"Главная ценность — пациент"

Уже сейчас при возникновении экстренного случая есть возможность позвонить не только в скорую по 03, но и в одну из полутора десятков коммерческих неотложек, которые приедут по вашему вызову

Мало кто знает основную разницу между государственной скорой помощью "03" и коммерческой неотложкой. Оказывается, врачи государственной скорой помощи не имеют права назначать вам лечение. Снять боль, сделать инъекцию, замерить давление, дать таблетку, отвезти на худой конец в больницу — да. Но не назначать лечение. А, обращаясь в коммерческую неотложку, по сути, одновременно вызываешь на дом врача, который тебя и осмотрит, и пропишет все необходимые пилюли, и, разумеется, снимет боль, и отвезет в больницу, если нужно. Так кого же выбрать, когда у вас есть деньги, вам плохо и требуется неотложка?

Оказывается, даже врачи коммерческой неотложки сами вызывают "03", если понимают, что не успевают быстро подъехать к пациенту, которому требуется экстренная скорая помощь. Поскольку, по мнению Евгения Аветисова, семейного врача по призванию и медицинского директора "Европейского медицинского центра" (GEMC) по должности, коммерческая скорая помощь создавалась не для конкуренции с "03", а как необходимое условие работы частной клиники.

— При создании своей неотложки, хотя бы в отдаленной перспективе, в GEMC ставилась ли задача создать альтернативу службе "03"?

— Нет. Альтернативу "03" создать пока невозможно. Цель состоит в оказании большого спектра качественных медицинских услуг при постоянно расширяющемся количестве пациентов. Экстренная медпомощь — это одно из ключевых направлений работы любой современной больницы. С человеком может произойти что угодно и когда угодно. Если на нашем здании висит вывеска "больница" или "клиника", мы должны быть готовы, что проходящий мимо человек, если ему стало плохо, зайдет и попросит помощи. Наш долг эту помощь оказать. С самого начала у нас работала круглосуточная экстренная помощь, все 25 лет существования компании. Сегодня это мощное отделение, способное оперативно решить практически любую ургентную (экстренную.— "О") проблему со здоровьем человека.

— Вы можете приехать к любому пациенту?

— Да. Во всех клиниках ЕМС работают круглосуточные отделения экстренной и неотложной помощи. Это дежурные врачи хирурги или терапевты. В прошлом году мы открыли круглосуточную детскую помощь, к детям выезжают педиатры. На линии всегда 9-10 машин, в том числе два реанимобиля. Если вы видите на улицах Москвы машины с эмблемой GEMC или UMC (United Medical Center.— "О"), это мы! Однако следует сказать, что помощь на дому — это еще полдела. Очень важно, чтобы клиника была готова принять в любое время любого пациента и оказать ему экстренную помощь. Когда меня спрашивают, кто ваши конкуренты, я говорю, что среди частных клиник их нет. И это не потому, что мы очень гордые, а потому, что я не знаю частных клиник в Москве, которые могут, например, в четыре часа утра принять 80-летнего пациента с острым коронарным синдромом или инсультом или, к примеру, оказать помощь при сочетанной автотравме, оказать помощь пациенту с множественными ранениями и т.д. Это не просто примеры. Мы принимали пациентов после и террористических актов, и тяжелых автомобильных аварий.

— Как бы вы могли сформулировать суть неотложки?

— Организация экстренной помощи практически в любом объеме, независимо от того, что, где и когда случилось с человеком. Пациент может самостоятельно приехать к нам или быть доставленным в GEMC, и он получит комплексную помощь — максимально оперативно и эффективно в его конкретном случае. Мы работаем в соответствии с международными медицинскими протоколами и оказываем скорую помощь пациентам всех возрастов, детям и взрослым, в том числе с самыми сложными и редкими диагнозами. За исключением акушерской помощи и в тех случаях, когда нужна операция на головном мозге (это перспектива ближайших четырех лет). Но даже если пациент позвонил или поступил к нам с этой проблемой, мы в любом случае организуем помощь и привлечем компетентных коллег, которых мы хорошо знаем и которым доверяем. К слову, я должен сказать, что экстренная помощь, ее организация — это низкодоходная часть нашей работы.

— На чем же зарабатывает клиника?

— Наша главная работа — это плановые пациенты и плановая помощь. Однако без неотложки госпиталь не может существовать.

— Почему?

— Пациент, который один раз позвонил в девять или десять вечера, и ему сказали: "Извините, больница закрыта",— никогда больше не позвонит туда. Зачем? Ведь у них после девяти ничего не работает, медицина закончилась, все ушли домой...

— Годовая программа обслуживания в GEMC стоит от 250 до 700 тысяч рублей. Получается, вы клиника для миллионеров?

— Нет, не получается. Любой может позвонить или прийти к нам с экстренной проблемой. Все расчеты у нас происходят по факту. Я не буду говорить, что наши услуги стоят недорого. Качественная медицинская помощь вообще не может быть дешевой. Не будем себя обманывать. Весь вопрос: кто платит. Если в стране не функционирует система медицинского страхования, то вся тяжесть ложится на наш личный бюджет. Пора уже перестать говорить о мифической бесплатной медицине. Наши цены в полной мере соответствуют среднемировым ценам на медицинскую помощь. У нас же нет бюджета государства или муниципалитета, нам никто не поставляет оборудование по программе модернизации, не строит зданий, не покупает медицинских препаратов и расходных материалов и т.д. В GEMC разные пациенты. Уверяю вас, это не только богатые люди.

Многие наши пациенты, особенно это касается онкологии, приходят к нам из государственных лечебных учреждений, где помощь оказывается по тарифам ОМС.

— За помощью приходят?

— За помощью! Нам верят. Мы работаем вместе с пациентом, и все, что есть в GEMC, это для пациента. Это стратегия. В одном здании все: диагностика, хирургия, реабилитация, экстренная помощь, амбулаторное лечение, стационарное лечение и т.д. Но главное все-таки — это врачи. Мы очень хорошо платим врачам, так как понимаем, что их труд, их образование, их опыт — это колоссальный потенциал. В этом смысле в России катастрофа. Идет девальвация профессии, девальвация образования. Очень сложная ситуация с узкими специалистами, сестринским персоналом. Ряда специальностей у нас в стране просто нет. И это тоже наши затраты, которые не могут не отразиться на стоимости наших услуг. Сестру отделения химиотерапии надо учить в Германии, техника по позитронно-эмиссионной томографии надо учить в Израиле, врача патоморфолога надо искать во Франции и т.д. Все это очень большие расходы.

— Вы обслуживаете только застрахованных пациентов с полисом ДМС (добровольное медицинское страхование.— "O")?

— Любых.

— Я могу позвонить и вызвать неотложку?

— Конечно. Мы работаем со всеми страховыми компаниями в России и большинством крупных иностранных страховых компаний. Но форма обслуживания пациента может быть любая: разовые услуги, годовые программы, страховки. Недавно мы совместно со страховой компанией Allianz (бывшее "РОСНО".— "O") разработали новый продукт по лечению онкологических заболеваний. Пока он сформулирован только для корпоративных клиентов, но надеемся, что в будущем он появится и на розничном рынке. Это прецедент в России. Сотрудничество основано на партнерстве страховщика и медицинской компании, мы делим риски, так как стоимость лечения онкологического пациента часто трудно предсказуема, особенно при поздней диагностике.

— И все-таки можно себе представить, что GEMC впишется в систему ОМС (обязательное медицинское страхование.— "O")?

— Фонд ОМС — это та же страховая компания, и застрахованный по ОМС ничем не отличается от пациента, застрахованного в любой другой страховой компании. Главный вопрос — это тариф. Пока его нет. Изучая тарифы, я никак не могу понять: каким образом они рассчитаны. Создается впечатление, что это просто какие-то случайные числа. Может, надо перестать тратить миллиарды на оборудование, а дать возможность государственным клиникам получать честный тариф за свою честную работу, а они уже сами разберутся, что им строить, покупать, кого и где учить, каких врачей привлекать. Тогда у пациента появится возможность выбирать. Мы не боимся такой конкуренции с госклиниками и в полной мере готовы включиться в работу в системе ОМС.

— Расскажите о вашем проекте по концессии городской больницы.

— Мы взяли здания, где раньше располагалась терапевтическая больница N 63. На улице Дурова. За четыре года нам надо на месте этой больницы построить огромный комплекс из четырех высокотехнологичных центров. Это будет большой перинатальный центр, центр эндоваскулярной хирургии, где главными направлениями будут нейрохирургия и кардиология, и два онкологических центра с очень мощной базой по ядерной медицине, чего в России сегодня почти нет. Так случилось, что все наши основные центры сосредоточены в районе проспекта Мира и Олимпийского проспекта. В 2017 году в одном районе у нас будет работать 7 госпиталей, которые будут иметь специализацию во всех основных сферах медицины.

— Я знаю, что в рамках концессионного проекта вы будете обслуживать пациентов и по полисам ОМС. Это как? Вы ведь только что говорили о невозможности такого сотрудничества?

— У нас есть обязательства задействовать до 40% мощности всех центров под расчеты по тарифам ОМС.

— То есть к вам сможет прийти человек с полисом ОМС и не платить деньги?

— Да, особенно это будет касаться высокотехнологичных исследований и процедур. Например, ПЭТ-диагностика или протонная терапия. Кстати, если вернуться к теме экстренной помощи, в этом центре будет развернуто суперсовременное отделение Emergency (экстренная помощь.— "О"), со всеми видами исследований и гибридной операционной для купирования эндоваскулярными методами острых состояний при инфарктах и инсультах.

— А почему Москва решила отдать вам эту больницу?

— Мы выиграли конкурс. Справедливости ради надо сказать, что, кроме нас, в конкурсе никто не участвовал. Наверное, потому что в России не так много инвесторов, которые готовы инвестировать в городское здравоохранение 250 млн долларов, а потом еще эффективно управлять этими активами. Для Москвы в этом проекте много резонов. Москва привлекает инвестиции в муниципальное здравоохранение, Москва привлекает эффективный менеджмент, Москва получает возможность приобретать для москвичей высокотехнологичные и в ряде случаев уникальные виды помощи. Наконец, все вновь построенное остается собственностью Москвы.

— А резоны GEMC?

— Мы развиваем наши клинические компетенции. К тому же проект прибыльный и позволит компании существенно увеличить свои показатели по капитализации. Это важно. Не забывайте, за нами стоят инвесторы, а не филантропы. Но для меня как для врача важна перспектива развития клиники и наших компетенций. Главный вектор — это, конечно, онкология.

— В чем миссия GEMC?

— Если пафосно, то наша задача показать возможность эффективного управления медицинским учреждением, где главная ценность — пациент. Дивиденды будут у всех: у инвесторов, у пациентов, у муниципальных властей. Если же более приземленно, то GEMC развивается по пути настоящей университетской клиники. Университета пока, правда, нет. Хотя здесь мы тоже ведем активную работу. В прошлом году мы создали предприятие, которое называется "Международный институт постдипломного медицинского образования", или МИПМО. Сегодня уже работают четыре школы. Это школа радиологии и лучевой диагностики, сестринская школа, школа по психосоматической психиатрии и мы готовим школу по кардиологии. Здесь громадные планы. В GEMC уже сегодня много ординаторов из государственных вузов. Замечу, не они нам платят за учебу, а мы им платим стипендии.

— Спасибо и удачи!

Беседовал Владислав Дорофеев