Вчера президент Владимир Путин встретился с послами России в странах мира и развернул перед ними новую концепцию национальной безопасности. По ней Россия должна "в пределах необходимой самообороны" защищать всех русских по всему миру. Особенность концепции в том, что русским является теперь любой человек, который чувствует себя русским. С подробностями из небоскреба на Смоленской площади — специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ.
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ / купить фото
В торжественном убранстве был вчера актовый зал МИДа на Смоленской площади. Сюда съехались российские послы, чтобы услышать президента Владимира Путина. В зале сидели депутаты Госдумы и Совета федерации, главы министерств и ведомств, а также руководители отечественного телевидения (некоторые из них были совершенно беременны, в том числе и новыми проектами).
Из послов в зале не хватало, пожалуй, только Михаила Зурабова, посла России на Украине (то есть того, кто нужен был здесь, кажется, больше всех других). Видимо, у него за время отсутствия на Украине, когда его решительным образом отозвали в знак протеста против антигосударственного переворота в Киеве, было время всех в Москве увидеть и обо всем поговорить, а сейчас ему лучше быть там, где он нужнее или, по крайней мере, виднее.
Сотрудники центрального аппарата МИДа не скрывали своей радости по поводу того, что словно именно к этому мероприятию оказался приурочен указ президента России о повышении зарплат не только сотрудникам этого аппарата, а и пенсионерам отрасли. Указа в МИДе ждали много лет, и вот он есть. Пенсионеры, которых в зале тоже было достаточно (конечно, все они очень почетные), могут теперь жить спокойно: мало им наконец-то не покажется. Могут не бояться будущего и послы, сидевшие вчера в том же зале: достойная старость теперь гарантирована и им (действие указа распространяется на всех, кто только еще собирается посвятить себя делу отдыха от защиты национальных интересов страны).
Речь президента была посвящена прежде всего событиям на Украине. Владимир Путин еще не произнес этого слова, а уже было понятно, что он говорит о ситуации, связанной именно с ней. Иначе откуда в его речи взялись бы слова о том, что "не срабатывает международное право, элементарные нормы приличия не соблюдаются, торжествует принцип вседозволенности"?
Президент повторил свои известные тезисы, которые касаются причин присоединения Крыма: "Под угрозой оказались наши соотечественники, их язык, культура, законные права..." Понятие "русские люди" в его сознании медленно, но верно расширяется: на вторую половину вчерашнего дня это все, "кто считает себя русским человеком".
То есть Виктор Янукович, например, живущий сейчас к тому же в Сочи, определенно русский человек. Или Барак Обама, который в себе что-то такое вдруг почувствует.
— Какой реакции ждали от нас наши партнеры при том, как разворачивались события на Украине? — продолжил господин Путин.— Мы, конечно, не имели права оставить крымчан и севастопольцев на произвол воинствующих националистов.
Впрочем, Владимир Путин снова пошел дальше и откровенно добавил:
— Не могли допустить, чтобы существенно был ограничен наш доступ к акватории Черного моря (такой откровенности, говоря о причинах референдума в Крыму, он себе раньше не позволял.— А. К.) и чтобы на крымскую землю пришли войска НАТО и был кардинально изменен баланс сил в Причерноморье. То есть практически все, за что Россия боролась еще с петровских времен, было бы фактически вычеркнуто.
Таким образом, прагматизма в поведении Владимира Путина во время присоединения Крыма к России было по крайней мере не меньше, чем причин, о которых он говорил раньше.
Очевидно, что Владимир Путин не мог не ответить на решение президента Украины возобновить наступление украинской армии на восточном фронте. Иначе президент России не произнес бы слова, которые могут стать очередным поводом для международных санкций:
— И хочу, чтобы все понимали: наша страна будет и впредь отстаивать права русских... и использовать для этого весь арсенал имеющихся средств, от политических и экономических до предусмотренных в международном праве гуманитарных операций, права на самооборону.
Очевидно, что имеется в виду. Право на самооборону имеют максимально широко понимаемые русские, а "самообороной" называется их дипломатическая и военная защита государством, потому что оборонять в их лице Владимир Путин намерен страну Россию.
— До сих пор,— зафиксировал президент,— Петр Алексеевич (Порошенко.— А. К.) все-таки не имел прямого отношения к приказам начать военные действия. Теперь он взял на себя эту ответственность, в том числе и политическую, что гораздо важнее.
Видимо, и Петром Алексеевичем Владимир Путин назвал коллегу в последний раз — кредит доверия, который он оказывал украинскому президенту, причем даже демонстративно, словно подталкивая его к тому, чтобы тот проявил себя миротворцем, исчерпан.
И еще раз господин Путин решил продемонстрировать откровенность. Он делал это в кругу таких понятных ему людей, и даже можно сказать в интимном кругу абсолютных единомышленников, по определению, по роду своих занятий обреченных на единомыслие. От этого и тон Владимира Путина на вчерашней встрече был не таким всепобеждающим, как, например, в Георгиевском зале Кремля, когда он объявлял о присоединении Крыма к России. Тон его вчера был, я бы сказал, доверительно рабочим, а голос — негромким: все, что надо, эти люди обязательно бы услышали.
А очередная откровенность состояла в том, что президент раскрыл секрет реверса газа на Украину со стороны западных стран. Этот реверс он назвал искусственным:
— По одной и той же трубе нельзя давать газ в разные стороны. Понятно, что наш газ получают (Украина.— А. К.) и доплачивают некоторым из наших партнеров, которые его, в свою очередь, недополучают.
До сих пор Владимир Путин о том, что и так понятно всем заинтересованным лицам, вслух не говорил — как и эти лица. Сейчас он, кажется, все меньше и меньше считает нужным что-то скрывать — карты, можно сказать, легли на стол, и вот-вот будет окончательно понятно, кто блефовал, а кто сыграл свою игру.
На закрытой части встречи ее участники выслушали два доклада — заместителей министра иностранных дел Александра Грушко и Василия Небензя. Владимир Путин ограничился тем, что прокомментировал каждый из этих докладов. Ничего нового он, по словам участников встречи, не сказал, еще раз объяснив, что не ввести войска в Крым нельзя было никак.
Он как будто старался успокоить присутствующих: лишних действий с его стороны можно не ждать (и послы в своей деятельности на местах, очевидно, из этого и должны исходить), правда, и пределы необходимой самообороны могут и должны произвести впечатление.
Один из участников встречи признался мне, что для него на таких мероприятиях самый верный признак, что новостей больше не будет, то, что его начинает неумолимо клонить в сон.
— Так и сегодня было,— смущенно признался мой собеседник.— Чувствую, глаза начинают закрываться... Вздрагиваю — не спать!
Уполномоченный по правам человека в России Элла Памфилова призналась, что лично ей было очень интересно: она в последний раз была на такой встрече в 2010 году. И неожиданно поддержала тему моего предыдущего собеседника:
— У нас сейчас, конечно, очень трудная ситуация. Я три месяца омбудсмен — и занимаюсь только одним: Крым, Крым, Крым... И мне, честно скажу, трудно. Но мне вот что кажется: для нас чем хуже, тем лучше! И народ наш только просыпаться начинает! И это, может быть, самое главное! И Путин — он такой, какой он есть!
Едва ли не последним, когда из тяжелых дверей МИДа начали выскальзывать уже сотрудницы столовой, вышел человек, которого я ждал. Это был постоянный представитель России в ООН Виталий Чуркин.
— Надолго приехали? — спросил я.
— На неделю,— кивнул Виталий Чуркин.
— На неделю! — ахнул я.— А как же там, в Нью-Йорке, сейчас без вас?! Не боитесь, что прорвут фронт оттуда, пока вас нет?
— Боюсь,— подтвердил Виталий Чуркин.— Но я никогда этот отпуск до конца не догуливаю. В прошлом году на пять дней уехал — вернулся через три. И теперь, наверное, так будет. Хотя я в этом году вообще ничего такого не планировал: ситуация сложная.
— Тяжело там? — сочувственно спросил я.
— Тяжело,— вздохнул он.— Они там уже без меня одну подлянку нам кинули... Ну, ничего, я вернусь — и мы на нее ответим!
Железный человек.
Весь в борьбе.