О расследовании дела вице-президента фонда «Город без наркотиков» Евгения Маленкина и тенденциях в криминальном мире региона „Ъ” рассказал начальник отдела по борьбе с организованной преступностью управления уголовного розыска ГУ МВД России по Свердловской области Константин Строганов.
— В суде начинается рассмотрение резонансного уголовного дела в отношении сотрудников фонда «Город без наркотиков», которых обвиняют в незаконном удержании людей и обороте наркотиков. Почему расследованием занимался отдел по борьбе с организованной преступностью?
— То, что нам удалось установить, прямо говорит о том, что подобный формат работы фондовцев был для них нормальным. Мы поднимали старые оперативные материалы и видели, что фонд имеет свою боевую структуру — это так называемые боевики, которые выполняли криминальные задания. Несмотря на то что старые оперативные материалы в уголовное дело не вошли, благодаря им нам удалось составить список лиц, участвовавших в незаконных операциях фонда. Если говорить, допустим, о деле Евгения Маленкина, то тот состав, который ему сейчас вменяется, это лишь вершина айсберга. Многие эпизоды в дело так и не вошли.
Вообще, «боевики» фонда занимались в основном грабежами. Допустим, есть такой Рамазанов (Николай Рамазанов — один из предполагаемых сообщников Евгения Маленкина.— „Ъ”). Установлено, что он узнал о том, что один из наркоманов хранил дома деньги, которые получил от продажи квартиры. В итоге в фонде решили похитить эти деньги.
У них вообще схема работы была интересной. Для того чтобы обезопасить себя от каких-либо обвинений, они сначала создавали своей жертве имидж последнего наркомана, а затем проводили «добрые акции» — увозили наркоманов в свои реабилитационные центры, при этом часто прихватывая ценные вещи. Методы провокации были простыми: фондовцы наливали перед дверьми квартир своих жертв ацетон, разбрасывали шприцы и делали это на протяжении нескольких дней. Затем они ходили по квартирам и уверяли соседей, что в доме живет наркоман. Так было и в этот раз. А после того как фондовцы проникли в квартиру, они забрали с собой не только хозяина квартиры, но и деньги, иконы, золотые изделия и даже кроссовки. Кстати, именно в данном эпизоде участвовал и Маленкин, который, как нам удалось установить, подкинул потерпевшему наркотики, когда наркоманов привезли в полицию на оформление.
— Почему, по вашей версии, ему пришлось подбрасывать наркотики прямо в полиции?
— Сначала Маленкин забыл подложить пакетики с наркотиками. А сотрудники полиции, которые стали оформлять протокол изъятия, позвали в качестве понятых обычных водителей из очереди на оформление ДТП, и в итоге при них никаких наркотиков не нашли. После этого Маленкину позвонили и напомнили о наркотиках, он приехал и отдал наркотики задержанным: мол, это тебе подарок, а это тебе. Ровно по семь граммов каждому. Полицейским пришлось переоформлять протокол изъятия наркотиков. Мы, когда узнали о данном факте, подняли все материалы о ДТП за тот день и нашли свидетелей, которые выступили в качестве понятых в первый раз, и они все подтвердили. Мы установили и еще ряд подобных подбросов, но в материалы этого дела по ряду причин они не вошли.
— В прошлом году в ходе избирательной кампании на пост мэра Екатеринбурга вы неоднократно рассказывали СМИ о связях кандидата, на тот момент главы попечительского совета фонда «Город без наркотиков» Евгения Ройзмана (победил на выборах 8 сентября 2013 года), с представителями криминального мира. Что вы можете сказать на эту тему сейчас?
— На тот момент связь была. Это несомненно. Но насколько она является криминальной, говорить сложно. Нам достоверно известно, что уже после выборов через близкого мэру человека была организована встреча главы города с ближайшим родственником Тимура Свердловского (племянник ныне покойного вора в законе Аслана Усояна, известного как Дед Хасан) Тенгизом. Но что именно обсуждалось, нам неизвестно.
— Расскажите, насколько сейчас сильны позиции организованных преступных сообществ в регионе? Существуют ли сейчас сообщества, подобные «Уралмашу» или «Центру», которые были очень заметны в 1990-х годах?
— Аналогичных масштабов на сегодняшний момент не достигла ни одна группировка. Но и «Уралмаш» никуда не делся. Его лидеры просто легализовались и сейчас являются уважаемыми бизнесменами и получают официальный доход со своих компаний.
— Какой бизнес их интересует?
— Это не секрет. Они вкладываются в сферу жилищно-коммунального хозяйства, гостиничный бизнес, арендный бизнес. Значительные инвестиции идут в строительную отрасль.
— Сильно ли изменились методы работы этих людей? Ведь мы помним, каким кровавым было противоборство между выходцами из «Уралмаша» и «Центра» два десятилетия назад…
— Нет, сейчас все вопросы решаются цивилизованно — за бокалом красного вина. Это уже отношения элиты города. Применения боевых структур уже нет — это неприемлемо для легализованных лидеров криминального мира. Хотя, надо признать, что подобные боевые группировки кое-где остались. Только используются они больше для решения мелких вопросов, даже больше для мер психологического воздействия.
— Что представляет собой организованная преступность на данный момент?
— После ухода со сцены «Уралмаша» и «Центра» в формате, присущем 1990-м годам, произошло раздробление организованной преступности. Сейчас в регионе осталось «синее» движение, то есть воровское. После смерти Тимура Свердловского (умер от туберкулеза в январе 2014 года. — „Ъ”) его возглавляет Владимир Соломейников по прозвищу Солома. Несмотря на то что воровское движение довольно обширно, сравнивать его с «Уралмашем» нельзя. Это сообщество, которое живет по законам общака, материально поддерживает зону и зарабатывает на мелких предпринимателях, которые ценят воровской авторитет и предпочитают решать проблемы через «синих», а не правоохранительные органы. Кроме «синих», в регионе еще существует ряд мелких группировок, которые действуют самостоятельно и автономно.
— В сентябре прошлого года сотрудники вашего отдела провели обыски у первых лиц администрации Екатеринбурга — заместителя главы горадминистрации Владимира Тунгусова и начальника департамента управления муниципальным имуществом Вадима Дударенко. С чем они были связаны и чем закончились?
— Данные обыски мы проводили в рамках расследования уголовного дела о хищении муниципальной собственности. Нам удалось выявить схему, по которой бизнесмены могли незаконно получать муниципальную собственность по заниженной стоимости без торгов. Так, например, произошло и со зданием ресторана «Сезон охоты» на улице Первомайской. Схема была простой: на заинтересованных коммерсантов выходили посредники от чиновников администрации и предлагали за 10 млн рублей содействие в получении недвижимости. Предпринимателю предлагалось взять муниципальное помещение в краткосрочную аренду, а затем в долгосрочную. После этого по закону он мог получить недвижимость через приватизацию. Самым главным были сроки получения недвижимости. Если при обычной схеме на это могло уйти несколько лет, да еще было не точно, будет ли дано разрешение на приватизацию объекта, то при оплате 10 млн рублей недвижимость продавалась по заниженной стоимости менее чем за год.
— А имена участников схем были известны?
— Конечно, сами арестованные посредники называли тех, кто участвовал в подобных схемах. Назывались даже конкретные суммы, кому сколько предназначалось. Получалось, что из тех 10 млн рублей, которые тратил предприниматель на приобретение недвижимости, на саму приватизацию предполагался лишь 1 млн рублей, еще 3 млн рублей посредникам, а остальные 6 млн рублей на откаты самым высокопоставленным сотрудникам администрации города. Сейчас дело находится в оперативном сопровождении другого подразделения, оно до сих пор расследуется ГСУ ГУ МВД России по Свердловской области.
— Подобные схемы с участием городских чиновников практиковались только в сфере недвижимости?
— Конечно, нет. Параллельно с делом о недвижимости мы занимались разработкой дел по муниципальным предприятиям питания. Схема была аналогичной: за откаты заинтересованные предприниматели получали хорошие заказы по обслуживанию детских садов и школ. Суммы откатов оценивались сначала в сотнях тысяч, а затем и в миллионах. В настоящий момент мы участвуем в расследовании этого дела, и говорить более подробно о нем преждевременно.