Список Шиндлеров

28 октября 1944 года из Терезиенштадта в Освенцим прибыл эшелон с 2000 заключенных — последняя партия евреев, которые будут умерщвлены газом. 30 октября газовые камеры в Освенциме были использованы в последний раз. До освобождения лагеря оставалось 88 дней.
За неделю до этого, 22 октября 1944 года, в Освенцим прибыл эшелон с 300 женщинами — это были еврейки, работавшие на краковской фабрике по производству металлической посуды. До их освобождения оставалось 20 дней. Все они были в списке Шиндлера — директора фабрики по производству металлической посуды, члена НСДАП, спасшего 1200 человек. К 70-летию единственного в истории случая, когда такое большое количество заключенных удалось вернуть из лагерей смерти, Weekend вспоминает другие истории спасения евреев во время Холокоста и людей, чьи имена не стали нарицательными, хотя могли бы.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 3

Фото: AP

Фото: Hanna Duckwitz

Фото: EASTNEWS

Сальвадорская диаспора

В 1939 году Георг Мандель, сын ортодоксальных евреев из Трансильвании, успешный финансист и владелец текстильной мануфактуры в Будапеште, был назначен послом Сальвадора в Восточной Европе. Он никогда не был в Центральной Америке и даже не знал испанского языка, но за несколько лет до этого способствовал выгодной для Сальвадора сделке по покупке оружия и таким образом познакомился с сальвадорским дипломатом Хосе Артуро Костельяносом. Последний и предложил кандидатуру Манделя — Сальвадор не мог позволить себе содержать большой дипкорпус, поэтому в некоторых странах его представителями становились местные бизнесмены. И когда в 1942 году Манделю пришлось вместе с женой и ребенком бежать из Венгрии, Костельянос, ставший к тому моменту генконсулом Сальвадора в Женеве, принял его на должность первого секретаря консульства. Мандель сменил фамилию на Мантелло и стал вторым по рангу представителем Сальвадора в Швейцарии.

В те годы южноамериканские паспорта были самым ходовым товаром на черном рынке в Швейцарии — нацисты не преследовали евреев с гражданством этих стран, поскольку в Центральной и Южной Америке была большая немецкая диаспора и Германия опасалась ответной реакции. Документы о южноамериканском гражданстве, даже фальшивые, стоили баснословных денег, но считались самой надежной защитой от концлагеря, чем и воспользовался Мандель. Втайне от сальвадорских властей он начал выдавать паспорта евреям — бесплатно. Сначала документы можно было получить только в Швейцарии, затем с помощью дипломатических курьеров Мандель за свой счет наладил поставки в Польшу, Нидерланды и Францию. За два года документы о сальвадорском гражданстве получило около 40 тысяч европейских евреев; это вызывало подозрения у нацистов, но на все официальные запросы из женевского консульства неизменно приходил ответ, что никакой ошибки нет — в Европе действительно есть огромная диаспора сальвадорцев.

В 1944 году в распоряжении Манделя оказалось первое документальное свидетельство о массовом уничтожении евреев в концлагерях — рассказ двух беглых заключенных Освенцима. Мандель напечатал сотни копий этого текста и разослал по всей Швейцарии, его получили государственные деятели, священники, журналисты, официальные представители США и Великобритании. На следующий день все 180 швейцарских газет вышли с призывами прекратить убийства, папа Пий XII призвал регента Венгрии Миклоша Хорти остановить поезда в Освенцим, а Франклин Рузвельт пригрозил разбомбить железную дорогу в лагерь. Документ, благодаря которому Европа узнала о геноциде евреев, Мандель получил вместе с известием о том, что сальвадорские паспорта, высланные в Будапешт его родителям, опоздали на несколько дней — его мать и отец были отправлены в Освенцим.

Когда началась война, Ирена Сендлерова служила медсестрой в варшавском управлении здравоохранения, что позволило ей после создания нацистами Варшавского гетто приходить туда с санитарными инспекциями — на добровольных началах. В гетто почти не было еды и медикаментов, из-за страшной антисанитарии смертность была очень высокой, Сендлеровой быстро стало очевидно, что надо пытаться не лечить людей в этих условиях, а вызволять их. Вместе с друзьями по польскому Сопротивлению она разработала маршрут побега, пролегавший через подвалы прилегавших к гетто домов и канализацию, а также стала снабжать беглецов поддельными документами. В 1942 году, когда половина Варшавского гетто (280 тыс. человек) была депортирована в концлагерь Треблинку и в Польше был организован подпольный Совет помощи евреям "Жегота", Сендлерова была назначена в нем ответственной за детей. Она вывозила детей в мусорных баках, ящиках с трупами, на машинах медпомощи, пряча их в коробки и мешки. Для спасения младенцев была разработана отдельная схема — сопровождавший Сендлерову водитель брал с собой собаку, обученную лаять при въезде и выезде из гетто, чтобы заглушить детский плач. Сендлерова рассчитывала вернуть всех детей в семьи после войны, поэтому записывала их имена и место нового жительства — список своих подопечных она засунула в бутылку и закопала в саду у знакомой незадолго до своего ареста в 1943 году. Во время допросов ее пытали и сломали ноги, но она не назвала ни других членов "Жеготы", ни тех, кто укрывал детей. Ее приговорили к казни, но участникам Сопротивления удалось организовать ее похищение. После войны она откопала свой список и узнала, что родители почти всех 2500 спасенных ею детей погибли в Треблинке.

После прихода нацистов к власти Альберт Геринг, талантливый инженер, известный ловелас, младший брат рейхсминистра и верховного главнокомандующего военно-воздушных сил Третьего рейха Германа Геринга, переехал в Вену, где вскоре принял австрийское гражданство, надеясь оградить себя от национал-социализма. В добровольном изгнании он прожил недолго: после аншлюса в 1938 году, когда его любимые еврейские магазинчики в Вене стали громить и его бывшие, и его нынешние соотечественники, Геринг начал одиночную борьбу с НСДАП, которая длилась до конца войны. На его счастье, Герман Геринг ставил кровные узы выше партийной дисциплины и постоянно помогал Альберту (которого четырежды пыталось арестовать гестапо), а иногда по просьбе Альберта и другим — так, он спас от концлагеря жену композитора Франца Легара и вытащил бывшего австрийского эрцгерцога Иосифа Фердинанда из Дахау. Но эти случаи были исключением, рассчитывать постоянно на прямую помощь брата Альберт не мог, но он придумал другой способ использовать свое родство: разнообразные просьбы об освобождении он стал подписывать просто "Геринг". Благодаря страху, который внушала эта фамилия, большинство этих просьб выполнялось. Когда в конце войны нацисты стали в срочном порядке уничтожать узников лагерей, Геринг, к тому моменту живший в Праге и активно сотрудничавший с местным Сопротивлением, собрал небольшой кортеж грузовиков и без объявления поехал в располагавшийся в 60 км концлагерь Терезиенштадт — там он назвал свою фамилию и, сказав, что ему нужна рабочая сила для завода, заполнил грузовики заключенными. Охранники и начальник лагеря были настолько впечатлены фамилией, что безропотно выпустили столько людей, сколько влезло в машины. Отъехав подальше, Альберт всех выпустил. За время войны Альберт Геринг спас десятки людей, хотя сам на последующих допросах вспомнил только о 34 — в 1947 году он был арестован союзниками и около двух лет просидел в тюрьме, пытаясь доказать, что не поддерживал нацистский режим. Освободить его помог племянник того самого Легара, но, несмотря на полное оправдание, некогда спасавшая его фамилия сделала его изгоем — в 1966 году он умер в одиночестве и нищете.

8000 за две недели

Всех датских евреев спас один человек — член НСДАП, агент абвера, чистокровный ариец Георг Фердинанд Дуквиц. Он был типичным представителем поколения, потерявшего во время Первой мировой отцов и старших братьев, вынужденного смириться с Версальским договором и жаждавшего возрождения Германии. Поверив, что НСДАП сможет вернуть Германии величие, он в 1932 году вступил в партию и получил членский билет под номером 1295253. Когда нацисты пришли к власти, Дуквиц был назначен торговым экспертом при министерстве иностранных дел — до этого он работал в датском отделении Kaffee HAG и считался специалистом по странам Балтии и Скандинавии. Прослужил Дуквиц недолго: засилье бюрократии, милитаризация партийной политики и "Ночь длинных ножей" заставили его в 1935-м уйти из МИДа — в заявлении об увольнении он написал, что за годы работы разочаровался в партии. Однако покинуть ряды НСДАП Дуквиц не решился, посчитав это ненужной провокацией, и мало кому мы можем быть так же благодарны за сохранение партийного билета, как ему.

Когда в 1940 году немецкие войска вторглись в Данию, Дуквиц вернулся на дипломатическую службу. К этому моменту он был не врагом режима, но его внутренним оппонентом. Он продолжал верить в великую Германию, ему по-прежнему были близки идеи национал-социализма, однако он считал, что то, как они реализуются, наносит Германии непоправимый вред и что, независимо от исхода войны, мир не простит немцам совершаемых ими преступлений. Дуквиц вернулся в Данию, которую очень любил, немецким дипломатом, представителем Третьего рейха и делал все от него зависевшее, чтобы сделать условия оккупационного режима приемлемыми для датчан. Он подружился с лидером датских социал-демократов и меньше чем за год стал своим человеком в местных политических кругах. Летом в 1943-го, когда после волны забастовок Берлин потребовал от датских властей арестов и расстрелов, а в ответ правительство ушло в отставку, Дуквиц написал в дневнике: "Это была последняя страна в мире, где нас не ненавидели. Теперь ненавидят и здесь".

В сентябре 1943 года, узнав, что в Берлине принято решение о депортации датских евреев в концлагеря и операция назначена на начало октября, он написал: "Невозможно представить, что произойдет, если в Данию придет "окончательное решение еврейского вопроса"".

У Дуквица было несколько недель, наработанные связи и дипломатический опыт на то, чтобы спасти 8 тысяч человек. Его тайные переговоры с премьер-министром нейтральной Швеции о переправке туда датских евреев окончились неудачей — там боялись ухудшения отношений с Третьим рейхом. Тем не менее Дуквицу удалось договориться о том, что беглецы будут приняты в Швеции неофициально. После этого он сумел найти в Дании необходимое количество рыбацких судов, его связей хватило даже на то, чтобы эти суда не были подвергнуты досмотру немецким патрулем. За две недели в Швецию были переправлены почти все датские евреи, немногие оставшиеся были депортированы в концлагерь Терезиенштадт на территории Чехословакии, который нацисты использовали как "витрину" для демонстрации международным наблюдателям гуманного отношения к заключенным. Из 500 оказавшихся там датских евреев Холокост пережили 449.

Перевыполненная миссия

Выпускник Гарварда, любитель дорогих вин и древнегреческой литературы, редактор информационного агентства, на досуге увлекавшийся орнитологией, денди с непременной гвоздикой в петлице, Вариан Фрай казался последним человеком, способным на геройский поступок, однако именно он в 1940 году отправился из Нью-Йорка в Марсель спасать европейскую интеллигенцию. С собой у него было $3000 и 200 виз, выданных госдепартаментом по личной просьбе Элеоноры Рузвельт. Кампания была организована Чрезвычайным комитетом спасения европейской интеллигенции, список тех, для кого предназначались визы, составляли Томас Манн, Жюль Ромен и Альфред Барр, в него вошли литераторы, музыканты и художники еврейского происхождения, объявленные гестапо в розыск после оккупации Франции. Слух о скорой американской помощи разнесся по Марселю еще до прибытия Фрая — жившая там американская художница Мириам Девенпорт вспоминала, что поначалу многие считали, что к ним едет очередной "молочник" — так прозвали представителей Красного Креста, которые раздавали беженцам молоко и другие продукты. Однако вскоре и сама Девенпорт, и еще десяток американских экспатов уже выдавали евреям визы и помогали им покинуть страну.

Выдав все 200 виз, Фрай попытался наладить сотрудничество с консульством США в Марселе, однако лишь настроил против себя официальный Вашингтон, где не собирались ни вступать в открытую конфронтацию с правительством Виши, ни увеличивать поток еврейских беженцев, опасаясь роста антисемитизма внутри страны. Единственным сотрудником американской дипмиссии, согласившимся помочь Фраю, был вице-консул Гарри Бингхем — он не только втайне от своего начальства выдал около 1500 американских виз, но и укрывал беженцев у себя дома, рискуя быть арестованным, даже несмотря на дипломатический паспорт. Когда и его возможности иссякли, Фрай с помощниками стали выдавать визы других стран — а когда и они подошли к концу, Фрай договорился с бежавшим из Вены карикатуристом, который стал рисовать поддельные документы. К этому моменту команда Фрая использовала уже любые возможности для спасения евреев: высылали их во французские колонии в Африке под видом мобилизованных солдат, организовывали переход через Пиренеи в Испанию, а оттуда тайным маршрутом в нейтральную Португалию.

Паспорт самого Фрая давно истек, за ним охотилась вишистская полиция, но каждый день он встречался как минимум с 60 беженцами. В конце концов его задержали и выдворили из страны. За 13 месяцев, которые Фрай провел в Марселе, он спас около 4000 человек, среди которых были Марк Шагал и Ханна Арендт.

Эпидемия тифа

В 1942 году профессор медицины Евгениуш Лазовский вместе с женой и маленькой дочкой приехал в городок Развадов работать в отделении Красного Креста. К этому времени он успел поработать на польском военном медпоезде, который разбомбила нацистская авиация, побывать агентом польского подполья, попасть в немецкий плен, бежать из него и понять, что в условиях оккупации он принесет гораздо больше пользы как врач, чем как участник Сопротивления. За забором дома, в котором Лазовский поселился в Развадове, начиналось еврейское гетто — вопроса о том, помогать ли запертым в нем людям, у Лазовского не было: его родители, жившие в Варшаве, укрывали нескольких евреев. Вопрос был в том, как именно помогать. Сначала Лазовский разработал хитроумную схему оказания медицинской помощи: если в гетто кто-то заболевал, на забор вывешивали белую тряпку, ночью Лазовский перебирался в гетто, а израсхованные медикаменты списывал на пациентов из поездов, проезжавших станцию Развадов,— на этом его так и не поймали. Но эта самоотверженная, ставившая его собственную жизнь под угрозу помощь евреям не избавляла их от отправки из гетто в лагеря смерти, поэтому Лазовский вместе со своим коллегой Станиславом Матулевичем придумал фантастическую операцию: закрыть 12 близлежащих деревень на карантин. Зная о патофобии нацистов, Лазовский решил сымитировать эпидемию тифа — инфицировать людей мертвой бактерией тифа, которая не причиняла вреда организму, но при анализе на тиф давала положительный результат.

Поскольку больных евреев нацисты убивали, тифозные инъекции врачи делали полякам — населенные пункты с признаками эпидемии нацисты предпочитали закрывать на карантин, даже не разбираясь, есть ли там больные евреи или нет. Анализы больных тифом поляков для подтверждения отправлялись в берлинское медуправление Третьего рейха, и, чтобы не возникло подозрений, Лазовский с Матулевичем периодически отсылали своих пациентов на диагностику к другим врачам в округе — так все 12 деревень в округе Развадова получили карантинный статус и оставались закрытыми до самого прихода советских войск в 1944 году. Лишь однажды местные коллаборационисты, удивленные тем, что за время болезни не умер ни один человек, вызвали для проверки бригаду немецких врачей, двух санитаров и медицинского профессора. Для них Лазовский с Матулевичем устроили грандиозную пьянку, достав откуда-то колбасу и водку,— старый немецкий доктор напился настолько, что отправил брать анализы неопытных санитаров, которые, испугавшись тифозных вшей, проверили только двух специально подготовленных для этого поляков, и бригада уехала, подтвердив диагноз. Благодаря этой псевдоэпидемии около 8000 человек — и поляки, и евреи — смогли избежать трудовых и концентрационных лагерей.

Арнольд Дауэс, сын реформатского священника из деревушки Ньюланде, стал сотрудничать с голландским Сопротивлением сразу после оккупации страны немецкими войсками — из Амстердама к нему отправляли евреев, которые получили постановление явиться в лагерь Вестерборк, перевалочный пункт перед отправкой в Освенцим или Собибор. Несмотря на информацию о судьбах евреев из других оккупированных стран, начавшиеся погромы в столице, массовые увольнения, запрет ездить на автомобилях и появление в Голландии трудовых лагерей, нидерландские евреи считали, что попытками спрятаться только ухудшат свою участь, потому Дауэсу приходилось уговаривать их переехать в Ньюланде или другие относительно безопасные деревни. А когда в 1942 году нацистские власти перешли к "окончательному решению еврейского вопроса" на территории Нидерландов и в опасности оказались еще и дети, Дауэс стал сам ездить в Амстердам и, расписывая родителям прелести сельской жизни, уговаривал отдавать ему детей. Еще большей проблемой было пристроить тех, кто соглашался бежать. Несмотря на преобладавшую среди голландцев ненависть к нацистам, Дауэс опасался доноса, но сумел найти выход. В своей Ньюланде он созвал городской совет, на котором было принято решение, что каждый из 117 жителей деревни укроет у себя хотя бы одного еврея, таким образом став участником массового преступления. Всего жителям Ньюланде удалось укрыть около 100 детей и 400 взрослых — на одной из спасенных, еврейке Юдит, Дауэс женился после войны и переехал в Израиль.

Бенгхабрит, родившийся в Алжире вскоре после того, как он стал территорией Франции, и умерший в год начала войны за независимость, на протяжении всей жизни пытался облегчить процесс интеграции французской и арабской культур, а главным его детищем стала Парижская соборная мечеть, открытая в память о солдатах-мусульманах, воевавших за Францию в Первую мировую войну. Именно эта мечеть в период оккупации Парижа стала убежищем для десятков евреев и участников Сопротивления, скрывавшихся от гестапо и вишистской полиции. Гестаповцы устраивали уличные облавы, выискивая обрезанных мужчин, однако в Париже было много мусульман, поэтому на всякий случай гестаповцы запрашивали сведения о родословной у Бенгхабрита — как муфтий главной парижской мечети он был одним из самых влиятельных мусульман в Европе. На все запросы Бенгхабрит отвечал положительно — да, мусульманин — и вписывал имя человека в список прихожан. Однажды к нему с просьбой о помощи обратился Салим Халали, алжирский еврей, ставший довольно известным в Париже певцом: не желая рисковать, он попросил Бенгхабрита выдать ему документ, подтверждающий, что он мусульманин, не дожидаясь запроса от гестапо. Документ Бенгхабрит выдал, а для убедительности выбил имя деда Халали на безымянном надгробии на территории мечети. С этого момента к Бенгхабриту стали часто обращаться — с риском для себя и своих прихожан он стал выдавать десяткам парижских евреев и евреев из Северной Африки документы об арабском происхождении и даже прятал в подвале мечети участников французского Сопротивления. Бенгхабрит старался уничтожать свидетельства своей деятельности, поэтому точное количество спасенных им неизвестно. По разным подсчетам оно составляет от 100 до 1500 человек.

50 фунтов за ребенка

Рождество 1938 года биржевой маклер Николас Уинтон собирался отмечать вместе со своим школьным другом Мартином Блейком в Швейцарских Альпах, но за несколько дней до отъезда Блейк позвонил ему и попросил срочно приехать в Прагу: "нужна помощь, лыжи с собой не бери". В Прагу в это время тысячами прибывали чешские, австрийские и немецкие евреи из оккупированной нацистами Судетской области — Блейк состоял в Комитете по делам чехословацких беженцев, сформированном британским правительством, за два месяца до этого подписавшим мюнхенское соглашение о передаче Судет Германии. Комитет сначала пытался обустроить лагеря для беженцев, затем расселить их по Чехии, но в конце концов было решено перевезти их в Соединенное Королевство. Уинтона, сына немецких евреев, некогда эмигрировавших в Великобританию, вызвали в Прагу для помощи в организации переправки беженцев. Приехав, Уинтон обнаружил, что комитет разделил беженцев на группы — евреи, коммунисты, чехи, католики — и занимается каждой из них отдельно. Никто не занимался детьми-сиротами или теми, кого родители, поняв, что процесс перемещения будет долгим, были готовы отдать в чужие семьи.

К этому моменту в Германии и Австрии уже действовала поддерживаемая британским правительством программа Kindertransport, с помощью которой различные благотворительные организации переправляли еврейских детей в английские приемные семьи. Сначала Уинтон попытался включить в эту программу своих подопечных, но ему отказали, сославшись на нехватку средств, и ему пришлось организовывать все самому. Уинтон начал ходить по посольствам, но, если не считать Швеции, принявшей первую партию из 20 детей, участвовать в программе согласилась только Великобритания. Но и тут была проблема: после еврейских погромов в ноябре 1938 года британский парламент принял закон, по которому любой ребенок-беженец был обязан иметь при себе £50 (£2500 по сегодняшнему курсу). Уинтону пришлось, оставив в Праге двух помощников, вернуться в Лондон, чтобы искать для каждого ребенка не только будущих опекунов, но и деньги. За девять месяцев с марта 1939 года в Великобританию было отправлено восемь партий, девятая должна была прибыть в Лондон 3 сентября, но 1 сентября немцы вошли в Польшу и дети не смогли выехать из Праги. Всего 30-летнему Уинтону удалось спасти 669 детей, в мае этого года некоторые из них пришли поздравить его со 105-летием. По подсчетам The Guardian, сейчас в мире есть примерно 6000 человек, обязанных своей жизнью Николасу Уинтону.

Консульская печать

В 1939 году правительство Японской империи, предвидя скорую европейскую войну и желая быть в курсе передвижений советских и немецких войск, впервые оправило в Литву своего консула — им стал Тиунэ Сугихара, блестящий японский дипломат, увлекавшийся английской литературой и принявший православие после женитьбы на русской эмигрантке в Харбине. В Каунас, тогдашнюю столицу Литвы, он прибыл незадолго до того, как в страну вошли советские войска. Город был наводнен поляками и евреями, бежавшими из оккупированной нацистами Польши. Многим из них после ввода советских войск нужно было искать новое убежище.

Еврейской общине удалось договориться с голландским посольством о том, что беженцы из Литвы будут приняты на карибском острове Кюрасао, который был колонией Нидерландов в составе Антильских островов. Въездная виза не требовалась, но путь лежал через СССР и Японию, а советское руководство запрещало пересекать территорию страны беженцам, не имевшим японской визы. Японское консульство оказалось осаждено толпами евреев, поляков и латышей, и в этот момент СССР потребовал, чтобы все иностранные дипломаты покинули Литву.

Сугихара добился разрешения задержаться в Каунасе на месяц и, вопреки запрету японского МИДа, стал выдавать японские визы. Оставшись в посольстве вдвоем с женой, они по 18 часов в сутки вручную составляли документы. Когда закончились официальные бланки, они начали оформлять транзитные визы на обычной бумаге, распространяя действие каждой на целую семью. Последние визы Сугихара выписал, уже сидя в поезде, а когда состав тронулся, он бросил из окна стоявшим на перроне консульскую печать. В 1947 году, пережив войну, отсидев вместе с семьей около года в советском лагере для интернированных, Сугихара вернулся в Японию и был уволен с дипломатической службы за тот самый акт неповиновения, в результате которого спаслись около 6000 человек.

Никита Солдатов