Безволие случая
"Опасная иллюзия" Фредрика Бонда
Премьера кино
Фото: Filmz.ru
Фото: Filmz.ru
Фото: Filmz.ru
Фото: Filmz.ru
Завтра в прокат выходит "Опасная иллюзия" (The Necessary Death of Charlie Countryman) — претендующий на психоделичность жанровый коктейль, которым решил дебютировать в большом кино клипмейкер Фредрик Бонд, умудрившийся даже попасть в основной конкурс Берлинского кинофестиваля. Однако ни особо изощренной иллюзии, ни будоражащей кровь опасности не обнаружила в картине ЛИДИЯ МАСЛОВА.
Заложенная где-то глубоко в "Опасной иллюзии" философия смелых мужчин, которые никогда не останавливаются в поисках приключений, вполне могла вырасти из роликов для Хайнекена, Будвайзера и Джонни Уокера, на которых набил руку Фредрик Бонд, однако на 108-минутную пробежку по улицам румынской столицы, где неожиданно для себя оказывается герой Шайи Лабафа, дыхания у режиссера не хватает. Играющая маму главного героя (того самого Чарли, чья "необходимая смерть" кокетливо обещана в оригинальном названии) Мелисса Лео в коротком появлении сразу задает амбициозный, артхаусный уровень кастинга, но, как выяснится позже, это единственное, что в фильме на уровне. Очаровательная, хотя, похоже, и немного чокнутая мамаша, покидая этот мир, завещает сыну совершить увеселительную поездку в Бухарест. Едва сойдя с трапа самолета, герой случайно знакомится с роковой девушкой (Эван Рейчел Вуд), виолончелисткой из румынской национальной оперы. Виолончель, надо думать, выбрана неспроста, как один из самых эротичных музыкальных инструментов, а так-то в фильме все происходит от фонаря, чисто случайно, хотя это не легкая и естественная случайность, в которую охотно веришь, а какая-то мучительно выдуманная подстава, на каждом шагу раздражающая своей нарочитостью и искусственностью, как, например, любопытный мезальянс виолончелистки и гангстера (Мадс Миккельсен), который становится препятствием на пути простака Чарли, поспешившего влюбиться в новую знакомую, прежде чем хоть немного вникнуть во все эти загадочные восточноевропейские расклады.
Режиссер Бонд, похоже, и сам их как следует не понимает, а вот в чем точно знает толк, так это в импозантных мужчинах: кроме датского секс-символа Мадса Миккельсена на экране появляется и немецкий, Тиль Швайгер, чтобы с самым зловещим видом уточнить: "Меня зовут не Дорко, а Дарко". Многим из персонажей прекрасно подошло бы имя Дурко, и, хотя по замыслу режиссера они должны выглядеть как оригиналы и чудаки, все это гораздо чаще смахивает на обыкновенную, бытовую и ничуть не интересную глупость. Особенно отчетливо она нарисована, например, на лице одного из оболтусов, в компании с которым проводит свободное от криминальной романтики время герой: очередного случайного приятеля играет Руперт Гринт, у которого из всей "гарри-поттеровской" центральной троицы как-то наименее задалась взрослая карьера. "Опасная иллюзия", увы, тоже не тот фильм, который способен переломить ее вялотекущий характер, несмотря на то что рыжему англичанину достался эпизод с употреблением виагры, что, разумеется, не могло не стать поводом для неловких ситуаций и веселых шуток.
Запланированное Фредриком Бондом в "Опасной иллюзии" веселье с сюрреалистическим оттенком не очень получилось: нарезанные авторами на мелкие клочки жанровые штампы не разлетаются, как конфетти, а томительно закручиваются, будто в ржавой мясорубке, в тяжелый вязкий фарш. Лабаф принимает все более растерянный вид, барахтаясь в нелепом любовном треугольнике и в качестве дополнительного осложнения продолжая видеть недавно умерших людей (собственно, и мать отправляла его в Бухарест уже с того света, и потом она возвращается, чтобы сообщить, что на самом деле она имела в виду Будапешт, такой же ничем не мотивированный, кроме разве что стоимости кинопроизводства). С целью разнообразить репертуар иллюзий авторы заставляют героя принять немного экстази, и, когда он заходит в туалет помочиться, из писсуара ему подмигивает чей-то глаз. Эта кислотная галлюцинаторность дала повод самым милосердным из англоязычных рецензентов сравнить "Опасную иллюзию" с наиболее бессмысленным из фильмов Николаса Виндинга Рефна "Только Бог простит" (Only God Forgives), режиссера, тоже склонного к самолюбованию в большей степени, чем к диалогу со зрителем, вынужденным самостоятельно вычитывать из абсурдных похождений бедного Чарли какой-то смысл и драматургию, хотя в пивной рекламе их, пожалуй что, будет побольше.