В русском камерном балете "Москва" состоялась премьера спектакля Пола Нортона "Взрыв". "Взорванным" оказался устойчивый миф о неспособности русских танцевать западный авангард.
Балет "Москва" можно поздравить: он стал единственной российской труппой, имеющей в своем репертуаре полноценный европейский авангард. Прежние копродукции эксплуатировали прежде всего национальные особенности русских танцовщиков. Англичанин же Пол Нортон (Paul Norton) просто пересадил на московскую почву свой балет пятилетней давности, хотя и настаивает, что в Москве показана новая версия "Roguetool" (здесь его назвали "Взрывом"); исполнители вдохновили хореографа настолько, что он расширил и видоизменил уже сделанную вещь: "Они изголодались по информации. Они все схватывают на лету. Они потрясающе техничны".
36-летний Пол Нортон по образованию врач. Прямо из ночного дансинга Амстердама он попал в профессиональную труппу. Первая же самостоятельная работа, соло под названием "Джонни Пэник" в стиле излюбленного им брейка, привела его в труппу израильтянина Охада Нахарина (Ohad Naharin). Здесь бывший врач и поставил свой "Roguetool". Спектакль принес ему мировую известность, а корифей авангарда Уильям Форсайт (William Forsythe) пригласил Нортона в свой Франкфуртский балет. Сейчас Пол Нортон — один из самых востребованных хореографов: ставит во Франции, США, Израиле, Австралии, Нидерландах. Московский "Взрыв" получился почти случайно. Год назад Пол Нортон вел мастер-класс в рамках "Золотой маски". Среди его студентов оказались артисты балета "Москва", уговорившие свое руководство заказать постановку популярному автору.
Приноравливаясь к российской ментальности, требующей от любого танцевального действия литературной "содержательности", Пол Нортон окутал свой балет тучей объяснений. И про бешеных слонов (вариант перевода сочетания "roguetool") — аутсайдеров, изгоняемых стадом. И про человека, вбирающего в себя образы мира, которые накапливаются и душат его. И по японскую технику оригами (бумажные слоники, сделанные по ее канонам,— чуть ли не единственное оформление сценической коробки, разодранной до голых кирпичей), в соответствии с которой хореограф гнет и ломает человеческое тело.
На самом деле его балет — отличный образчик современной западной хореографии, в которой не следует нащупывать сюжет, копаться в метафорах и тем более выискивать мораль. Ее единственная цель и смысл — исследование новых возможностей: человеческого тела, пространства, света, композиции. Структура балета подвижна и открыта: композитор Фред Фриз намеренно не закончил партитуру. В отличие от большинства западных авангардистов Пол Нортон обладает обостренным чувством сценического времени: его "Взрыв" компактен и поразительно энергетичен. Танцевальные формы — соло, дуэты, массовые танцы — цепляются друг за друга с железной логикой. В лексиконе Нортона задействованы все существующие техники — от благородных интонаций классики (хореограф втянул в свою постановку даже репетитора балета "Москва", бывшего артиста Большого Юрия Ромашко, подарив ему превосходное соло) до жаргона брейка. Абсурдистский юмор — не во взаимоотношениях персонажей, но в самих движениях: части тела вдруг перестают слушаться человека и ведут себя как им заблагорассудится.
Удивительнее всего та свобода, с которой артисты изъясняются на этом изощренном языке. Считалось, что отечественный танец, некогда оторванный от мировой современной хореографии, должен нащупывать собственные тропинки, а корявость и техническая беспомощность российских артистов — чуть ли не признак национальной самобытности. "Взрыв" доказал несостоятельность этого мифа: классная хореография сделала из вполне провинциальной труппы танцовщиков мирового класса.
ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА