которой потерял немало крови и папа будущей писательницы. Джон Ли Хэнкок постоянно работает на контрасте между пожилым занудой-клерком, каким предстает старый мистер Бэнкс в исполнении Дэвида Томлинсона, и очаровательным алкоголиком, которого играет во флешбэках Колин Фаррелл. Вообще, сюжет, как обожаемый отец умирает практически на руках семилетней дочери, располагает к тому, чтобы развести слезы и сопли, но в этой части хэнкоковской картины все сделано достаточно сухо, сдержанно и потому более убедительно, по контрасту с пряничным диснейлендом, где нет ничего настоящего, и только возящий писательницу в лимузине шофер (Пол Джиаматти) пытается изображать маленький островок человечности (хотя в постепенно разогревающейся дружбе с шофером, которого английская гостья поначалу третирует, тоже сквозит некая диснеевская неправда, требующая, чтобы любые психологические коллизии и отношения завершались всеобщим примирением, поцелуями и обнимашками).

В остальном царство Диснея населено жуткими для миссис Трэверс креатурами — такими, как огромный игрушечный Микки-Маус, с распростертыми лапами встречающий ее на подушке кровати в номере Beverly Hills Hotel. Кругом притаились более мелкие представители диснеевского бестиария: собачки, утятки, медвежатки, которых писательница в ужасе распихивает по шкафам с глаз долой. Микки-Мауса в гардеробную не засунешь, и героиня сначала сажает его носом в угол, но через некоторое время вдруг начинает с ним спать в буквальном смысле. Авторы картины не объясняют, что вдруг нашло на несгибаемую женщину, но, вероятно, в каком-то магическом смысле она совершила ошибку: сначала, в минуту слабости и одиночества, пустишь гигантскую мышь к себе в кровать, а там и не заметишь, как пойдешь на уступки другим крысам. Именно на крысу смахивает сыгранный Томом Хэнксом Уолт Дисней, о степени лицемерия которого можно судить по эпизоду, когда разъяренная в очередной раз миссис Трэверс неожиданно вбегает к нему в кабинет и застает за курением сигары, которую лучший друг детей воровато тушит, приговаривая, что никто не должен видеть его предающимся вредной привычке. Придумав наконец, какие красивые слова нужно напеть писательнице, чтобы добиться права на экранизацию, Дисней потом даже не приглашает ее на голливудскую премьеру из опасений, как бы чего не вышло, а когда она все-таки назло прилетает в Лос-Анджелес, то создатели мимимишных песенок братья Шерман, которые ходили перед ней на задних лапках, когда от ее слова зависела судьба фильма, на премьере на нее и не смотрят. Только ростовая кукла Микки-Мауса (перед этим уже каким-то непостижимым мистическим образом проникшего и в лондонский дом миссис Трэверс) подает ей руку, чтобы проводить в зал, где ее не ждет ничего приятного — только горючие слезы ярости при виде того, как самый болезненный сюжет ее жизни превращается в радостную детскую оперетку.