На "Первом канале" закончился показ сериала Александра Стефановича "Кураж" — по мотивам биографии его бывшей супруги Аллы Пугачевой, выведенной в сериале под именем Галла
Роль бывшего мужа Пугачевой, Александра Стефановича, в этом сериале все СМИ уже обсудили и тут добавить нечего, кроме того, что такого невероятного эгоизма и самолюбования мы на экране, пожалуй, еще и не видели. Фактически в течение двух недель мы наблюдали на экране не столько за судьбой народной героини, сколько за судьбой ее мужа. Но вот парадокс: поскольку режиссер Стефанович все внимание в фильме сосредоточил на себе, все остальное в этом сериале как бы слегка осталось без контроля. В современных реалиях любое отсутствие контроля на ТВ, идеологического и стилистического, дает непредсказуемый результат: в случае с "Куражом" можно даже говорить о некоем сломе шаблона.
Российские байопики бывают двух типов: либо делается акцент на якобы "человеческом", как они это называют, то есть на всяких внебрачных связях, разводах, абортах, и получается фильм типа "Фурцева" или "Жуков". Либо снимается условно "Гагарин. Первый в космосе": это, напротив, вариант эталонной биографии, снятой по заказу родственников, вычищенный ими до бронзового блеска, до постаментного сверкания.
"Кураж" — ни то, ни другое. Формально вроде бы второй вариант, "родственный", но Стефанович — так сказать, антиродственник. Он отдает должное таланту героини, но понятно, что цель у него другая. Тут, в общем, банально: это вариант "наконец рассказать правду". Череда таких "правд" друг о друге, сделанная бывшими, выходила все 1990-е и 2000-е, но чаще в виде книг. А теперь вот сериал. Но тут важно, что автор жил с этой идеей все 30 лет — с тех пор, как они развелись (по его словам, с Пугачевой он уже 30 лет не общался). В этом есть нечто маниакальное, как и в том, что ресурсы "Первого канала" (по чьему заказу снимался фильм) потрачены на доказательство, в общем-то, одного тезиса: Стефанович — не просто один из мужей Пугачевой, а самостоятельная историческая фигура.
Автор расставил акценты так, что сомнений нет: героиня (в исполнении Александры Волковой) малообразованна, вульгарна, местами жестока, любит роскошь, ребенка сдала бабушке-дедушке... Но все это почему-то заставляет меня — далеко не фаната Пугачевой — сочувствовать ей. И мысленно оправдывать ее именно потому, что автор добивается противоположного результата. Я начинаю симпатизировать ей — живущей в хрущевке, жарящей яичницу для разглагольствующего на кухне мужа. И она впервые — признаюсь — мне действительно интересна. Такая Пугачева, неоднозначная, мне милее, чем икона. Я с ужасом представляю, каким был бы парадный сериал о Пугачевой: передвижной монумент, тонны патоки, слезы счастья, сияние куполов, вещие сны, чудеса, все такое. Неоднозначность героя — норма для голливудского байопика, но не для нас. Тем удивительнее, что так получилось, вопреки, а не благодаря.
Еще. Сериалы о светском времени давно уже вынуждены на базовом уровне строиться по принципу "у нас была великая эпоха". Стефанович, опять же желая показать собственное величие на фоне убогости всех остальных, вынужден показывать и убожество эпохи. Он обязан быть буквальным в деталях, датах, портретах людей. И СССР — неожиданно, вероятно, и для самого автора — предстает на экране чуть ли не впервые за многие годы убогим, скучным и пыльным. Да, именно скука — его доминанта. Такого СССР мы давно не видели. Вечная проблема русского кино — слабый сценарий: он из-за того слабый, что современный режиссер вынужден кадить зрителю, насыщая "эпоху" на свой вкус, раскрашивая ее, выдумывая всякие "миленькие штучки", и получается сериал "Оттепель", где все красиво, но совершенно нереально. "Кураж" уже назвали ""Оттепелью" для бедных", и в этом есть святая правда. Дело в том, что "Оттепель" — сказка, причем идеологическая: она дает понять, что при тоталитаризме жизнь на самом деле замечательно насыщенная, духовно богатая и интересная. А у Стефановича нет задачи выдумывать или приукрашать — он ведь хочет показать "правду", поэтому "Кураж" мелок на события, я бы даже сказал, мелочен. Ведь события-то какие?.. Договорился насчет ресторана, занял тысячу советских рублей, выбил квартиру — мелко, да, но из этого и состояла жизнь советского человека. Когда ты беседуешь с ветеранами тех лет, то понимаешь, что самыми яркими событиями жизни были длительные пьянки: именно это имеют в виду, когда говорят, что в СССР было "живое человеческое общение". На самом деле, думаю, тогда заняться больше было нечем. Или вот, например, найти свободную койку в Ялте в разгар сезона — это целое событие, этап жизни. Но во всем этом есть какая-то парадоксальная правдивость — именно в мелочности тех задач, которые советская богема вынуждена решать. Тут нет вот этих ужимок "Оттепели" — этих лофтов, голых красоток на скамейках, отутюженных ЗИМов и "побед" с водителями, одетыми от Сен-Лорана, все пыльно и уныло, даже антиквариат в хрущевке Пугачевой смотрится именно убого, соответствуя духу времени.
Стефанович всячески подчеркивает, что все окружение Пугачевой — стихийные антисоветчики; хорошим тоном было как наизусть цитировать Франсуа Вийона, так и травануть анекдот про Брежнева. Но эта антисоветчина, которую герой яростно демонстрирует, при этом являясь членом Союза кинематографистов, человеком Михалкова, вхожим повсюду, наталкивает на мысль о природе советского антисоветизма.
В основе этого антисоветизма лежала не жажда свободы, а цинизм — неверие ни во что. Показателен эпизод, как главный герой Алекс (Владимир Фекленко) рассказывает анекдот о Брежневе одному из приближенных генсека — председателю Госкомитета по радио и телевещанию Лапину. Этот цинизм и является единственной базовой моралью советской богемы. Потому сам по себе этот антисоветизм не может ничего породить. Он может быть только защитой — от самого себя. Автор подпускает самую мощную шпильку: он хочет нам внушить, что "Галла" была такая же, как все, как все, как все,— такая же циничная, как и все они. Алекс советует Галле: ты, мол, чтобы растянуть концерт, говори с людьми, они это любят. В другом месте учит ее, что для людей она должна всегда быть одинокой и несчастной. Вот, лежа в постели, они хохочут над советскими зрителями, которые верят во все слухи о Галле. То есть как бы дает нам понять автор, весь этот "драмтеатр" Пугачевой — не более чем технология, расчет, игра на чувствах. Но вот здесь ему опять перестаешь верить почему-то.
Пугачева оказалась, вероятно, как раз не такая, как большинство советской богемы, и именно поэтому она стала народной героиней, потому что искренности в ней и настоящей боли все-таки было больше, чем расчета. (Отдадим должное Стефановичу: эмоциональными пиками каждой серии являются ее песни, исполненные Диной Гариповой; каждая песня исполняется полностью, дотошно, в этом есть какое-то школярство, но в этом же есть и месседж, что главное в биографии певицы — все-таки песни, а не слухи.) Причем технически все могло быть именно так — Стефанович объяснил ей, как дожимать аудиторию, технологиям продвижения. Но все-таки Пугачева стала Пугачевой именно потому, что она во все это поверила и этим жила.
И вот, как ни странно, благодаря тому ужасному сериалу про Пугачеву все это понимаешь лучше. Поразительно, да?.. Вот есть некая игра Стефановича. Есть игра еще каких-то людей. И все они что-то там Пугачевой хотят намекнуть, отплатить, ущучить и поставить на место. Но чем старательнее они это делают, тем Пугачева делается ближе и человечнее. То есть она каким-то удивительным образом их всех до сих пор побеждает. Да, что-то все-таки в ней есть.