Вышедшая в российский прокат "Теорема Zero" (The Zero Theorem) — смелый и прискорбный режиссерский жест.
В "Теореме Zero" безумие стало жертвой внятности
Фото: filmz.ru
73-летний Терри Гиллиам фактически переснял, не брезгуя автоцитированием, свой шедевр "Бразилия" (1985). Компьютерный гений Коэн (лысый Кристоф Вальц) убегает в мир грез и сходит с ума в шестеренках тотальной системы так же, как убегал и сходил маленький клерк Сэм Лаури. Но сделал это Гиллиам так, словно на собрании некой партийной ячейки ему с маоистской прямотой поручили актуализировать сюжет, восходящий к "1984" Джорджа Оруэлла, с учетом совершившейся за минувшие тридцать лет эволюции капитализма. Так Александру Фадееву пришлось в свое время переписать "Молодую гвардию", добавив к истории героического самопожертвования краснодонских комсомольцев линию вполне виртуального партийного руководства их борьбой.
Что ж, с политической точки зрения все верно. В "Бразилии" управление миром основывалось на полицейском терроре, осуществляемом государственной бюрократией со всеми свойственными бюрократии заморочками: убивали по ошибке, перепутав одну букву в фамилии жертвы, а потом убивали, чтобы эту ошибку скрыть. В "Теореме" Большого Брата зовут просто Боссом (Мэтт Деймон), он управляет компьютерной монополией, и иногда его даже можно увидеть, хотя он обладает свойствами человека-хамелеона: никакой мистики, просто изощренный крой костюмов, позволяющих ему сливаться с окружающей вещной средой.
Классический фашизм сменился фашизмом мягким. Убийство — вроде бы безобидным отказом позволить Коэну работать дома или якобы почетным, но смертоносным предоставлением ему этого права. Винтики новой диктатуры носят пестрые тряпки и катаются по офисам на роликах, а их совесть свободна настолько, что позволяет молиться святому Бэтмену. Девушка мечты мутировала из next door girl в виртуальную сучку (Мелани Тьерри). Но Босс — диктатор страшнее любого Пол Пота. Коэна, насобачившегося просчитывать эзотерические сущности — информацию в прекрасном новом мире в буквальном смысле слова сливают в пробирки,— он отправляет на заклание доказательства некой теоремы "стопроцентности ноля", чреватой схлопыванием Вселенной в черную дыру. Впрочем, ничего личного — только бизнес. Из черных дыр тоже можно — не спрашивайте как — качать бабло.
Что тут скажешь, памфлет идеологически внятен. Но беда в том, что внятность никогда не была достоинством Гиллиама. Вот стопроцентно невнятный "Воображариум доктора Парнаса" (2009) был абсолютно адекватен его темпераменту. Бредовый, бессмысленный, но врезающийся в память мрачными видениями фильм. От "Теоремы" же тщетно ждешь хоть толики барочного, балаганного безумия: все вполне скучно, как скучна и сама жизнь Коэна в пострадавшем от пожара монастыре братьев-молчальников.
Лучше бы он жил в полусгоревшем ярморочном балагане. Гиллиам — не Дрейер, не Бергман и даже не фон Триер, чтобы выяснять отношения с Богом. Он просто другой. Но вопреки этой своей инаковости он заставляет Коэна, которого крепко и навсегда ошарашил некий телефонный звонок, искать смысл жизни и заменяет голову распятого Христа, оставшегося в обители Коэна с монастырских времен, шпионской видеокамерой. И еще, что твой Тарковский, подверстывает Коэна, лелеющего хрупкий пламень спички, к витражу с изображением святого Себастьяна.
Воображаемая партийная ячейка, благословившая Гиллиама на ремейк "Бразилии", должна бы сурово осудить его за впадение в грех богоискательства, богостроительства да и богоборчества в придачу.