Двенадцать лет его имя связывали с маркой Christian Dior. Будучи вторым стилистом, Карлос Вийалон представлял в России коллекции элитного макияжа. Он же был одним из инициаторов знаменитого бала в "Метрополе", на который привез из Парижа вечерние туалеты от Джанфранко Ферре, бывшего творческого руководителя известного дома. Сегодня Вийалон — международный арт-директор и первый стилист Helena Rubinstein. И сам создает коллекции, которые в Европе и США представляют его помощники. В эксклюзивном интервью обозревателю моды Ъ НАТАЛИИ ОРЛОВОЙ обаятельный чилиец, любитель джаза и Неруды КАРЛОС ВИЙАЛОН охотно сравнивает Россию с Америкой и утверждает, что новая должность его ничуть не изменила.
— Вы покинули Christian Dior вслед за Ферре. Неужели вам так претило появление в доме англичан?
— Я не хотел больше оставаться вторым стилистом. Вообще, работа для любой известной марки, и в первую очередь для Dior, имеет большое значение, когда нужны опыт и связи. Но это не дает творческого роста. Особенно если 12 лет являешься вторым человеком и повторяешь придуманный другими макияж. Но Dior не был моим единственным местом работы. Были другие марки и лаборатории по созданию авангардного стиля (такие, как Charles of the Ritz и YSL). Мне хотелось творить. С англичанами и без них, но в Dior такой возможности не было.
— Вы ушли в Helena Rubinstein, но были и другие предложения?
— Как творческий человек, я всегда остро переживаю, когда моя свобода оказывается зависимой от людей или обстоятельств. И поэтому стараюсь искать свои пути. Выбирая новое место работы, я следовал именно этому принципу. Рад, что не ошибся. Никакая другая компания не позволила бы мне так рисковать, представляя такие эксцентричные образы.
— Последние два года вы настойчиво предлагаете блестки. Это как реквием по диско. Вы всерьез рассчитываете на возвращение чрезмерной роскоши прошлых лет?
— Конечно же, нет. И наверное, никто из нынешних стилистов на это уже не рассчитывает. Наш сценический макияж сильно отличается от того, что можно видеть на улице. Но художник не может равняться на консервативных покупателей. Он предлагает тенденции. Станет ли это действительно модным, уже другой вопрос. Недавно нас буквально разочаровывали 1980-е с их стремлением к непомерной роскоши и культом денег. Но 90-е, чью агонию мы теперь наблюдаем, оказались не менее смутным временем: роскошь сменил нищий grunge, затем накатила волна unisex, затем опять glamour вернулся... Новое мировосприятие вновь заставляет нас менять отношение к моде.
— А эксперты уверяют, что на этот раз image de luxe продержится долго.
— Я так не думаю. В ближайшие годы этот образ либо изменится, либо попросту уйдет в небытие. Из-за отсутствия значительных средств у большей части населения планеты. Выживут классика, очевидная сдержанность. И, как это ни странно звучит, элегантность. Когда не хватает денег, поневоле приходится быть благоразумным.
— Значит, все ваши Золушки и Снегурочки доживают последние деньки?
— Авангардный образ — это прежде всего игра в немыслимое и смешное. И это всегда привлекает внимание. Поскольку нет в мире женщины, которая не мечтала бы совершить некий провокационный поступок. Например, если дама не имеет возможности шиковать, в ее косметичке часто встречаются помада или тушь, абсолютно чуждые ей по стилю. Это позволяет разнообразить размеренную жизнь.
— Helena Rubinstein пришла в Россию в разгар кризиса 1998 года, а в 1999-м, после перерыва в 10 лет, вернулась на рынок США. Говорят, что оба проекта выжили благодаря вам?
— В индустрии роскоши у одиночки нет шансов. Успех возможен, когда за дело берется сильная команда. Но я старался как мог. Ведь у меня большой опыт работы в России, и я хорошо знаю вкусы американок. Кстати, американки нравятся мне больше других женщин. Своею мощной положительной энергетикой. Этим они отчасти напоминают русских. У вас одинаково гибкое мышление, и вы способны быстро менять взгляды, наряды и образы. Мне также нравится ваше отношение к авторским идеям: вы очень артистичны и не ломаете голову над тем, как лучше распорядиться коробочкой с гримом.
— Вы заканчивали театральный факультет и школу изобразительного искусства в Чили. Но вам пришлось оставить страну с приходом к власти Пиночета. Вы не думали вернуться домой после установления нового порядка?
— Чтобы быть счастливым, не требуется какая-то особая территория. Я считаю себя человеком мира. К тому же современное общество становится более многонациональным и приемлет различные стили и культуры. Если вы к этому не готовы и у вас много комплексов, то жизнь и карьера не будут успешными. Поэтому я так много говорю сейчас об Америке и предпочитаю местное положительное мироощущение как мироощущение общества будущего.
— А каким вы видите будущее создателей стиля?
— Вполне успешным, если, конечно, стилисты и дизайнеры будут честны с клиентами. Ведь в понимании некоторых из них роскошь выглядит куда более примитивной, чем в представлении их клиентов. Например, в дорогом наряде сегодня часто нельзя сидеть, выходить на улицу и уж тем более работать. Жизнь меняется, а платье по-прежнему годится лишь на то, чтобы один раз произвести должный эффект на званом ужине. Это вредит самому художнику: если разочарованные люди прекратят покупать наряды, косметику и духи, его индустрия обречена.