"Денег становится меньше, а задач только больше"

Руководитель Росграницы Константин Бусыгин о состоянии агентства и своих планах

В конце 2013 года руководитель Федерального агентства по обустройству государственной границы (Росграница) Дмитрий Безделов был уволен: правоохранительные органы обвинили его в выводе бюджетных средств из профильной госпрограммы. Спустя полгода у Росграницы появился новый начальник — экс-глава концерна "Калашников" КОНСТАНТИН БУСЫГИН. В своем первом интервью он рассказал корреспонденту "Ъ" ИВАНУ САФРОНОВУ о том, что в ведомстве и на границе уже изменилось, а что изменить только предстоит.

"До конца года нужно разобраться с тем, что у нас вообще есть"

— Насколько неожиданным было для вас предложение возглавить Росграницу?

— Я ожидал любого предложения: куда бы послали, туда бы и поехал. Наводить порядок у нас много где надо. Были новые ощущения, но сказать, что что-то перевернулось с ног на голову, не могу. Те задачи, которые передо мной ставились на старой работе, были выполнены, а поручение премьера Дмитрия Медведева, данное мне при назначении на должность главы Росграницы, было схожим: вернуть агентству доброе имя и наладить его работу.

— С курирующим вице-премьером Дмитрием Рогозиным общий язык уже нашли?

— Он предложил мою кандидатуру на пост руководителя Росграницы, и я делал, делаю и буду делать все от меня зависящее, чтобы оправдать оказанное доверие. Очень хочется, чтобы он в ближайшем будущем произнес фразу: "Берите пример с Росграницы". Для нас это будет самой важной оценкой. Уверен, что это произойдет.

— Пока же Росграница считается одним из самых проблемных ведомств. Что удалось исправить?

— Оно и сейчас остается таким: за какие-то пять месяцев решить все проблемы Росграницы и сделать из нее конфетку нельзя. Мы сейчас стараемся решить самые насущные вопросы. Что-то нам удается, что-то у нас в процессе решения, но просто нужно понять, что это работа не одного года.

У нас есть объекты, которые не сделаны вообще, а какие-то объекты возведены только частично. Нам нужно провести их переоценку, поэтому сейчас Росграница очень тесно работает с контрольно-надзорными органами. Есть, например, пункт пропуска Краскино. Он недостроенный. Для того чтобы понять, что вообще с этим объектом делать, нужно было проверить его состояние. На место по моей просьбе выезжали соответствующие органы, оценивали его, искали ответ на вопрос: а можно ли то, что не до конца построено, использовать для дальнейшей работы? Чтобы миллиарды рублей в землю не закопать, чтобы опять не ломать то, что уже есть, а достраивать и доводить до ума. Федеральная таможенная служба и пограничная служба ФСБ РФ пошли нам в этом вопросе навстречу.

А ведь таких объектов у нас масса! Чтобы доделать объект, сначала нужно оценить, какой ущерб был нанесен предыдущими действиями, и понять, сколько нужно денег для того, чтобы объект этот довести до сдачи. Согласно закону, после этого мы должны представить проектно-сметную документацию, пройти экспертизу, конкурсы... Все это занимает в среднем по каждому объекту девять месяцев. Поэтому говорить, что мы закончим эту работу в 2014 году, нельзя. У нас задача до конца 2014 года только разобраться с тем, что у нас вообще есть.

— Вам что-нибудь известно об уголовном преследовании Дмитрия Безделова?

— Лично я этим не интересуюсь. Периодически к нам приходят следователи, просят предоставить какую-либо информацию, вызывают начальников управлений. За последний месяц сотрудники правоохранительных органов уже дважды нас посещали.

Но здесь дело в другом: независимо от следствия, украденные деньги к нам не вернутся. Все думают, что если органы поймают какого-нибудь условного Ивана Ивановича и он вернет деньги, то все наладится. Не будет такого. Деньги, даже если он их вернет, попадут не в Росграницу, а уйдут в бюджет. Для нас это уже потеря. А что мне интересоваться уголовным делом, если моему ведомству это ничего не даст?

— После вашего назначения произошла чистка руководящего состава — одновременно было уволено несколько заместителей, работавших в команде прежнего директора агентства. Это связано с уголовным делом?

— Нет. Я когда сюда пришел, то вообще никого не знал. Коллегам, которые пришли позже, было проще, ведь это я их позвал на работу. А тогда я был один, и, честно говоря, было тяжело. Здесь никто не хотел работать... Не знаю, кто чем здесь занимался. Пока не вызовешь — сами не зайдут, вопрос не зададут, решение не предложат. Люди были заточены под рутинную работу: в потолок смотрели, чай пили, ничего не делали. Знаете, как они между собой общались? Посредством факса: с седьмого этажа бумаги пересылали на четвертый, чтобы получить какую-либо информацию. Чтобы был понятен масштаб бедствия: мы сидим в одном здании вместе с подведомственной организацией "Росгранстрой". И там, и в Росгранице есть смежные управления — строительства, финансов и т. д. Вызываешь к себе и тех и других, одних сажаешь слева, других — справа. Задаешь одни и те же вопросы по возведению объектов, а данные у каждого свои.

— Может, просто каждый свой реестр ведет?

— Не знаю, кто что ведет, но я вижу, что происходит. И как так можно было работать, не понимаю. Разнятся все данные: одни меряют в километрах — другие в милях, одни в сантиметрах — другие в километрах в час. Это может и звучит смешно, но мне смешно не было. Я даже задумался, может, они специально блокируют мою работу, стремясь показать: нас много, а ты один.

— Речь идет о саботаже?

— Можно и так назвать. Но мне здесь вспоминается поговорка: ишак, который привык лежать в тени, работать не будет. Здесь точно так и было. Если человек привык ничего не делать, то заставить его нельзя. Сотрудники приходили кто когда, уходили кто когда — здесь даже журналов посещения не было! Заезжаю после совещания в Белом доме на нашу стоянку. Вижу: идет наш работник. Я смотрю на часы — время-то уже десять утра, а он только к работе подходит. Захожу в здание, на лифте поднимаюсь в кабинет и звоню ему на рабочий номер. Трубку он не берет. Я уже на мобильный набираю, спрашиваю: "Вы где?" И что в ответ? — "Я тут по этажу бегаю, тут у меня совещание было". Вызываю к себе, и он, взрослый человек, начинает мне в лицо врать. В 40 лет поздно человека перевоспитывать, этим надо заниматься до 10 лет. А сейчас уже бесполезно. Поэтому всех таких и меняли. У нас и сейчас не армейская дисциплина из серии "умри, но приди". Опаздывают подчиненные и сейчас, но ведь всякое бывает — это Москва, в конце концов, пробки. Но раньше было вообще что-то запредельное. Сейчас обстановка и атмосфера рабочие. Если раньше нужно было всех гонять и пинать, чтобы хоть какие-то данные получить или работу сделать, то сейчас с этим проблем нет. Это только благодаря кадровой политике: около 65% сотрудников у нас уже сменилось, сменилась команда.

— Вы обещали, что среди ваших подчиненных будет проведена аттестация. Обещание выполнили?

— У нас будет аттестация и руководителей, и рядовых сотрудников, просто сейчас нам ее провести трудновато.

"Проблема вообще рождается на ровном месте: ты не ждешь, а она бах — и появилась"

— Первые ощущения от работы какие были?

— Первые два месяца тяжеловато было, но ничего, все вместе справимся. Не сразу, конечно, но где-то к 2017 году в агентстве все будет нормально. Просто не нужно создавать проблемы, хотя они постоянно рождаются на новом месте. Приезжал я недавно в Бурятию, где два дня на вертолетах отсмотрел все пункты пропуска по монгольской границе. Видно, что строители там не работали. А они отчитываются: вот мы сейчас нагнали 70 человек, 20 млн руб. проплатили, здесь они делают, тут копают, там долбят... А где вы год назад были? Там опоздание по графику на семь месяцев. Что все это время делали, меня ждали?

Контроль нужен. Мы не можем отследить, кто на 100% выиграет конкурс на строительство пункта пропуска. Вот на одном из совещаний мне говорят — выиграла хорошая организация, она работала по девяти пунктам пропуска. Заниматься-то занималась, но только из девяти сдачу семи запорола. Класс — два сделали, а семь — нет! Проблема вообще рождается на ровном месте: ты не ждешь, а она бах — и появилась. Или форс-мажор какой-нибудь, как было с Крымом. Для того чтобы там организовать работу, мы же деньги сняли со своих программ, поскольку нам дополнительных не дали.

— С каких именно программ?

— По эксплуатации объектов. У нас всего 300 объектов на территории страны. Мне нужно где-то подкрасить пункт пропуска, куда-то соляру завезти, где-то капремонт провести, иначе там обрушится крыша или током кого-нибудь шлепнет. А отвечать за это кому? Во время форс-мажорной ситуации мы выполняли поручение: главное — построить. Ну построили, а вернуть как?

— Денег, заложенных в бюджете на обустройство границы до 2020 года, достаточно для реализации поставленных задач?

— Объемы по программе полностью соответствуют тем задачам, которые ставили при ее формировании. Но к ним должно приплюсоваться и дополнительное финансирование. Например, на Дальнем Востоке есть четыре пункта пропуска (Краскино, Пограничное, Восточный и Находка.— "Ъ"), на достройку которых необходимо 2,6 млрд руб. В госпрограмме же не написано, что в 2014 году в ведомство придет Бусыгин, а до него свистнут столько-то денег.

У нас программу до 2020 года сразу до 30% сократили: изначально просили более 500 млрд руб., а дали более 100 млрд руб. А теперь от этой суммы у нас еще 10% хотят секвестрировать. Денег становится меньше, а задач только больше. Сейчас мы перешли на новую схему взаимодействия с регионами: Росграница не решает за них, где и какие пункты пропуска открывать. Мы приезжаем на место, объезжаем все пункты пропуска, встречаемся с главой региона и вместе с ним решаем, какие объекты будут открыты в 2015-м, какие в 2016 году и так далее. Мы столкнулись с неэффективным планированием предыдущего руководства, а если быть точным, с его полным отсутствием. В ближайшее время Счетная палата и Росфиннадзор проведут по данным вопросам соответствующие проверки, в которых я очень заинтересован.

— А корректировки госпрограммы не помогают?

— Корректировки ведутся, конечно, но они пересчитывают инфляцию. А то, что не хватает, я должен уже просить у Минфина: дайте мне там рубль, чтобы я доделал то, что мне досталось в наследство — это же не я сделал плохой объект, это он мне таким достался. С форс-мажорными обстоятельствами что-то делать надо? Надо. А корректировка госпрограммы занимает минимум три-четыре месяца.

— И как действуете в таком случае?

— Вот я и прошу денег у Минфина, а они действуют от обратного. Мне там говорят: вы деньги сдаете в конце года как неосвоенные — значит, вы работать не умеете. Зачем вам тогда деньги еще давать? Мы сейчас дадим еще 2 млрд руб. Росгранице, а вы опять их не освоите. А ведь у нас есть деньги, которые мы можем потратить, просто их надо переложить из одной программы на другую. У нас каждый год увеличиваются пункты пропуска, это логично. А вот финансирование падает, становится все меньше, меньше и меньше. По нашим подсчетам, в 2017 году финансирование будет ровно в три раза меньше, чем сейчас. А на что содержать объекты? У нас что, электроэнергия станет стоить в три раза меньше что ли?

— Минэкономики указывает на неготовность Росграницы "третий год подряд обеспечивать реализацию мероприятий профильной ФЦП". Якобы ваше ведомство "предпринимает попытки перераспределить средства на другие нужды"...

— Мы пытаемся переформировать государственную программу, не создавая дополнительных нагрузок на государственный бюджет. "Других нужд" у нас быть не может, все наши мероприятия носят программно-целевой характер. Нам жестко регламентируют задачи. Новая система, создаваемая нами, требует временных затрат и проработок. Успех ее реализации будет зависеть в том числе и от конструктивной позиции коллег из Минэкономики и Минфина. Итоговая коллегия по данному вопросу будет проведена в конце февраля 2015 года.

"Антикоррупционные проверки будут проведены в каждом территориальном управлении"

— Внутренние органы контроля в агентстве имеются?

— Мы воссоздали в ведомстве контрольно-ревизионный отдел. Он был здесь в 2009-2010 годах, но потом его по решению начальства ликвидировали. Я бы придал ему статус отдельного управления, да вот только по положению о Росгранице у руководителя может быть лишь семь управлений и пять заместителей. Сейчас руководитель "Росгранстроя" с двумя моими заместителями и юристами подготовят график проведения проверочных мероприятий. Хочу, чтобы они проехали по всем регионам, после чего уже можно будет провести кадровые маневры в регионах. Местных руководителей надо, конечно, менять — они там сидят у себя по пять-семь лет, а должна быть ротация. Будут проведены антикоррупционные проверки в каждом территориальном управлении: по финансовой деятельности, по строительству. Где будут вскрыты нарушения — там в первую очередь и будут кадровые перестановки.

— Не планируете выходить в правительство с предложением переформатировать структуру Росграницы, дать ей какие-то дополнительные полномочия?

— Раскрою секрет: мы уже выходили в правительство с подобной инициативой после двух месяцев моей работы. Это была даже не инициатива, а вполне готовый проект, предусматривающий слияние Росграницы с "Росгранстроем" в единое ведомство без дополнительных финансовых вложений. Кроме того, мы убивали второго зайца, выполняя поручение Дмитрия Медведева по сокращению персонала на 10%.

— И чем это закончилось?

— Нам не сказали, что мы неправы, но попросили с проведением реформы подождать.

— Эту идею будете отстаивать?

— Да. Росграница — это политический орган, а "Росгранстрой" выполняет наши поручения. На этой организации завязано все, а мое ведомство осуществляет контроль, контроль и еще раз контроль. И вот было бы неплохо этот контроль с непосредственной работой соединить воедино. Надеюсь, что к следующей весне этот вопрос будет стоять уже на повестке дня.

— Первое поручение, которое вам было дано премьером, связывалось с обустройством пунктов пропуска в Крыму?

— Да, Дмитрий Анатольевич мне тогда звонил и сказал незамедлительно вылетать на полуостров.

— Сейчас работы завершены?

— Даже раньше срока удалось сделать — вместо трех месяцев уложились за два.

— За счет чего удалось так быстро справиться?

— Да люди просто нормально работали. Руководители из Москвы, которых я в Крым послал, сидели там безвылазно по две недели, сам периодически к ним мотался. Работали на опережение, потому что боялись, что можем вовремя комплектующие и материалы не доставить — сами помните, какое время было.

— Где в Крыму объекты возводили?

— В Армянске, Джанкое и Перекопе. Всего по решению правительства в Крыму установлено 12 пунктов пропуска: автомобильные многосторонние пункты пропуска Армянск и Джанкой; автомобильный двусторонний пункт пропуска Перекоп; воздушный пункт пропуска в аэропорту Симферополь. Морские пункты пропуска в портах Севастополь, Евпатория, Ялта, Феодосия и Керчь; железнодорожные грузопассажирские пункты пропуска на станциях Армянск, Джанкой; железнодорожный пассажирский пункт пропуска на пассажирском вокзале Симферополя. Пока по временной схеме, поскольку поток движения автотранспорта через границу, несмотря на сложные политические обстоятельства, осуществляется в полном объеме. Установлены 80 блок-модулей различного назначения, шесть дизельных электростанций. Все пункты пропуска оснащены ограждениями, другими системами безопасности, шлагбаумами, системами принудительной остановки транспорта. В дальнейшем будем строить и оборудовать их с учетом необходимого расширения инфраструктуры. В настоящее время остается открытым вопрос выделения денежных средств на эти цели. Работы по проектированию, реконструкции и техническому оснащению морских пунктов пропуска в портах Ялта, Севастополь, Керчь, Феодосия, Евпатория будут осуществляться после 2020 года.

В Армянске пункт даже оборудовали мобильным инспекционным досмотровым комплексом — проще говоря, большим рентгеном. Дорогостоящая вещь, но крайне полезная: грузовик заезжает на платформу, фуру просвечивают — и сразу видно, что есть внутри. Это минут на 20-30 каждый досмотр сокращает. А раньше-то как? Залезли и начали разгружать полкузова, чтобы посмотреть, чем фура забита. А потом еще обратно все закидывать.

— Во сколько обошлось обустройство пунктов пропуска в Крыму?

— Не скажу.

— Больше 5 млрд руб.?

— В разы меньше. Отмечу, что те компании, которые нам поставляли материалы, специально цены не накручивали. У нас же как бывает? Если люди видят, что человеку плохо, то пользуются случаем и накручивают цены в два-три раза. А здесь такого не было, даже скидки какие-то давали. При доставке блок-модулей для строительства пунктов пропуска большую помощь нам оказал министр транспорта Максим Соколов: ввиду загруженности Керченской переправы, из-за очередей нам было очень тяжело доставлять материалы в Крым. На каждый пункт требовалось порядка 50-70 машин со стройматериалами. А Минтранс проработал очень четкий график: в какой день, по сколько машин и когда переправлять, чтобы не мешать гражданским лицам.

— Как оцениваете состояние российско-казахской границы?

— Сам я туда еще не доехал, скажу честно. Проблемы там есть, и, для того чтобы их решить, нужно время и ресурсы.

— Несколько лет назад глава ФСКН Виктор Иванов заявлял, что обустройство этой границы ниже ватерлинии...

— Для того чтобы определить, что находится ниже ватерлинии, должна быть сама ватерлиния. Но ее нет. Какая вообще ватерлиния, если там нет ничего?

— Так, может, уже надо что-нибудь построить?

— Да дело в другом. Мы не можем построить пункт пропуска, где просто захотим. Там есть железная дорога. Изначально вообще предлагалось пункт пропуска поставить на расстоянии 30 км вглубь российской территории. Не на границе, а там, где есть железнодорожная станция. Это что же получается? Люди за 30 км до пункта пропуска могут сойти на ходу, скинуть наркотики, приехать сюда, пройти без досмотра. Дергаешь стоп-кран, прыгаешь — и все, до свидания. Кто там будет тебя искать? Ну проводница в поезде сообщит пограничникам, что где-то с поезда спрыгнули пять человек. Вот и все.

В общем, убедили, что ставить надо непосредственно на границе. Но, для того чтобы там это построить, нужно работать вместе с РЖД — ведь они делают проект этой станции и строят ее, а мы на каком-то этапе подключаемся и ставим там свой пункт пропуска. Его можно построить в аэропорту, в морском порту, сделать его пешеходным, автомобильным, но, если нет железнодорожной станции на границе, как мы его построим?

— С ФСБ и Таможенной службой взаимодействие налажено?

— Все друг другу помогаем: у меня и с Владимиром Кулешовым, и с Андреем Бельяниновым хорошие отношения. Потому что в одиночку работать тяжело, это сейчас всем понятно.

Интервью взял Иван Сафронов

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...