Вчера посол США в Москве МАЙКЛ МАКФОЛ объявил о своей скорой отставке. В интервью корреспонденту "Ъ" ЕЛЕНЕ ЧЕРНЕНКО он рассказал о том, что ему в России нравилось, что сильно затрудняло его работу и чему его научили российские чиновники.
— Вы объяснили свою отставку причинами личного характера, но ведь послы редко уезжают из страны всего через два года. Есть ли другие причины отъезда? Может быть, вы разочаровались в своей работе и российско-американских отношениях в целом?
— Скажем так: я не был обычным послом, во многих сферах и смыслах я действовал нетрадиционно, чем и горжусь. Время моего отъезда связано исключительно с семейными обстоятельствами: моя семья еще прошлым летом вернулась в Калифорнию, старшему сыну надо оканчивать школу. Когда мы уехали оттуда в 2009 году, я обещал ему, что мы вернемся через два года. А в итоге нас не было пять лет. Более того, ему пришлось переехать в другую страну, языка которой он не знает. Но он согласился на это, поскольку это была моя просьба, это было важно для моей работы в администрации Барака Обамы. Но когда он мне прошлым летом сказал: "Папа, я хочу домой", мне нечего было возразить. С тех пор я летал туда-сюда. Но я должен быть с семьей, с детьми и женой. Это и есть причина отъезда. Все просто. В этом нет никакой политики.
— Когда именно вы приняли решение об отставке?
— Это был некий процесс, не то чтобы я принял его в какой-то определенный день. Я люблю свою работу. Люблю все ее аспекты. Мне нравится быть дипломатом, участвовать в переговорах, решать сложные вопросы. Особенно мне пришлась по душе часть моей работы, связанная с публичной дипломатией.
— Когда вы приехали, о вас говорили прежде всего как об эксперте в сфере "оранжевых революций". Это сильно мешало работе?
— Нет. Честно, не мешало. Я понимаю, почему некоторые здесь распространяли подобные сведения. Но на самом деле я эксперт по межконтинентальным баллистическим ракетам и санкциям ООН. (Смеется.) Иными словами, я был частью всех мало-мальски важных переговоров между США и Россией в течение последних пяти лет. И именно этими вопросами я занимался в своей повседневной работе. В последние недели я занимался в основном Сочи.
Так как я с самого начала работал в администрации Обамы, у меня было большое преимущество, когда я приехал сюда. Я знал многих высокопоставленных российских чиновников, с которыми впоследствии вел переговоры, будь то в МИДе, правительстве или Кремле. Но ведь публика этого не видит. Люди обращают внимание на сенсационные сообщения в СМИ, разговоры об "оранжевой революции". Они же не видят, как я веду переговоры о Сирии или Иране.
— Некоторые представители российского общества были вашему приезду откровенно не рады.
— Да, вы правы, но речь как раз идет лишь о некоторых частях общества. Это важный нюанс.
— Когда вы приехали, о вас чуть ли не каждую неделю что-то писали в СМИ, в основном негативное.
— Хочу подчеркнуть: это не было моей инициативой. Вам стоит у других людей спросить, почему тогда все так сложилось.
— Вы не знаете?
— Нет. Могу лишь предположить. Во-первых, это, вероятно, было связано с совпадением моего приезда в Россию с уличными протестами и выборами (господин Макфол приехал в январе 2012 года.— "Ъ").
— А это действительно было лишь совпадение?
— Абсолютное совпадение. Дело в том, что Барак Обама попросил меня стать послом США в России еще весной 2011 года. Тогда российско-американские отношения были на другом уровне, а ситуация в России — совершенно иной, не было никаких протестов. Именно тогда он обратился ко мне с этим предложением, а вовсе не во время волнений. Еще несколько месяцев занял процесс одобрения моей кандидатуры в Сенате. В общем, это действительно было совпадение. Тем не менее я могу наверняка сказать: некоторые люди в России захотели использовать антиамериканские настроения, чтобы дискредитировать оппозицию. Я был частью их плана. Это очевидно. И это никак не связано с тем, что я делал или чего я не делал. Я просто воплощал нашу политику. Но я не дурак. Я достаточно хорошо знаю Россию и понимаю, при каких обстоятельствах тогда все происходило.
С другой стороны, я ведь действительно открытый человек и считаю важным работать не только с правительственными чиновниками за закрытыми дверями, но и с гражданами. Мандат на такую деятельность мне дала госсекретарь Клинтон, это были ее напутствия, она хотела, чтобы я всерьез занялся публичной дипломатией. Но это было чем-то совершенно новым для некоторых российских чиновников и граждан.
— Twitter, например?
— Да. И вообще, я иначе говорю. Я профессор и потому говорю достаточно откровенно. Этого до меня тоже никто не делал. Но со временем я стал подстраиваться и стараться больше быть дипломатом. Некоторые весьма высокопоставленные представители российской власти наставляли меня в этом плане. Я им очень благодарен.
— А какие советы вам давали российские чиновники?
— В основном это касалось подбора слов. (Смеется.)
— А что вы считаете своим главным провалом?
— Могу говорить только за себя, не уверен, что все мои коллеги в Вашингтоне с этим согласятся, но я бы отметил две вещи. Во-первых, то, что мы — Россия и США — не смогли продемонстрировать лидерство в сирийском вопросе три года назад — не три недели или три месяца назад, а именно тогда. Наши две страны несут особую ответственность, а потому я считаю это подлинным провалом в плане дипломатии.
О втором аспекте я уже немного говорил. Нам и мне лично так и не удалось полностью разрушить миф, будто США только и хотят устроить революцию в России и дестабилизировать ее. Это абсолютная ерунда! Несмотря на то что я два года говорил об этом во всех интервью и на всех встречах, эти предрассудки полностью искоренить не удалось. Я считаю, это плохо для России. Откровенно говоря, это свидетельствует о некоей неуверенности.
И это плохо для российско-американских отношений. Эта проблема сильно затрудняла сотрудничество в тех сферах, где у нас есть общие интересы. Нас сильно огорчало, что по российскому телевидению США представляли как "империю зла" времен холодной войны. Некоторые люди говорили: "Не воспринимайте это всерьез, не смотрите российские новости и не слушайте, что там говорят про Обаму". Но это очень трудно.