Глава Калмыкии АЛЕКСЕЙ ОРЛОВ рассказал корреспонденту "Ъ" ОЛЬГЕ АЛЛЕНОВОЙ, нужны ли стране прямые выборы, чего в регионе ждут от запрета на импорт мяса из западных стран и сложно ли менять политическую систему, выстроенную прежней властью.
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин
— Вы приняли решение о досрочной отставке, чтобы участвовать в выборах, хотя в запасе еще два года было. Зачем вы пошли на выборы преждевременно? Это желание соответствовать общему федеральному тренду?
— Мотив на поверхности. Сложности и в политической, и в экономической обстановке в регионе подталкивали меня подтвердить свои полномочия и получить больший кредит доверия от населения. Мне, возможно, придется принимать непопулярные шаги. Необходимо было понять, сколько людей будет участвовать в голосовании и какой процент поддерживает мой курс.
— То есть теперь избирателям надо готовиться к непопулярным мерам?
— Я и сейчас принимаю иногда непопулярные решения. Ну, давайте поясню, что я имел в виду. Калмыкия — это почти 70 тыс. кв. км, мы некоторых наших соседей опережаем по размеру территории. При этом Калмыкия малонаселена — 300 тыс. человек тут живут максимум. И это сугубо животноводческая республика. А это предполагает наличие огромных пастбищ. Уже сегодня нагрузка на пастбища очень высока. Это может привести к экологической катастрофе. Мы это прекрасно понимаем. В то же время мы видим огромный рост числа людей, которые хотят заниматься животноводством. И наше решение о повышении стоимости арендной платы за землю, об увеличении кадастровой стоимости земли было непопулярным. Возможно, для оптимизации нам придется принять какие-то еще меры. Это не понравится фермерам и тем, кто работает на земле. Но выхода нет. Три года назад, когда я пришел на эту должность, я столкнулся с тем, что огромные территории пастбищной земли находятся в неэффективном управлении. Это субаренда, как правило, серая, нефиксированная. Мы провели ревизию земель всей Калмыкии. Министерство имущественных отношений занималось этим практически два года. Для некоторой категории земельных наделов увеличили кадастровую стоимость. Это к чему привело? Те, кто вчера лежал на диване, задумались: либо надо теперь самим эффективно использовать землю и выращивать скот, или заниматься растениеводством, либо сокращать наделы и отдавать их обратно в казну.
— Некоторые ваши оппоненты на выборах считают, что прямые выборы не нужны, что общество к ним еще не готово. Кандидат от ЛДПР Петр Вышкварок говорил, что прямые выборы разрушают вертикаль власти и снижают возможности повлиять на избранного главу сверху. А вы как думаете?
— Я думаю, что для того, чтобы снять губернатора, особых полномочий не нужно. Есть механизм, который прописан в законодательстве. И мы с вами в последний год узнали про три региона, где президент вынужден был им воспользоваться.
— Но теперь губернаторы официально избраны.
— Выбор был всегда. Кандидатуры губернаторов предлагались законодательному собранию того или иного региона, и заксобрания выбирали, так что назвать эту процедуру исключительно назначением губернаторского корпуса тоже нельзя. А механизмы для того, чтобы президент смог свое мнение высказать об эффективной или неэффективной работе того или иного руководителя региона, существуют и сегодня.
— Вы считаете, что сентябрьские выборы прошли честно и у людей был выбор? А как же фильтры?
— Альтернатива есть всегда. Тот, кто сегодня не попал в обойму в силу тех или иных причин, конечно, считает, что все нечестно. У нас в Калмыкии три кандидата из семи не прошли муниципальный барьер. Они недовольны, им, наверное, стоит обращаться в суды. Я думаю, они просто не подготовились и не понимают сегодняшней политической выборной системы в стране.
— У вас есть оппозиция?
— Если говорить о структурированной политической оппозиции, которая представлена серьезными политическими партиями, если понимать под словом "оппозиция" грамотную конструктивную критику наших шагов в экономике, политике или социальной сфере, то говорить серьезно об оппозиции нельзя.
— А ЛДПР и коммунисты — оппозиция?
— Безусловно.
— Значит, все-таки есть оппозиция?
— Это оппозиция федерального масштаба. Если мы говорим о локальной, региональной оппозиции, то ее адекватной нет. Если о федеральной, она, несомненно, присутствует. В стране с ней ведут диалог и дискуссии на всех уровнях.
— Как вы можете оценить роль Кирсана Илюмжинова? За 17 лет что было хорошего и плохого?
— Как у всякого человека и руководителя, было и то и другое. У моего предшественника были достижения, но были и минусы, недоработки, и это нормально. Если они у меня уже есть, а я всего три года в этой должности, то, конечно, за 17 лет избежать их было невозможно. Тем более надо помнить, какой это был период. Это была новая Россия, начало 1990-х годов. Трудное время. В 2000 году ситуация стала меняться. Менялся принцип государственности, нужно было понять свое место в федеральном центре, где-то перебороть себя, выстраивать по-новому взаимоотношения с федеральным центром, с людьми. Из больших достижений Кирсана Илюмжинова я бы отметил, конечно, возрождение духовной жизни региона.
— Буддизма?
— Буддизма, православия. Илюмжинов восстановил первый православный храм, до этого государство Церкви не помогало. Первый храм появился православный, потом уже стали строить буддистские хурулы по всей Калмыкии. Проблема калмыцкого языка при Илюмжинове была поставлена очень серьезно, при нем возникли национальные школы. Калмыцкий язык — это сложная, деликатная и больная тема для нашего народа. Он внесен в список исчезающих языков мира, и в тот период была создана неоценимая база для развития языка и культуры.
Но некоторые вопросы не решались. Мы некоторое время назад увлеклись, к сожалению, заманчивыми на вид предложениями и проектами, забыв суть. А суть нашей республики в том, что к нам не придет "ни бог, ни царь и ни герой" и у нас есть только то, что есть. Экономика нашей республики строится на сельском хозяйстве, а точнее, на животноводстве. Две трети нашего населения живет в селе, и село было незаслуженно забыто. В том же сельском хозяйстве что мы имели в 2011 году? В республике, которая живет животноводством, управления ветеринарии были просто уничтожены. Остались отделы, в штате к тому моменту находилось всего лишь 172 ветеринарных врача на всю республику. Пусть даже в 2011 году мы имели 460 тыс. поголовья крупного рогатого скота и более 2 млн овец, но по племенному мясному скоту Калмыкия была на первом месте, она лидер в РФ. И вот в республике мы видели такое отношение к ветеринарии. Конечно, это не могло не отразиться на развитии отрасли. Сегодня ситуация с вакцинацией неидеальная, но мы поломали в корне сам подход. Мы возродили управление ветеринарии. Дальше — рыбное хозяйство. У Калмыкии огромные водные ресурсы. Наши рыболовецкие города позволяли когда-то добывать большой объем рыбы. Мы поставляли продукцию и на свои рынки, и за пределы республики. Но половина рыбного хозяйства была уничтожена.
— Это в 1990-е годы по всей стране было.
— Может быть. Но для нас эти отрасли жизненно важные. У нас больше ничего нет. В Калмыкии была безработица почти 15%, в Лаганском районе она зашкаливала за 40-45%. А там одни рыбаки. Это значит браконьерство. Это значит: мы постоянно в криминальных хрониках в СМИ. Но эти люди не хоромы себе строили, они вынуждены были так кормить свои семьи. Других вариантов трудоустройства в районе не было. Сегодня мы воссоздали рыбное хозяйство, и не в Элисте, а там, в Лаганском районе. Раньше мы за каждой разрешительной справкой ездили в Астрахань, сегодня 70% документов оформляется прямо в Лагани. Это было сделано для наших рыбаков. Поэтому много предпринимателей вернулось в этот бизнес. И уже достаточно серьезно конкурируют на рынках.
— А что сейчас с животноводством?
— Очень вовремя начали решать все эти вопросы. Сейчас, когда этот бредовый режим санкций обрушился на Россию, мы оказались к ним подготовленными. Более того, ответные санкции со стороны России уже пошли на пользу нашему сельскому хозяйству. Наш производитель почувствовал интерес со стороны государства, повышается спрос на нашу продукцию, особенно на крупный рогатый скот. Уже сегодня закупочные цены выросли.
— А если через год санкции отменят?
— Мы не готовились к санкциям, но мы готовились к ВТО, к долгосрочным мерам. Мы же не ставили задачу просто запустить собственную переработку на время. Мы понимаем, что санкции уйдут, это ясное дело, но ВТО же останется. Но эти санкции стали мощным толчком для развития нашего производителя. То есть они дали нам ряд преимуществ. Это большой плюс к тому, что мы уже имели. Во-первых, санкции дают ценовой рост на нашем рынке закупки скота. Во-вторых, это подстегнет и уже подстегнуло наших инвесторов, которые строят здесь, в республике, крупные мясоперерабатывающие предприятия.
— Говорят, из-за безработицы из Калмыкии и сегодня уезжает много молодых людей.
— В конце 2010 года у нас была страшная цифра — почти 15%. Но на первое полугодие 2014 года — уже 10%. То есть на 5% мы за три года снизили безработицу. Смотрите, что нам досталось в наследство от СССР? Индустрии нет, инфраструктурных предприятий в республике нет, топливно-энергетический комплекс и в советский период развивался ни шатко ни валко, а к 2000 годам его просто не стало существовать как национального сегмента экономики. 15 нефтегазовых перерабатывающих компаний в республике. Из них в 2000-е только одна работала в республике, остальные — в республике не числились, работали, но все налоги платили за пределами Калмыкии.
А теперь с нами стали работать в совершенно другом формате КТК и ЛУКОЙЛ. Да, они здесь были. Давно. В хороших отношениях находились с руководством республики. Но почему-то никогда не шли на расширение своих возможностей. Никогда не шли на расширение производственной базы. И самое главное, не шли на регистрацию обособленных подразделений отдельных юридических лиц на территории Калмыкии, для того чтобы платить налоги здесь, в наш республиканский бюджет. Ну а теперь пошли. Уже существует подразделение "ЛУКОЙЛ Калмыкия". Это новые рабочие места.
— И налоги.
— Конечно. Вот вчера мне не к кому было даже обратиться, когда не хватало денег. А в этом году, в июне, я понимал, что нам трудно будет пережить этот период. Лето, начало осени, бюджет истощен. Я пошел к нашим партнерам, к ЛУКОЙЛу, попросил их сбросить авансовые платежи, налоги на прибыль. Авансовые, подчеркиваю. И они нам помогли. Они не обязаны были это делать сейчас, а только в январе 2015 года. Но они сделали.
Но главным образом снижение безработицы произошло потому, что мы сделали упор на сельское хозяйство. 1 января 2011 года у нас было 460 тыс. голов крупного рогатого скота. В зимовку 2013/14 года мы зашли уже с поголовьем 700 тыс. Да, пока не в два раза, но твердые 65%. А это новые рабочие места. Люди видят какое-то будущее.
— А за счет чего такой рост?
— Мы дали возможность государственным субсидиям, государственной поддержке приходить к фермеру. Мы почистили ряды "балконных фермеров", которые получали субсидии, а фермерством не занимались. У нас тут и дела уголовные заведены. И количество настоящих фермеров, которые получили субсидии, сильно выросло.
До сих пор у нас не было собственной переработки. Как работал фермер? Вырастил скот, продал его за пределы республики. Там этот скот откормили, забили и продали. То есть основной доход с нашего скота получал кто-то за пределами республики. В этом году в Калмыкии заработали перерабатывающие предприятия. К концу года заработает крупнейший на юге мясокомбинат, мы выходим на новый уровень — уже сможем не только продавать скот за пределы республики, но тут его откармливать, забивать и производить мясную продукцию. Каждый комбинат создает вокруг себя еще ряд бизнесов. Все это дает нам много новых рабочих мест, повышает наши бюджетные доходы и доходы граждан.
— Сложно менять систему, которая выстраивалась 17 лет? Вы меняли команду?
— Меня до сих пор упрекают в том, что у меня нет своей команды. Упрекают, что многие чиновники остались во власти. А что тут странного, если это целая эпоха — 17 лет. В историческом масштабе, вы же знаете, поколение меряется 16-летним периодом. Кирсан Николаевич стал руководителем в 1993-м. Здесь не одно поколение выросло за это время. Да, около 40% чиновников по-прежнему работают в органах власти с той поры. Я исходил не из того, кто когда работал, а из того, справлялся ли человек со своими обязанностями и насколько он отвечал тем новым требованиям, которые я предъявлял. Люди, которые в эти параметры укладывались, по-прежнему работают. Но есть люди, с которыми нам пришлось расстаться, это тоже нормально.
— Калмыки — репрессированный народ. Но уже много лет выплата компенсаций репрессированным осуществляется уже не за счет федерального бюджета, а за счет регионального. Многие общественники в Калмыкии считают это несправедливым и постоянно поднимают эту тему.
— Тут позиция у всех регионов, которые были подвергнуты репрессиям, согласованная. Ассоциация парламентов юга России в прошлом году обратилась в Госдуму с просьбой пересмотреть федеральное законодательство в этом вопросе. Когда-то эти компенсации выплачивал федеральный бюджет. Но были тяжелые годы — конец 1990-х. И центр переложил эту нагрузку на плечи регионов. Но проблема в том, что у нас в Калмыкии нет таких финансовых возможностей, а у кого-то они есть. Получается, что один регион может выплачивать своим жителям эти компенсации, а мы не можем. Или один регион платит больше, а мы меньше. И вот мои деды-калмыки, говорят: карачаевцам и чеченцам больше платят, а мы чем хуже? Ингуши еще меньше калмыков получают. Я не призываю сравнять всех, но к этому вопросу нужно подойти тщательно и щепетильно. У меня есть своя личная точка зрения. Я считаю, что нужен глобальный подход в этом вопросе. Разве те миллионы, которые сидели в ГУЛАГе, не должны получать эти компенсации? Все те, кто официально был репрессирован, кто был выселен из своих домов, жил в лагерях, должны подпадать под категорию репрессированных. И должны материально поддерживаться со стороны федерального правительства.
— Но это большие деньги, федеральный центр на это никогда не пойдет.
— С этой точки зрения вы, конечно, правы. Но, оставаясь главой региона и будучи гражданином Калмыкии, я поддерживаю мнение своих коллег-депутатов. Не может такой вопрос решаться наполовину в стране, где была такая беда. Почему те же ингуши и калмыки должны получать эти пособия, а человек, чей дед погиб в 1937-м в российской глубинке, не должен? Чем он хуже? Он такой же пострадавший от репрессий. Да, в отношении калмыков, ингушей, чеченцев эти репрессии приобрели угрожающий характер, они едва не уничтожили этносы. Но и русские, и другие народы России пострадали. Нельзя в этом трагическом вопросе делить людей на тех, кто меньше пострадал или больше.
— Сколько людей в Калмыкии получают такие выплаты?
— Около 20 тысяч.
— Вы сказали, что после депортации возникла угроза исчезновении калмыцкого этноса, но это и сейчас большая проблема — в республике живет около 140 тыс. калмыков, и численность не растет.
— Ничего подобного, рождаемость в Калмыкии растет. Я просто приведу вам пример, к счастью для меня, очень оптимистичный. В 2012 году был принят федеральный закон о поддержке многодетных семей путем выделения бесплатных земельных участков, и мы на своем уровне тоже такой закон приняли. Тогда мы сразу же выделили около 1 тыс. участков — ажиотажа не было. Государство должно было провести туда инфраструктуру — воду, дороги, канализацию. Плюс социальная инфраструктура. Мы все это сделали. И столкнулись с тем, что сегодня спрос на земельные участки вырос в разы. Уже сейчас идет распределение второй тысячи участков, а в очереди стоит еще примерно столько же. Вот вам и увеличение рождаемости. Это семьи, где три и больше детей.
— Калмыцкие буддисты уже несколько лет пытаются добиться от властей разрешения на визит далай-ламы. Они считают несправедливым, что духовный лидер верующих не может к ним приехать. А вы что об этом думаете?
— Я согласен с мнением моих земляков о том, что нельзя переводить вопросы духовной сферы в сферу политическую. Я не разделяю позицию МИД России, который связывает вопрос приезда его святейшества к нам с его якобы политической деятельностью. Пять-шесть лет тому назад его святейшество сложило с себя все светские полномочия. Он не имеет сейчас никакого официального юридического отношения к официальной деятельности правительства Тибета. Он объявил о том, что является духовным лидером. Это факт, который у него по рождению. И он является духовным лидером буддистов всего мира, и в частности Калмыкии. В 2004 году далай-лама уже был в России. Тогда ничего страшного не случилось, у нас и тогда были добрые отношения с КНР. Да, это вызывало и вызывает определенные вопросы у китайской стороны, но их не нужно переводить в политическую плоскость. Далай-лама совершает свой пасторский визит в страну, где живет его паства.
Официально этот вопрос не в моей компетенции. Но общину нашу буддийскую я поддерживаю в этом плане. В прошлом году парламент Калмыкии по моему поручению обратился в МИД России с просьбой выдать визу его святейшеству. Депутаты наши как выразители настроений народа имеют право на такую позицию. Просьбу нашего парламента к МИД России в прошлом году поддержала и Ассоциация парламентских организаций юга России.