В бывшем Музее Ленина открылась выставка "Миф о любимом вожде", посвященная Ленину и Сталину. "В большой, красивый красный дом, похожий на дворец", сходил корреспондент "Власти" Сергей Ходнев.
Посвященное Музею Ленина знаменитое стихотворение Сергея Михалкова на выставке и впрямь звучит из динамиков. Саунд-дизайн, так сказать. Звучит на непрерывном повторе, и, услышав в двенадцатый раз, что "бежит матрос, бежит солдат, стреляют на ходу", начинаешь тихо сатанеть и сочувствовать смотрителям, которые это слушают и вовсе нон-стоп. Но вообще-то стихотворение довольно точно описывает реальность выставки. И описывало бы еще точнее, если бы его читали не в том виде, в каком его заучивала позднесоветская детвора, а в оригинальной версии, где Ильичу все время споборствует мудрый Сталин.
Сначала там действительно все в духе "мы видим кресло Ильича и лампу на столе". И утварь из шалаша в Разливе, и простреленное пальто. Правда, выставлено это так, что выглядит не просто набором реликвий, а еще и некоторой ретроспективой того, как из этого набора вырос сам музей — и вообще все то, что именовалось уже подзабытым словом "лениниана". Скажем, в одной витрине оказываются и подлинные обручальные кольца Ленина и Крупской, и медальоны с портретами семьи Ульяновых. Медальоны на самом деле уже перестроечного времени, но сделаны в духе XIX века. Как бы семейное наследие. Или, скажем, тема "Ленин в Шушенском" обыграна не столько реликвиями, сколько инсталляцией, которую группа советских школьников подарила музею в конце 1970-х: в пластилиновой избушке пластилиновый Ленин пишет за пластилиновой конторкой.
На выставке есть сюжет о том, как Исаак Бродский писал "Торжественное открытие II Конгресса Коминтерна", который казался бы боковым, если бы не обстоятельство, что огромное полотно с сотнями персонажей оказалось под запретом на шестьдесят лет. Как и очень многие портреты, живописные и скульптурные, из других разделов. Там как раз повествуется о том, как складывался иконографический канон обоих вождей. Как волшебно исчезали с групповых портретов старые большевики, как ссылались в спецхран вожди в неправильном ракурсе или опять же в дурной компании, как мучился над образцово-показательным Ильичом скульптор Николай Андреев. Стеллаж с десятками и десятками его лепных Лениных, глядящих на зрителя то сурово, то лукаво, то добродушно, то мудро, выстроили, скорее всего, просто из соображений добросовестной наглядности. Но получили арт-документ редкой пронзительности — и одновременно почти по-уорхоловски возвышенной бессмысленности.
"Потiм на майданi вiдкрився мiтинг". Это не то, что вы подумали, это из очередной книжки в жанре "детям о Ленине" — книжная и плакатная графика тоже не обойдена вниманием. Собственно, мифотворчество — оно именно здесь. В зачастую бессовестно выдуманных историях наподобие Ленина на елке, в том, как лучший друг физкультурников, при котором жить стало веселее, превращается в великого полководца, а потом в победоносца, а потом в демиурга, властвующего над силами природы. А потом вдруг, ах, пропадает с плакатов, уступая место обобщенно-идолоподобному Ильичу застойных времен.
Выставка очень старается все показывать бесстрастно. И плакаты, и всевозможные похоронные артефакты — в соответствующем зале демонстрируются посмертные маски обоих вождей, макеты двух щусевских мавзолеев, деревянного и гранитного, модель саркофага, траурные венки и даже знамя парижской коммуны. (С этого полуистлевшего куска красной ткани, который одно время находился в Мавзолее, на мумифицированное тело Ленина перекинулась черная плесень, которую чудом вывели.)
Есть портрет из почтовых марок, портрет из янтаря, портрет из зерен, портрет из тополиного пуха и портрет из меха жеребенка
То есть в отношении Ленина в экспликациях и сопроводительных мультимедийных материалах все-таки проскальзывает какая-то оправдывающаяся интонация — мол, мы все понимаем, но все ж таки человек изменил мировую историю, а деньги от немцев не брал, ей-ей, это враки, мы можем подтвердить. Со Сталиным же — чистая политкорректность. Налицо целый зал, посвященный неосуществленному музею Сталина на ближней даче, который должен был стать побратимом Горок, но там все нарочито сухо. Вот шинели. Вот сервиз. Вот маршальская форма. Вот вам фильм с фотографиями интерьеров. Такая была прихожая, такой кабинет. Ни слова больше, гусары, молчать.
Самая вроде бы беззаботно-зрелищная часть выставки заключительная: подарки обоим вождям и их портреты из самых невероятных материалов. В смысле подарков Ленину, конечно, повезло меньше — дулевский фарфор с революционными мотивами, какие-то письменные приборы, знаменитая обезьяна с черепом в руках, подаренная Армандом Хаммером. Зато портретов больше, что тоже понятно, поскольку запрос на народное творчество с ликом Владимира Ильича был актуален дольше. Последние экспонаты такого рода датированы уже перестроечными временами — например, огромный портрет, напечатанный на пишущей машинке (причем печатал автор текст собственноручно сочиненного панегирика Ленину, и текст этот таков, что Владимир Сорокин бы удавился от зависти).
А еще есть портрет из почтовых марок, портрет из янтаря, портрет из зерен, портрет из тополиного пуха и портрет из меха жеребенка. Полна чудес могучая природа.
Что товарищу Сталину успели надарить много чудесных подарков, особенно к 70-летию, не совсем сюрприз, но зрелище правда поразительное, особенно в комплекте с Лениным из жеребячьего меха. На папке для поздравительного адреса красивыми четкими золотыми буквами выведено: "Их Сталинд". Сходу не очень понятно, чей это "их" и почему "Сталинд", что за грязные намеки, но потом оказывается, что это по-монгольски. Подарок бразильских трудящихся — портфель из крокодильей кожи, выделанный так, что из портфеля торчит мумифицированная крокодилья голова с лапами. Шитые шелком фениксы с изысканными стихотворениями на китайском — это, конечно, от председателя Мао. Бивень мамонта, на котором чукотский умелец изобразил в картинках что-то агиографическое, но в традициях автохтонного чукотского эпоса. В эпоху барокко императоры и короли очень любили, чтобы на плафоне, скажем, тронного зала была живописная аллегория, где все континенты и все стихии им подносили бы свои дары. Ну а тут уже не аллегория, а вещественная буквальность. Доведенная притом до религиозного пафоса. Варварского, правда, ну так самые примитивные религиозные порывы — они всегда самые сильные и самые массовые.
Не верьте, граждане, крикунам и пикейным жилетам, утверждающим, будто все это неспроста, все — символические жесты
Это не то чтобы первая с 1991 года выставка, посвященная культу советских вождей. Их было несколько, последней из больших, кажется, стала восьмилетней давности выставка "Дары вождям" в "Новом Манеже", устроенная Музеями Кремля. И все сходились на том, что, да, кто-то на таких выставках предается чистой ностальгии, но, помилуйте, какой же это призыв к возвращению в СССР? Это не призыв, это тонкий музейно-кураторский продукт. Кураторы тех самых "Даров вождям" 2006 года, помнится, на малейшие подозрения в симпатии к своему тоталитарному предмету реагировали даже не с негодованием, а попросту с недоумением доктора физматнаук, заподозренного в том, что он не знает таблицы умножения. Какая пропаганда, какая ностальгия?! У нас чистая наука, темпоральный нарратив, постструктурализм и социальная антропология.
Вот и нынче, конечно, хочется быть образцом благоразумия. Ну ИТАР-ТАСС снова ТАСС. Ну ВВЦ опять ВДНХ. Совпадения, просто совпадения. Подумаешь, назвал президент канонизированного 14 лет назад царя-страстотерпца Николаем Кровавым, и ни казаки, ни хоругвеносцы, ни синодальный отдел по взаимоотношениям церкви и общества — почему-то никто не пикнул. Ну просто так как-то вышло. Мало ли. Не верьте, граждане, крикунам и пикейным жилетам, утверждающим, будто все это неспроста, все — символические жесты.
А теперь в бывшем Музее Ленина его бывший директор показывает свой бывший музей. И неосуществленный музей товарища Сталина тоже. И Государственный исторический музей, проводящий эту выставку, тоже ведь наверняка думать не думает ни о каком духе времени. Какое там, ну все же так просто: здание простаивает, открыли в нем Музей 1812 года, но посещаемость у него неважная. А все-таки и Мавзолей рядом, и ряженый Ленин фотографируется с туристами тоже рядом: это ж какой аттракцион, если сделать еще и выставку про лениниану и сталиниану. Как было сказано все в том же михалковском опусе: "Уж в этом чайнике нельзя, // должно быть, воду греть. // Но как нам хочется, друзья, // на чайник тот смотреть!" То-то и оно.