Мы уже давно поняли, что Кинотавр – наше все – это какой-то концентрированный сгусток истории страны и общества. Рожденный благодаря энтузиазму Марка Рудинштейна, в 1990-е он спас отечественное кино от смерти, которая грозила неминуемо наступить из-за развала кинопроката. Благодаря «тусовочному» фестивалю в Сочи, где в пляжном угаре соединялись кинематографисты и пресса, люди в нашей стране узнавали о том, что кинематограф еще жив – и он действительно выжил.
Фото: Григорий Собченко, Коммерсантъ
Первым сигналом того, что кино в России, преодолев шок перестройки, опять способно создавать национальную мифологию, стал фильм «Брат» — естественно, победивший на Кинотавре.
С началом нового тысячелетия встала на ноги, хоть и спотыкаясь о перманентные кризисы, российская киноиндустрия, стал подавать признаки жизни кинопрокат, в обиход вошли новые технологии. Кинотавр возглавил Александр Роднянский – человек, отвечавший духу изменившегося времени.
При нем фестиваль стал одновременно индустриальной площадкой, рынком проектов и лабораторией творчества. Именно здесь, во многом с легкой руки программного директора Ситоры Алиевой, было конституировано явление режиссерской «новой волны», изменившей художественный облик кинематографа нулевых годов.
В 2010-е годы кино вместе с Кинотавром входит уже в другой период. Его опознавательными знаками становятся политизация, феминизация, экспансия документализма, противостояние цензуре в ее явных и скрытых формах (чего стоит одобренная многими кинематографистами пресловутая этическая хартия!). Не исключено, что завтра опять станет актуален эзопов язык, а публицистика уступит место аллегории. Но это – завтра.
Сегодня же кинематограф находится на грани нервного срыва, пытаясь спешно артикулировать то, что скоро, возможно, произнести вслух не удастся. Отсюда – взвинченный тон и ритм многих картин, обилие нецензурной лексики, драматургическая поспешность и даже неряшливость.
Чего удивляться: ведь юбилейный, 25-й по счету Кинотавр прошел на пике перемен в стране, наиболее резких и радикальных за весь постсоветский период.
Однако нынешний фестиваль показал и плоды стабильности. Это – выросшее профессионально мастерство. Это – умение соединять авторскую интонацию и модели популярных жанров. Вот за что, надо полагать, жюри наградило Анну Меликян, режиссера фильма «Звезда», намеренную, по ее словам, и дальше делать жанрово окрашенное кино. Опыт больших постановочных картин (среди них ни много ни мало, «Брестская крепость) помог и Александру Котту, хотя он достиг успеха методом от противного. Ведь не случайно продюсер Игорь Толстунов доверил именно ему постановку фильма «Испытание», локального и бессловесного, близкого пантомиме, но при этом точно ориентированного на зрительское сопереживание. Меликян и Котт не числились в лидерах «новой волны», но они сформировались вместе с ней, а теперь, когда она перестала существовать как некая, хотя бы условная общность, идут по жизни самостоятельно, каждый своим путем. Трудно было не порадоваться за Александра Котта, который, принимая главный приз Кинотавра, признался со слезами на глазах, что значит для режиссера, уже имеющего имя и профессиональную репутацию, вынашивать свой потаенный мир, чтобы однажды воплотить его в том кино, которое всегда мечтал снять. Он пожелал каждому кинематографисту хоть раз в жизни получить эту возможность. Однако после вечера раздачи наград эйфория прошла, а для многих участников она так и не наступила. Ясно, что наград никогда не хватает на всех, тем более что конкурс в этом году был очень приличный. Но жюри, формально справедливо отметив фильмы достойного уровня (такие, как «Класс коррекции Ивана Твердовского), ухитрилось проглядеть важнейшую тенденцию, пройти мимо работ, возможно, менее совершенных, но живых и связанных с сегодняшним днем — и по материалу, и главное, по стилю.
Самая показательная из этой группы картин – «Комбинат «Надежда» Натальи Мещаниновой, квазисоветская провинциальная мелодрама в остро современном антураже и с нервом сегодняшнего дня. Премьера ее прошла еще зимой в Роттердаме, на Кинотавре состоялся первый российский показ «Надежды». Как бы он не стал последним, если теперь прокатные удостоверения не светят фильмам, где звучат слово из трех букв и родственные ему. По слухам, существует другая, «самоотцензурированная» версия фильма. Но это говорит лишь о том, что «новая новая волна» (а ведь речь именно о ней), едва народившись, уже готова быть нейтрализована суровой цензурной дамбой. А из песни о прекрасном и ужасном городе Норильске слова не выкинуть, выкинешь – так и песня застрянет в горле.
Так же как не выкинуть мат из «Левиафана» возглавлявшего жюри Андрея Звягинцева, российской премьерой которого юбилейный Кинотавр закрылся. Казалось бы, «матерный вопрос» — низменный и частный, даже как-то неловко обсуждать в разговоре о большом искусстве. Точно так же как лишь на уровне светской болтовни воспринимается многими гендерный акцент нынешнего Кинотавра. Между тем количество женщин-режиссеров на нем перешло в качество и в корне изменило имидж профессии. И политкорректность здесь ни при чем: это абсолютно объективная реальность, это другой взгляд на мир, другой эмоциональный диапазон, другие нюансы и акценты. Можно заметить, например, что женщины легче и быстрее мужчин адаптируют стиль европейского и американского независимого кино, причем он не выглядит подражательным. И если уже есть у нас «новая новая волна», то не случайно это слово женского рода.
Возвращаясь к истории Кинотавра, вспоминаю, как почти поссорился со своим другом Вадимом Абдрашитовым, когда он, возглавляя жюри, оставил без наград «Груз-200» Алексея Балабанова и «Два в одном» Киры Муратовой. Хотя победил тогда фильм, к которому нет претензий – «Простые вещи» Алексея Попогребского. Но фестивали призваны поддерживать в первую очередь смелое, а не просто хорошее кино — независимо от возраста, пола и заслуг режиссера. Были годы, когда так происходило: горжусь, что входил в жюри под началом Валерия Тодоровского, наградившего главным призом Кинотавра совершенно уникальный фильм «Старухи» Геннадия Сидорова. Понимаю, что радикализм не может побеждать всегда и везде, иначе он перестал бы быть собой. И на Каннском фестивале этого года – на фоне прошлогоднего прорыва с «Жизнью Адели» — были приняты скорее «академические», компромиссные решения. А тот же «Левиафан», хотя был достоин большего, остался лишь с призом за сценарий. На Кинотавре ситуация почти комически отыгралась. Звягинцев присудил приз за сценарий «Дураку» Юрия Быкова — фильму-плакату, фильму-крику, который в определенном смысле стал эмблемой Кинотавра-2014. Это тоже кино нервного срыва – о том, что так жить нельзя, а по-другому не получается.