Фильм Фрэнка Миллера и Роберта Родригеса "Город грехов-2: Женщина, ради которой стоит убивать" совершил совсем не ту революцию, которую от него можно было ожидать.
Фото: sincity-2.com
Первый "Город грехов" (2005), снятый при минимальном, но символическом, участии Квентина Тарантино, совершил революцию в отношениях между кино, комиксами и литературным нуаром. Сиквел тоже по-своему революционен: в том смысле, что он разрушает фундаментальную для современного мышления цепочку "тезис — антитезис — синтез" (если понимать под тезисом вселенную нуара, а под антитезисом — космос комиксов). Отныне ее следует читать: "тезис — антитезис — хаос".
"Город грехов-2" хаотичен и на драматургическом, и на философском уровне: оба раза он хаотичен в дурном смысле слова. Да, часть героев знакомы по первому "Городу", хотя, вот, громила Марв (Микки Рурк), помнится, кончил жизнь на электрическом стуле, а тут, ничего, только и успевает выхватывать — в роли этакого народного дружинника — из воздуха ножи и прочие топоры с удавками. Но стариков буквально расталкивают локтями новички, словно вломившиеся в город из какого-то другого фильма, о смысле и сюжете которого зрителей просят не беспокоиться. Так, своя история, бесстыдно оборванная авторами на самом интересном месте, у суперудачливого игрока Джонни (Джозеф Гордон-Левитт). Своя — у похотливо-фригидной Евы Лорд (Ева Грин) и за что-то мстящего ей Дуайта (Джош Бролин).
Но эта путаница, в которой Дуайта, скажем, в лицо не отличить от Джонни — тем более что лица, как и другие части тела, персонажам сносят с неумолимой регулярностью,— не беда и даже не полбеды. Это ж не люди, мы же понимаем, что это архетипы нуара: роковая сучка, слишком уверенный в себе игрок, угодивший в "медовую ловушку" секса детектив, коррумпированный упырь-сенатор. Ну, а когда архетип вальсирует с архетипом и архетипом погоняет, то это уже не кино, а почитай что абстрактная живопись. А задавать абстрактной живописи вопросы про логику сюжета просто смешно.
К тому же, даже в этом суматошном мире есть нечто постоянное. Боевые шлюхи из первого "Города" по-прежнему держат круговую оборону от осаждающих их родные трущобы сил тьмы. Да и призрак детектива Хартигана нет-нет, да и заглянет на огонек, а на Брюса Уиллиса всегда приятно посмотреть.
Главная проблема "Города грехов-2" заключается в другом.
Фрэнк Миллер был хорош тем, что как рисовальщик талантливо соединил комикс и нуар, а как режиссер — перевернул представление о том, как переносить комиксы на экран.
Комикс и нуар — две агрессивно противоположные "реальности". Феномен комикса в современном виде родился в конце 1920-х годов, тогда же, когда романы Дэшила Хэммета "Кровавая жатва" (1929), "Мальтийский сокол" (1930) и "Стеклянный ключ" (1931) создали канон нуара, именовавшегося тогда hard-boiled school — "крутой школой". Ну или pulp fiction.
Комиксы подарили Голливуду многие десятки героев: от морячка Попая — пожирателя шпината, дающего ему богатырскую силу, Супермена, Бэтмена и сыскаря Дика Трейси до Халка, Тора, Человека-паука и прочих "мстителей". Но в любом кино по мотивам комиксов было что-то ущербное: рисованные персонажи упорно не желали обрастать экранной плотью, оставались притворяшками в окружающем их волей-неволей "реальном" мире. Проще говоря, они были начисто лишены "экзистенции".
Нуар же, напротив, самый экзистенциальный жанр мировой литературы. После мировых войн традиционный роман — с переживаниями, характерами, семейными скандалами и историческим фоном — утратил всякую убедительность. Какие Форсайты, какие Тибо и Ругон-Маккары, какие даже Болконские и Ростовы вообще мыслимы после Вердена, Освенцима и Хиросимы? Такой роман мирно мутировал в формат мыльной оперы, а криминальный — то есть по определению маргинальный — роман возвысился до уровня философской прозы.
Хэммет на своей шкуре узнал, что такое работать санитаром на фронте. Он был коммунистом. Как, кстати, были, по меньшей мере, близки к компартии и такие столпы жанра, как писатели Хорас Маккой и Джим Томпсон, режиссеры Жюль Дассен, Джозеф Лоузи, Эдвард Дмитрик. Поэтому нуар, архетип которого они задали, во-первых, груб и циничен, а во-вторых — сугубо социален. Это чуть ли ни американский вариант соцреализма.
Первый "Город грехов" был замечателен именно тем, что противоестественно, но органично соединил комикс с нуаром. Впервые на экране комикс оживал, ничуть не стесняясь своей графической природы, а не притворялся "настоящим" фильмом. Мрак продажного мира, где кардинал заказывал убийства, а сенатор покрывал чудовищного сына-садиста, был вполне достоин пера Хэммета. А живописные детали вроде отрезанных голов, которыми садист декорировал свое гнездышко, пера гениального Джеймса Эллроя, автора "Черной орхидеи" и лучшего — то есть декларативно тошнотворного — представителя неонуара.
"Город грехов-2" — это даже не отступление, а капитуляция радикальной стилистики Миллера--Родригеса перед традицией комикса. Наверное, во многом это произошло из-за технологий 3D. Когда смотришь второй "Город грехов", ощущаешь себя заключенным в стеклянный шар, внутри которого снег засыпает игрушечную клоаку. Впрочем, чаще всего это не снег, а кровавые ошметки, но по большому счету какая разница?
Ну а про социальность и говорить нечего. Ведь она возможна только тогда, когда где-то, кое-где у нас порой, пусть и на обочине грязного болота, но существует нормальный мир, куда можно вернуть пошедшую по кривой дорожке девушку или, скажем, сказать безутешным родителям, что ее губитель наказан. Когда же в городе греха нет места ничему, кроме греха, то и грех-то уже никакой не грех, а норма. Скучная, как любая норма. Хаос "Города грехов-2" просто скучен.
Справедливости ради отечественный прокат придал этому пресному греху малую, но перчинку. Титры предостерегают: в фильме содержатся вредные сцены курения. По отношению к зрелищу, в самом вегетарианском эпизоде которого человеку щипцами ломают пальцы, это отдает адским юмором. Хэммету бы понравилось.