Обрусевшие страсти

Английская "Манон" в московском театре

Премьера балет

Кровь натуралистичной английской «Манон» обернулась в Москве натуральной клюквой (Манон — Татьяна Мельник, Де Грие — Албан Лендорф, Леско, на первом плане,— Дмитрий Соболевский)

Фото: Дмитрий Лекай, Коммерсантъ  /  купить фото

В Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко прошла премьерная серия балета "Манон", поставленного британским классиком Кеннетом Макмилланом в 1974 году и впервые перенесенного на сцену московского театра. Событие не воодушевило ТАТЬЯНУ КУЗНЕЦОВУ, зато понравилось зрителям.

"Манон" Музтеатр Станиславского показывал в те же дни, что и Большой театр — свою премьеру "Укрощение строптивой". Однако амбициозный балетный худрук "Стасика" Игорь Зеленский оказался все же не настолько самоуверен, чтобы в первый же день выложить свой главный козырь — Сергея Полунина в роли Де Грие, ради которого, похоже, и затевался весь проект. (Молодой премьер, перешедший в московский музтеатр прямиком из лондонского "Ковент-Гардена", уже танцевал эту партию в Лондоне на заре своей блистательной карьеры, а в Москве прославился ролью невротичного кронпринца Рудольфа из другого балета Кеннета Макмиллана — "Майерлинг".) Дней за пять до премьеры звездный танцовщик из "Стасика" внезапно уволился из штата труппы, сохранив статус guest star. Так что на второй, главный спектакль, на который сбежалась "вся Москва", театр позвал варяга: Албана Лендорфа, ведущего танцовщика Датского королевского балета.

Артист он крепкий, напоминает "лучшего в мире Карлсона": невысокий, с сильно разработанными мышцами недлинных ног, накачанным корпусом и короткой шеей. В чисто техническом плане танцовщик Лендорф с его мягким плие, честным стойким вращением, сильной стопой и мощным торсом — сущий клад для партии Де Грие, наполненной тягучими коварными вариациями, затейливо заплетенными обводками в адажио и отчаянными верхними поддержками. Однако весь облик, сангвинический нрав и выражение тревожной добросовестности, доминирующее на лице артиста, мало подходили для образа нервного влюбленного юнца.

Его Манон (точнее, подобранная для уволившегося Полунина) Татьяна Мельник — крошечная и складненькая, с эластичной, вкусно выгнутой стопой, быстрыми ножками, мягким адажио, стабильным уверенным вращением и отлично поставленным корпусом — танцевала без сучка, но и без задоринки. Решительно невозможно поверить, что эта девушка с внешностью и повадками добропорядочной горничной — та самая обольстительная и невинная куртизанка, которую осыпают бриллиантами и ради которой проливают кровь. Возможно, придираться и не стоило бы: хореография Макмиллана сложна и станцевать ее почти без помарок — уже подвиг. Однако как назло всего пару недель назад ту же "Манон" показывал на гастролях в Москве королевский балет "Ковент-Гарден" (см. "Ъ" от 24 июня) — и контраст оказался разительным.

От сравнения с лондонцами пострадали не только исполнители главных партий. С честью из испытания вышел разве что бродяжка-нищий (Алексей Бабаев), станцевавший свою вариацию с непринужденной легкостью и нездешней чистотой. А вот авантюрист Леско, брат Манон, в невразумительной трактовке Дмитрия Соболевского весь первый акт сумрачно терроризировал богатых господ, будто налоговый инспектор — проворовавшихся банкиров; к тому же, не выдержав музыкальный темп, солист загнал и провалил свою первую вариацию, требующую усидчивости в плие и неторопливости в толчковых прыжках. Обаятельной Валерии Мухановой в роли любовницы Леско не хватало четкости ног в мелких движениях и устойчивости в больших турах. Богатый сластолюбец господин Г. М. в исполнении Станислава Бухараева выглядел надутым бюрократом, которому предлагают взятку натурой, а Михаил Пухов в роли похотливого тюремного надзирателя деревенел так, что, казалось, скрип его полицейских суставов слышался при каждом трудном шаге.

Постановка и в целом обрусела. "Манон" — эталон ballet-story, однако английский вариант этого жанра сильно отличается от нашего драмбалета — прежде всего предельной реалистичностью, доходящей до натурализма: Макмиллан ставил свою "Манон" во времена всеобщего увлечения "кухонной драмой" Джона Осборна и перенес традиции современного ему английского театра в театр балетный. В его спектакле отвешивают пощечины, выворачивают руки, насилуют и режут, почти как в кино: главные герои погружены в поток кишащей жизни. Режиссура массовых сцен разработана с особой дотошностью: каждый бродяга, дама, сановник или проститутка имеет собственную партитуру роли, благодаря чему мизансцены наполнены конкретным непрерывным действием, лишь частью которого являются танцы. В Москве эти особенности английской эстетики заретушированы, побочные мизансцены утратили драматургическую внятность, некоторые персонажи исчезли из поля зрения. Самой обескровленной оказалась сцена из третьего акта: в порту Нового Орлеана люди, одетые в наряды дам и офицеров, дефилировали с непринужденностью манекенов. Трудно сказать, чья тут вина — английских ли постановщиков Карла Барнетта и Патрисии Руанн, не успевших проработать режиссерский рисунок балета во всех подробностях, или инертных артистов, но только московская "Манон" выглядела как какой-нибудь престарелый "Дон Кихот", где в середине сцены танцуют, а жмущаяся к кулисам массовка посильно изображает оживление. Учитывая, что на премьерах любая труппа демонстрирует максимальное приближение к поставленным задачам, можно предположить, что "дон-кихотистость" московской "Манон" будет только усиливаться.

А впрочем, все замечательно: костюмы и декорации Николаса Георгиадиса скопированы дотошно — богатые, пышные, музыка ласкает слух, сюжет выжимает слезу, артисты всех категорий танцуют много и старательно. Московская "Манон" наверняка станет кассовым хитом, несмотря на отсутствие вожделенного Полунина: российская публика не сноб.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...