«Крупные банки не должны попадать под ликвидацию»

После того как в прошлом году ЦБ объявил курс на расчистку банковского сектора, Агентство по страхованию вкладов (АСВ) столкнулось с валом отзывов лицензий. Этот год научил агентство расчищать завалы украинских банков в Крыму. О том, каковы шансы вкладчиков и кредиторов вернуть свое после отзыва лицензии банка, “Ъ” рассказал гендиректор АСВ ЮРИЙ ИСАЕВ.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 3

Если ты пришел с таким количеством денег в банк и тебе дают нерыночную ставку (например, 13% годовых в долларах.— ”Ъ“), логично задаться вопросом: все ли законно?

Фото: Коммерсантъ / Василий Шапошников  /  купить фото

Нашей задачей было сохранить вот эту «серую» базу скрытых обязательств Мособлбанка. Если бы она умерла, то масштаб бедствия исчислялся бы суммой под 100 млрд руб.

Фото: Коммерсантъ / Василий Шапошников  /  купить фото

Конечно, мы видим больных игроков на рынке, у нас есть собственная оценка, кто станет клиентом нашего патологоанатомического отделения, а кто попадет в реанимацию

Фото: Коммерсантъ / Василий Шапошников  /  купить фото

— ЦБ прекратил деятельность украинских банков в Крыму. Вы начали компенсировать населению их вклады. А сами эти банки готовы к диалогу?

— При выкупе Фондом защиты вкладчиков у жителей Крыма прав по банковским вкладам и счетам к украинским банкам остро стоит вопрос документарного подтверждения обязательств перед вкладчиками. Пока есть четыре небольших банка, продемонстрировавших свою готовность к сотрудничеству. С одним из них мы уже перешли к практическому взаимодействию. Мы, безусловно, ценим такой конструктивный подход.

Как только появились законодательные условия с нашей стороны, был создан Фонд защиты вкладчиков, а ЦБ принял решение о закрытии подразделений украинских банков, мы направили каждому такому банку предложение начать переговоры. Мы понимаем, что они, так же как и мы, находятся в рамках своего законодательства и, в частности, не могут просто так разглашать персональные данные клиентов. Тем не менее в украинских законах, как и в наших, существует алгоритм действий на случай, когда сам вкладчик дает согласие на предоставлении информации о его вкладах и счетах.

Именно поэтому, как только началась работа с вкладчиками, от каждого из них фондом было получено письменное согласие в адрес банка на раскрытие данных. При этом мы не просим у банков все реестры, а обращаемся лишь за подтверждением по конкретным людям, обратившимся к нам за компенсацией. Таким образом, законодательных ограничений у украинских банков для сотрудничества с нашим фондом на сегодня нет.

Хотя в целом решение задач в Крыму — это профессиональный вызов нашим специалистам. Мы впервые столкнулись со сложностями подтверждения прав вкладчиков в таких масштабах.

— Как на сегодняшний день выглядит ваша работа?

— Фонд принял и обработал уже более чем 200 тыс. заявлений по 38 банкам. Работа по выплатам ведется фондом через три банка-агента. Туда переведены средства для выплат 161 тыс. вкладчиков более чем на 18 млрд руб. За компенсационными выплатами уже обратилось 126 тыс. вкладчиков, им было выплачено более 15 млрд руб. По нашей статистике, по 70% заявлений положительное решение о выплатах принимается сразу, по 30% делается запрос на получение дополнительных документов.

— А как вы осуществляете этот отбор?

— Для принятия решения нам необходим юридически корректный комплект документов. Дело в том, что у вкладчиков он не всегда на руках: с документами приходят все, но у трети из них комплект неполный. Надо иметь в виду, что Приватбанк, с которым основные сложности (на него, кстати, приходится треть всех выплат), обслуживал людей в основном дистанционным способом. У его вкладчиков зачастую кроме банковской карточки на руках ничего нет: ни договора, ни надлежащей выписки.

И представьте: приходит к нам такой человек, приносит пластиковую карточку и говорит, что у него на ней было 50 тыс. гривен. Документов у него на руках нет. Электронной базы Приватбанка нет. Мы обнаружили и сохранили его бумажные архивы: два в Симферополе и один в Севастополе. Но в них коробки с неразобранной первичной документацией, систематизировать которую из-за отказа «Привата» сотрудничать приходится вручную, а это титанический труд.

В соцсетях вкладчики пишут, что есть и договор, и приходник, и им непонятно, что еще надо фонду. Граждане попросту не понимают, что за время со дня открытия счета и до дня обращения в фонд по их счету могли происходить всевозможные операции, о которых у нас, а иногда и у самих клиентов, нет никакой информации. Дело в том, что трансакции по банковским картам были остановлены не сразу. Некоторые операции по счетам продолжались и возможно продолжаются до сих пор. Вполне реальна ситуация, когда вкладчик может снимать деньги с карточки на территории Украины или еще где-то за границей.

— Как же вы действуете?

— Собираем информацию: клиенты все же находят договоры, приходники или расходники, банкоматы некоторых банков выдавали слипы, откуда можно было узнать остатки по счету. В первые дни была возможность распечатать экранную копию с компьютеров в офисах фонда, так называемые принтскрины. В результате сложнейшей и кропотливейшей работы мы устанавливаем требования и деньги выплачиваем, по остальным — вынуждены запрашивать и ждать дополнительных документов и подтверждений.

— То есть отказывают в быстрой компенсации в основном вкладчикам Приватбанка?

— Не только. Это зависит от банка. По некоторым больше первичной информации, по некоторым ее совсем нет. К сожалению, определенное количество людей, возможно, столкнется с ситуацией, когда наши процедуры будут идти дольше обычного. Но это не значит, что люди не получат компенсации. В конечном итоге, законность в отношении каждого вкладчика восторжествует.

— Сам Приватбанк вам не отвечает?

— Нет, не ответил. Думаю, с Приватбанком нам придется все вопросы решать в судах. (По информации “Ъ”, Приватбанк все же открыл доступ крымским клиентам к своему интернет-банку в информационном режиме, что позволило им подтвердить фонду наличие остатков в банке. Однако система была доступна только несколько дней. См. “Ъ” от 29 июля.)

— А в случае если банк намерен с вами сотрудничать, то компенсация затрат АСВ на выплаты его вкладчикам будет происходить за счет добровольной передачи фонду крымских активов такого банка?

— Закон, на основании которого мы работаем в Крыму, не связывает эти процессы. Работа с активами — это отдельная большая тема с огромным количеством подводных камней. Наша основная задача до конца этого года — максимально выплатить деньги вкладчикам. А работа с активами, погашением прав требований с украинскими банками, судами идет параллельно.

— Если вернуться к российским реалиям… Известны по крайней мере три случая, когда вкладчик есть, а документов нет. И в каждом таком случае была своя схема. Каковы перспективы с выплатами в этих банках?

— Рассмотрим ситуацию с Мастер-банком. Там есть так называемые ВИП-клиенты, которые размещали средства не на банковские счета, а, скажем, в кабинете у Булочника (собственник банка.— “Ъ”), в чьи-то «добрые руки». Здесь проблема не только с отсутствием учета. Если уж ты пришел с таким количеством денег в банк и понимаешь, что тебе дают не рыночную ставку (например, 13% годовых в долларах.— “Ъ”), то логично задаться вопросом: все ли законно? На мой взгляд, человек должен озаботиться получением хотя бы приходного ордера или выписки… Если он этого не делает, он, видимо, понимает, что рискует. Хотя лично я знаю несколько вкладчиков, действительно этого не понимавших.

Мошенничество, несовершенство надзорных процедур и т. д., безусловно, проблема, но есть еще один очень важный момент, которому не уделяют должного внимания. Сами граждане, потребители финансовых услуг крайне плохо разбираются в вопросе, кому и на каких условиях доверяют свои деньги. Американский Journal of Economic Literature недавно привел данные исследователей, изучавших уровень финансовой грамотности жителей 14 стран мира. Оказалось, что не более 4% россиян в состоянии ответить на достаточно простые вопросы, подразумевающие хотя бы минимальные знания в сфере финансов. Для сравнения, в США правильные ответы дали порядка 30% опрошенных, в Германии и Швейцарии — 53% и 50% соответственно. Да, безусловно, финансовая тема непростая, но многие даже не стремятся разобраться в ней, ориентируясь только на процентные ставки по вкладам. Отсюда мы имеем такие ситуации, как с «неучтенными» вкладчиками Мастер-банка. Так что по делам этой категории остается ждать решения судов, чтобы оценить, какая правоприменительная практика будет сформирована. Однако это серьезный повод для всех вкладчиков задуматься о том, кому они отдают свои деньги и какие гарантии они получают взамен.

— А каковы шансы клиентов Мособлбанка на возврат средств?

— Мособлбанк — это, конечно, история отдельная. Там как раз учет-то был. Только он велся на специальных компьютерах специальной группой людей, которая учитывала эти обязательства не как вклады, а частично как средства юрлиц, связанных с банком, ну а большая часть и вовсе была выведена за баланс, что позволяло обходить запретительные меры ЦБ и законодательные ограничения. Получалось, что у вкладчика вполне добросовестный депозитный договор, а у банка он проходит не как вкладчик, а скажем, как юрлицо, и не имеет права на первоочередную компенсацию своих средств. Поэтому нашей задачей было сохранить вот эту «серую» базу скрытых обязательств во что бы то ни стало. Если бы она «умерла», то масштаб бедствия исчислялся бы суммой под 100 млрд руб. Мы бы получили Крым, только во много раз больше. Поэтому многих составителей базы мы буквально ловили на пороге и уговаривали по-хорошему вернуться в банк… С руководством Мособлбанка мы находились в стадии переговоров две недели. Действовали исключительно методом убеждения. В итоге они поставили данные на баланс.

— Люди жалуются, что не могут забрать вклады из Мособлбанка, санируемого СМП-банком. Почему?

— Санатор платит, но при этом проводит специальный дополнительный контроль по вкладам, причем по нашей просьбе. В банке, по сути, была виртуальная реальность, там «рисовалось» абсолютно все: выписки, приходники, расходники, фальсифицировалось все, «от и до». Мы полагаем, что можно было нафальсифицировать и несуществующие вклады, как это было в некоторых дагестанских банках. Поэтому я прошу всех вкладчиков Мособлбанка сохранять спокойствие и набраться терпения — мы в любом случае разберемся. Тем более, когда банк находится на санации, просто не существует варианта, что вкладчик не получит деньги,— это лишь вопрос времени.

А третий случай — это банк «Огни Москвы». Там мы имеем дело с бандитизмом в чистом виде, с которым необходимо очень жестко разбираться. Причем правоохранительным органам. Это целенаправленная попытка уничтожить данные. Мы периодически сталкиваемся с подобными ситуациями. В ряде банков ставятся так называемые электронные «пушки», и когда объявляется время «Ч», человек нажимает кнопку и все магнитные носители в офисе размагничиваются.

— На практике каких банков у вас больше сегодня — тех, что изначально жили с электронной «пушкой» или установивших «пушку» лишь перед отзывом лицензии?

— Таких «банкиров», которые с самого начала ставили «пушку» в офисе, меньшинство. Чаще сценарий такой: банк как-то жил, вроде бы даже по правилам. Потом столкнулся с какими-то сложностями — как правило, последствиями кризисов. Проблемы залакировали, глаза закрыли, но до конца их не решили. А активы между тем обесценивались. Дальше альтернатив, в общем-то, немного: можно пытаться исправить ситуацию. Сделать это возможно только за счет реального капитала, а его в российских банках, как мы знаем, не так много. Так уж повелось у нас еще со времен зарождения банковской системы, что капитал в банках по большей части рисованный. Что делают банкиры в этой ситуации? Они берут проблемные активы, упаковывают их в закрытый паевой инвестиционный фонд, делают корректировку по капиталу. Одним словом, пытаются пустить пыль в глаза контролирующим органам. Причем исходят они, в принципе, не из того, что завтра все развалится и всех посадят, а в надежде, что жизнь наладится, авось да как-нибудь и выберемся из этой истории. Думаю, что так рассуждает большинство людей. Все-таки откровенных уголовников там мало. А дальше хуже: через какое-то время в банк начинает приходить с вопросами регулятор. И банкирам снова приходится придумывать что-то более изощренное. История напоминает классическое советское кино: встав один раз на скользкую тропинку, сойти с нее очень сложно. В общем, один-два таких эпизода — и люди делают себя заложниками собственных действий.

— Так что, на ваш взгляд, в такой ситуации должен делать идеальный банкир? И бывают ли такие вообще?

В законе о банковской деятельности четко написано: как только единоличный исполнительный орган банка, иначе говоря, председатель правления, осознал, что у банка есть сложности, он должен взять лист бумаги и проинформировать акционеров. Именно акционеры должны принять решение: увеличить капитал банка за счет собственных средств или иного имущества либо объявить о финансовой недееспособности и запросить санацию. За всю мою практику таких заявлений я видел всего три. Обычно акционер говорит своему наемному менеджеру: не переживай, денег дам, когда будет нужно, а пока вот еще разок прокредитуй мою компанию. Мы достроим то здание, продадим его, денег заработаем и все проблемы решим. А напишешь бумагу, нам придется с тобой расстаться.

На закон нельзя плевать, его надо строго исполнять. Именно поэтому мы считаем, что нужно ужесточать наказание за фальсификацию отчетности, введя уголовную ответственность. Надо поставить сотрудников банков, которые подписывают бухгалтерские балансы и отчетность, перед выбором: понести заслуженное уголовное наказание в случае подтвержденных правонарушений или не идти на поводу у акционера банка и, возможно, расстаться с занимаемой должностью.

— А какая ситуация сейчас с Межпромбанком?

— Идет процесс в Высоком суде Англии и Уэльса. В июле господину Пугачеву (собственник банка.— “Ъ”) был вручен судебный приказ об аресте его активов. Приказ был вынесен в поддержку заявления в российском арбитражном суде. В интересах дела мы пока не комментируем эту ситуацию.

— На прошлой неделе было объявлено о санации банка «Балтийский». Почему не договорились с инвесторами до ее объявления и пришлось проводить тендер?

— Учитывая масштаб Балтийского банка (входит в топ-40 по объему привлеченных вкладов.— “Ъ”), а также размер выявленных проблемных активов, потенциальным инвесторам требуется время для оценки своих возможностей по санации такого крупного банка. Кроме того, агентство предъявляет ряд жестких требований к инвесторам. Мы оцениваем достаточность собственных средств (имущества) инвестора, финансовую устойчивость, деловую репутацию, опыт работы в финансовой сфере и т. д. До 8 сентября мы проведем отбор и по его результатам определим инвестора.

— Известно, что после банкротства банка процент удовлетворения требований кредиторов не очень велик. Что со своей стороны может и предпринимает АСВ?

— Мы за все время работы АСВ провели 212 проверок обстоятельств банкротства (данные на 1 июня 2014 года). По результатам данных проверок установлено, что банкротство 171 банка носит криминальный характер. То есть более чем в 80% случаев оно связано с хищением имущества, непередачей документов и электронных баз данных, злоупотреблением полномочиями и прочими неправомерными действиями контролирующих банки лиц. При этом мы подали 93 иска о привлечении к имущественной ответственности бывших руководителей и акционеров банков. Сумма требований по этим искам — 134,5 млрд руб. Удовлетворено из них частично или полностью 50 исков на сумму 17,4 млрд руб. Проиграли в суде мы 27 исков (16 млрд руб.), на рассмотрении остается еще 16 исков на 100 млрд руб. Из взысканных по суду 17,4 млрд руб. в конкурсную массу кредитных организаций в рамках исполнительного производства поступило менее 1%.

Не менее интересна и статистика по количеству поданных нами заявлений в правоохранительные органы в сравнении со статистикой возбужденных дел. По фактам преднамеренного банкротства подано 109 заявлений (5 в этом году), возбуждено уголовных дел 56 (3 в этом году). По фактам хищений, злоупотреблениям полномочиями руководителями, работниками организаций — 131 заявление (20), возбуждено 279 дел (19). По фактам покушений на хищения средств Фонда обязательного страхования — 35 заявлений (8 в этом году), возбуждено 14 дел (3). По иным фактам — 69 заявлений (8 в 2014-м году), возбуждено 53 дел (3). При этом обвинительные приговоры по фактам преднамеренного банкротства вынесены лишь в 6 случаях, по фактам хищений — 22, по фактам покушения на хищения средств фонда — 3 и по иным фактам — 13.

Вот эти цифры и предопределяют тот небольшой процент удовлетворения требований кредиторов, который мы имеем. Поэтому, если продолжать тему эффективности в разрезе удовлетворения требований кредиторов, то, с одной стороны, мы имеем низкую реальную стоимость активов, которые мы получаем, после того как ЦБ отзывает у банка лицензию, с другой — безнаказанность, т. е. слишком низкое число доведенных до приговора дел.

— Не могли бы вы обнародовать процент удовлетворения требований кредиторов?

— Наша статистика такова. Начинали мы с 4,1%, на начало 2009 года у нас этот показатель достиг 8%, к 2012 году он вырос до 17%. Средний процент удовлетворения требований кредиторов в банках, в которых на сегодняшний день завершено конкурсное производство,— 23,2%, из них по первой очереди — 54,8%, по второй — 25,2%, по третьей — 7,7%. Наши показатели всегда были выше результатов работы частных арбитражных управляющих, которые занимаются банками, у них размер удовлетворения составляет в среднем 4%.

А вот другая цифра: оценочная стоимость активов ликвидируемых нами банков, например, на 1 июня составляет 108 млрд руб.— это лишь 12% их балансовой стоимости. И именно эта цифра определяет возможный размер удовлетворения требований кредиторов, то есть даже теоретически отдать кредиторам больше 12% очень сложно.

На практике, как видите, удается добиться больших успехов, которые достигаются путем оспаривания сомнительных сделок и принципиально жесткой позицией, которую мы занимаем по отношению к заемщикам банка и их поручителям. Однако пока банки не повысят реальную стоимость активов, ни о каком росте удовлетворения требований говорить не приходится.

— А сколько всего людей так и не смогли полностью вернуть свои деньги из банков-банкротов?

— Сегодня более 100 тыс. человек, которые, получив оговоренную законом компенсацию в 700 тыс. руб., полностью свои потерянные в банках средства так и не вернули. Вкладчики возмущаются, потому что нет стопроцентных результатов по выплатам, с другой стороны — «нет посадок». Есть такая проблема, как отсутствие профильных знаний и опыта, например, у рядовых сотрудников полиции на местах. Не так просто разобраться в сложнейших схемах с какими-нибудь деривативами или другими финансовыми инструментами. Ведь в разработке таких схем обычно заняты лучшие банковские аналитики, имеющие за плечами по три высших образования. Здесь нужны нестандартные подходы. Например, я знаю, что некоторые аналитические подразделения наших правоохранительных органов приглашают преподавателей экономического факультета МГУ читать своим сотрудникам лекции по финансовой тематике. Ну и, несомненно, нашим ведомствам, правоохранительным органам и АСВ надо активнее взаимодействовать в этой сфере. Очевидно, в АСВ есть серьезный многолетний опыт этой работы.

Если возвращаться к компетенциям АСВ, помимо вышесказанного, мы должны обеспечить максимальную открытость процедур работы с имуществом банков-банкротов. Все продажи имущества абсолютно прозрачны и проводятся на конкурсной основе. Вот это наша зона ответственности. Во-вторых, мы стремимся минимизировать уровень издержек самого конкурсного производства. Вот простой пример. Мы с ЦБ планируем ускорить начало процедуры расторжения трудовых договоров с сотрудниками банков-банкротов и быстрее разбираться с арендными договорами. На практике увольнение сотрудников начинается с момента прихода в банк конкурсного управляющего, которого назначает суд через три-четыре месяца, иногда позже. Нам бы хотелось приступать к решению этих вопросов раньше. Казалось бы, мелкий вопрос, но даже если мы обеспечим реализацию этих действий на месяц раньше, то экономия для конкурсной массы выражается цифрами с пятью, а то и шестью нулями.

— Насколько активно вы готовы включать вкладчиков в состав комитета кредиторов?

— У нас уже есть два подобных случая с Мастер-банком и банком «Смоленский». (К моменту публикации интервью представитель вкладчиков вошел и в комитет кредиторов Моего банка. См. ”Ъ” от 14 июля) Мы заинтересованы и делаем сейчас максимум возможного для того, чтобы в каждый комитет кредиторов вошли представители вкладчиков. Для этого, во-первых, нужно помочь вкладчикам консолидировать их голоса. А для этого мы, в частности, взаимодействуем с инициативными группами вкладчиков. Кроме того, Федеральная налоговая служба пошла нам навстречу и все чаще голосует на собраниях кредиторов таким образом, чтобы у кредиторов—физлиц была возможность в принципе провести своих представителей в комитет кредиторов.

Продвигаясь в этом направлении, мы демонстрируем, что нам скрывать нечего и мы хотим быть максимально открытыми. Для этого же, в частности, мы создали Общественный совет по взаимодействию с кредиторами финансовых организаций. Они нас, правда, критикуют, но с каждым новым заседанием взаимопонимания на этих встречах становится все больше. Совсем недавно совет одобрил инициативу АСВ об упрощении процедуры предъявления требований вкладчиками и рекомендовал оформить ее в виде проекта поправок к закону. Суть инициативы заключается в разработке унифицированного обращения вкладчика, содержащего одновременно и заявление о выплате страхового возмещения, и требование кредитора на сумму, превышающую указанное возмещение, а также сокращение количества предоставляемых кредитором документов. В итоге были приняты поправки в закон «О несостоятельности (банкротстве) кредитных организаций», которые предусматривают упрощение процедур предъявления требований для вкладчиков. При этом поправки, касающиеся упрощения процедуры, вступят в силу в конце ноября текущего года.

— Какой международный опыт вы могли бы взять на вооружение?

— Система страхования вкладов и на Западе, и на Востоке работает гораздо жестче, чем у нас. В Штатах банкротств в разы больше, чем у нас. Но там практически нет таких историй, что вкладчики потеряли деньги, базу данных уничтожили, всю информацию на электронных носителях стерли. Банкиры за рубежом знают, что их посадят на десять лет за один неправильный отчет регулятору. В Южной Корее, я особенно люблю этот пример, к корпорации по страхованию вкладов прикомандирован действующий прокурор. Как только отзывается лицензия, он сразу налагает арест на все имущество и возбуждает уголовные дела. Без задержек и промедлений. А потом профильные специалисты начинают разбираться с ситуацией в банке. При банкротствах главное то, насколько быстро ты успел взять под контроль всю ситуацию от требований и обязательств до текущих операционных расходов организации и оценки реальной стоимости активов. Мы же зачастую приходим в банк, который уже практически «умер», в этой ситуации нужны очень оперативные действия. Существующие процедуры — решение ЦБ, потом суд и так далее — не позволяют реагировать оперативно. Процедура затягивается на месяцы. За это время можно не только скрыться за рубежом, можно офисное здание разобрать и в другом месте построить.

Поэтому если мы хотим получить результат, которого от нас ждут, в том числе вкладчики, мы должны с самого начала быть жесткими, как в Корее, и только потом ослаблять хватку.

— Как вы оцениваете уровень достаточности Фонда страхования вкладов в условиях столь интенсивного отзыва лицензий?

— С начала года у нас произошел 31 страховой случай с объемом нашей ответственности 134 млрд руб. За 12 месяцев объем страховых выплат из фонда составил более 240 млрд руб. (по 60 млрд в квартал). И на сегодня за вычетом сформированного резерва по наступившим страховым случаям объем фонда составляет 74 млрд руб. Мы полагаем, что до конца года в фонд дополнительно поступит около 70 млрд руб. По нашей оценке, возможный будущий совокупный объем страховой ответственности по банкам в эти две цифры вписывается. То есть по сценарию, который мы считаем наиболее вероятным, разрыва ликвидности у нас не будет. Если ситуация будет развиваться по пессимистическому сценарию, мы можем обратиться в ЦБ за займом. Т. е. реально критичности с достаточностью фонда нет.

— Ваш негативный сценарий предполагает проблемы крупных банков? С каким уровнем совокупных активов?

— Мы исходим из того, что все-таки действительно крупные банки не должны попадать под ликвидацию, потому что экономически это вряд ли будет выгодно государству. В этом случае санация более оправдана. Конечно, мы видим больных игроков на банковском рынке, у нас есть собственная оценка, кто из них станет клиентом нашего патологоанатомического отделения, а кто попадет в реанимацию.

И еще один важный момент, на который надо обратить внимание,— это объем средств в сберегательных сертификатах. На 1 июня уже 342 млрд руб. Нужно помнить, что это вообще-то не застрахованные деньги. Однако я отказываюсь воспринимать их как безрисковый инструмент. У нас судебная система настроена на защиту слабых вкладчиков. Смотрите, что происходит. Вкладчик отнес деньги лично к Булочнику, потом пошел в суд и в первой инстанции доказал, что его надо включить в реестр. Нельзя исключать, что это же может произойти и с сертификатами. Но отвечать-то придется нам. Получится, что добросовестные банки и вкладчики будут нести ответственность по долгам слишком ловких банкиров.

— Но ведь 90% рынка сберсертификатов приходятся на Сбербанк. Что вас не устраивает?

— Сам Сбербанк рисков для системы страхования вкладов не создает, но их создают другие банки, которые лезут в эту нишу. Уверен, что неименные сертификаты надо запретить. А вот по именным можно реализовать идею по введению повышенной гарантии в зависимости от сроков. Скажем, если ты разместил вклад в сертификат на год, тебе государство гарантирует не 700 тыс., как для всех, а миллион. А если на два года разместил, то тебе гарантируют 2 млн. руб., на три года — 3 млн руб. Мы же с вами сегодня по закону не можем иметь безотзывные срочные вклады. Сберегательный сертификат — это, по сути, аналог безотзывного вклада, а экономике нужны длинные пассивы.

Конечно, здесь возникает много допвопросов: устанавливать ли повышенные отчисления за это, как вести учет, но на все эти вопросы, я уверен, можно найти ответы. Сейчас наши юристы работают над соответствующим предложением. И если Минфин и ЦБ нас поддержат, в следующем году ситуацию можно будет уже вполне перестроить.

— В этом году в зону ответственности АСВ попали и негосударственные пенсионные фонды (НПФ). Уже начались первые страховые случаи. Не могли вы рассказать, что было выявлено?

— НПФ — это, конечно, новое поле для деятельности. Сейчас у нас четыре НПФ (Генеральный пенсионный фонд, Профессиональный независимый пенсионный фонд, НПФ транспортных строителей и НПФ «Семейный»), еще по одному в августе ожидается судебное заседание (Подольский НПФ). По всем этим уважаемым организациям дело обстоит плачевно, по ним вообще нет ничего: ни документов, ни денег, ничего. Два стола, три стула и привет. В сравнении с банковской системой это небо и земля. Уровень регулятивного обеспечения этой сферы категорически отстает от того, что сделано в банковской.

— Недавно Росфиннадзор направил вам список «комфортных» аудиторов. Есть ли там крупные игроки, в том числе из большой четверки? Какие меры вы намерены принять?

— На наш взгляд, аудиторы, так же как и оценщики, должны нести более серьезную ответственность за те документы, которые они подписывают в отношении деятельности банковских организаций. Проблема здесь в том, что доказать сговор между аудитором, подписавшим недостоверный баланс и банком крайне сложно. Поэтому выходом из этой ситуации, на наш взгляд, было бы ужесточение наказаний за совершенные аудиторами «ошибки».

Интервью взяла Елена Ковалева