В среду вечером во Франции по каналам Europe 1 и TF1 прошло интервью президента России Владимира Путина, которое он дал в ночь со 2 на 3 июня французским журналистам Жану-Пьеру Элкабашу и Жилю Було.
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ / купить фото
Крупнейшая радиостанция и самый рейтинговый телевизионный канал получили возможность интервью после многомесячной осады пресс-службы российского президента. Владимир Путин давно не беседовал с западными телезрителями.
«Интервью мы ждали восемь месяцев и десять часов»,— сказал Жиль Було (TF1). Как уже привычно, президент пришел на встречу с многочасовым опозданием: вместо двух часов дня — в двенадцать часов ночи. Французские журналисты отнеслись к этому спокойно, предположив, что, очевидно, ситуация в России и вокруг нее требует круглосуточной работы и выбрать время даже для получасового интервью было не так уж просто.
Жан-Пьер Элкабаш (Europe 1) сказал, что беседа была совершенно свободной, «без табу». Никто в окружении Путина не потребовал от них списка вопросов, напротив, они сами предупредили президента России о том, что коснутся всех неудобных тем, какие успеют за отведенные полчаса. Подготовка не потребовалась. По его словам, Путин отлично знает о чем говорит, держится уверенно и легко и вообще «не похож на свои карикатуры».
Владимир Путин удачно использовал интервью, чтобы послать Франции и Европе все необходимые сигналы. Причем говорил он очень просто, явно обращаясь через головы собеседников к их слушателям, оперируя скорее логическими доводами, чем эмоциями. Так было, например, когда, говоря о Сирии, он объяснил, что сохранение власти Башара Аль Асада, каким бы он ни был, полезнее для этой страны, чем состояние полуанархии на манер Судана, Афганистана или Ирака. Заметим, что он не стал при этом ссылаться на пример Ливии, который мог быть болезненным для французов, участвовавших в ливийской революции на стороне повстанцев и против Каддафи. А вот угроза того, что воюющие в Сирии исламисты могут завтра объявиться в Европе — не пустой аргумент для зрителей, обсуждающих недавний арест вернувшегося оттуда террориста Мехди Неммуша. Довод, что даже людоедское государство лучше его отсутствия (который может быть назван отчасти циничным), не осмелился бы использовать ни один из его коллег-президентов. Но благодаря этому Владимир Путин показал конфликт с той стороны, с которой его куда реже подают во Франции.
Президент России категорически открестился от участия в волнениях на юго-востоке Украины и демонстративно назвал происходящие там сейчас события не «войной», а «карательной операцией». Владимир Путин призвал вновь избранного президента страны Петра Порошенко эту операцию остановить, «пока не запачкал руки в крови и имеет возможность начать диалог с населением юго-востока своей страны». В ответ на то, что в США обвиняют российских военных в деятельном участии в украинских событиях, он напомнил, как американцы говорили о наличии у Саддама Хуссейна оружия массового поражения, что оказалось ложью. «Если есть доказательства, их надо предъявить». «Значит, неправду говорят американцы?» — спросили журналисты. «Американцы лгут»,— буквально ответил Владимир Путин, вызвав массу одобрительных комментариев в сети.
На вопрос, как же может быть так, что на торжествах в Нормандии он окажется рядом с президентом Обамой и тот не будет с ним разговаривать, Владимир Путин пожал плечами: «У меня нет оснований полагать, что президент Обама не хочет говорить с президентом России. Ну, в конце концов, это его выбор, я готов к диалогу».
Французские журналисты напомнили ему слова Хиллари Клинтон, сравнившей Путина с Гитлером, а то, что происходит сейчас с Украиной, с началом гитлеровского вторжения в Европу. Президент заметил, что громкие обвинения, выходящие за рамки приличия, чаще всего прикрывают слабость позиции. «Впрочем, слабость для женщины — это не недостаток»,— добавил он, и на эту фразу немедленно набросились феминистки.
Любопытно, что Владимир Путин занял жесткую позицию в отношении американцев как раз накануне их праздника, дня высадки в Нормандии, вступления США в войну в Европе. Впервые приглашенный на церемонию российский президент не только подчеркнул решающую роль Советского союза в победе, но и упрекнул бывших союзников в том, что «самую агрессивную, самую жесткую политику проводят именно Соединенные Штаты. У нас почти нет военных сил за границами, но посмотрите: повсюду в мире расположены американские военные базы за тысячи километров от их границ, они вмешиваются во внутренние дела тех или иных стран: так что трудно обвинять в насилии — нас».
Говоря о суверенитете, президент России обратился к авторитету Шарля Де Голля и Франсуа Миттерана, двух самых популярных президентов пятой республики, занимающих первые места в тех самых опросах общественного мнения, которые отдают нынешнему президенту Франции последнее место. «Генерал Де Голль всегда пытался защитить суверенитет Франции, а Де Голль достоин уважения. Есть также пример Миттерана, который говорил о Европейской конфедерации с участием России, и я надеюсь, что ничего еще не потеряно в том, что касается будущего Европы».
После интервью пресс-секретарь Дмитрий Песков пригласил журналистов к президенту «на бокал шампанского», причем, что особенно подчеркнули интервьюеры, «русского шампанского». В комнате было всего несколько человек и они воспользовались этим, чтобы задать несколько вопросов оff the record и получили довольно подробные на них ответы. По их словам, мало кто из государственных лидеров сейчас способен так непринужденно общаться с журналистами.
Жан-Пьер Элкабаш считает, что российский президент обладает «холодной харизмой». Его свойство — «энергия без возбужденности», закрытость и твердость, которые, возможно, призваны скрыть неуверенность. Трудно сказать, в чем он почувствовал неуверенность. Владимир Путин выглядел во время интервью совершенно спокойным. Единственным заметным зрителям признаком волнения стали ноги, президент время от времени постукивал по ковру носками ботинок.
Жиль Було сказал, что интервью поспело как раз вовремя, что он рад был бы конечно, поговорить с Меркель или с Обамой, но Владимир Путин — именно тот человек, от которого так много сейчас зависит, и его особенно важно было выслушать именно сейчас.