В прокат выходит фильм "Как меня зовут" Нигины Сайфуллаевой. По мнению обозревателя "Огонька", ему больше бы подошло название "Вечный зов": это об отношениях родителей и детей, в равной степени одиноких и брошенных
Режиссеру удалось проскользнуть между бесполой бдительностью и нарочитой скандальностью (кадр из фильма "Как меня зовут")
Нигине Сайфуллаевой еще нет 30, она красавица, замужем за Михаилом Местецким, тоже многообещающим режиссером и сценаристом, приехала из Душанбе, училась в РГГУ, окончила Высшие курсы режиссеров и сценаристов, сняла два короткометражных фильма, а картина "Как меня зовут" — ее первый полный метр. После показа на "Кинотавре", где жюри во главе с Андреем Звягинцевым отметило фильм специальным дипломом "За легкое дыхание и художественную целостность", он побывал еще на нескольких фестивалях. Счастливая судьба, везение, и чего бы не радоваться фильму, в котором много смеха, солнца, воды, брызг, молодого девичьего тела. Все это так, но "Как меня зовут" совсем не такое беззаботное кино.
Сюжет Нигина придумала сама и обратилась к молодому драматургу Любови Мульменко, чтобы та облекла его в реальную плоть. Мульменко — специалист по фактуре, девушка из Перми, где в юности писала рассказы в стол, а потом вышла на свет через ворота драматургических конкурсов и стала ужасно востребована везде. Нигина объяснила, что хочет снять фильм "о двух девушках, которые поехали в маленький курортный городок искать отца одной из них, в итоге они его обманывают, меняются местами. У той, которая ненастоящая его дочь, несколько двусмысленное отношение к отцу: то ли она его вожделеет, то ли хочет, чтобы он приобнял доченьку. Чем все должно кончиться, я пока не знаю". Собственно, что сказала, то и получилось — история о девочках, которые хотят то ли отца, то ли мужчину. Сами не понимают, чего им надо. Но чего-то определенно хочется. И они едут в Крым.
Этот Крым оказался здорово некстати, потому что снимали ранней осенью 2013 года и тогда в голову не приходило никому, что уже весной место действия картины станет центром глобальной политики. Для понимания смысла картины эта неожиданная перемена участи "острова Крым" только мешает, нагружая нежелательным контекстом. Ведь для съемок выбирали "место радости", где солнце, море, воздух, юг, каникулы и чтобы подальше от Москвы, от дома, от социальных связей, чтобы получилось голое во всех смыслах пространство, где можно сосредоточиться на отношениях.
А отношения заданы нестандартные. Девочка Оля, зажатая и стыдливая отличница, хочет познакомиться со своим отцом, про которого она слышала, но никогда не видела, для этого и едет в Крым, где живет случайный любовник ее матери. Однако ей страшно, и она берет с собой разбитную подругу Сашу, которой море по колено и которая предлагает для начала поменяться местами. Так что отец — сумрачный рыбак-неудачник, живущий контрабандой,— считает дочерью ту из девиц, которая ему на самом деле чужая. Появление взрослой дочери вовсе не радует этого человека, он откровенно груб и неприветлив. Но девушка не смущается, а ведет себя более чем раскованно, поскольку брутальный папаша оказывается весьма сексапильным (Константин Лавроненко). А у Саши тоже нет отца, у нее даже и отчима нет, и близость взрослого мужчины реально сносит ей крышу. В результате родная дочь страдает от обиды, нанесенной отсутствием отцовской любви, а дочь самозваная пытается завоевать его любовь, отцовскую и мужскую, какая достанется. Весь этот букет притяжений, ревности, влечения, замещения описан в психологии еще Фрейдом. Незатейливый трюк с переменой имени и участи позволяет продемонстрировать весь комплекс неосознанных чувств, необходимых для взросления и самоидентификации подростка. А то, что девушки слегка переросли пубертатный возраст, делает их метания только более откровенными и драматичными.
Фильм пронизан инфантильной подростковой эротикой, в которой половое влечение сильней не только разума, но и чувств. Пока подлинная Оля страдает от непонятной ей самой ревности, Оля поддельная соблазняет и соблазняется. Жесткое табу на инцест существует только с одной стороны, мужчина-то уверен, что эта дурочка — его крови. История мужчины в этом фильме куда менее интересна, она попросту не придумана, а жаль. Отец и его возможная драма остается за кадром, благодаря роскошной фактуре актера Лавроненко его герой просто удачно воплощает некий миф, мужчину мечты. И его вид романтического героя, и жилье отшельника, и рыбацкий тайный промысел — взяты, похоже, прямо из повести Лермонтова "Тамань", а вовсе не из той, пусть условной, реальности, где обитают вполне узнаваемые Оля и Саша (дебютантки Марина Васильева и Александра Бортич). Однако авторам неинтересно разбираться в социальной драме, их интересует мир чувств и то, как его можно отразить через кино, поэтому фильм подчеркнуто кинематографичен. Оператор Марк Зисельсон снимает девчачий мир откровенно, но нежно, те, кто осуждает картину за жесткие сцены, видимо, просто не встречали ничего острее кефира. Да, девушка Оля, страдая от ревности, пускается во все тяжкие, что должно продемонстрировать глубину ее ломки, но в изобразительном ряду фильма ее "разгул" тоже снят скорее изящно, чем мучительно. В фильме столько света, столько разного рода того, что на профессиональном языке называется "звуками жизни", что это позволяет оставить в подвешенном состоянии его историю. Еще один пример, как с помощью камеры можно легко замести следы не вполне решенных режиссерских и сценарных проблем.
...В комментариях блога, посвященного фильму, одна из зрительниц премьеры поделилась вопросом своего сына. Подросток интересовался, как снимали сексуальные сцены, насколько актеры близко подходят к реальности и были ли на них трусы. Режиссер ответила, что трусов не было, но и секса тоже не было, и в шутку заключает: "Да, мы пользовались магией кинематографа". В этой шутливой переписке, однако, есть кое-что очень существенное.
В российской культуре с позднесоветских времен чрезвычайно много ханжества. От этого эротическая ее линия оказывается в сложном и даже мучительном положении. Бытовая разнузданность, граничащая с насилием, непотребство рядовой, привычной уличной похабщины как бы компенсируются усилением моральной строгости в области публичной презентации чувств. Не только вопрос про трусы, но и, в принципе, любой выход в общественное пространство с темой секса вызывает инстинктивное желание у большей части аудитории немедленно его запретить. В ответ другая часть, что естественно, вызывающе и демонстративно начинает форсировать, и сексуальность начинает исполнять роль красной тряпки, которой дразнят ретивых блюстителей морали.
В то время как сексуальность, и в этом совершенно права Нигина Сайфуллаева, и есть основа магии кино. Собственно, любое кино невероятно эротично в самом широком смысле этого слова: благодаря киноизображению зритель может прикоснуться взглядом к чужому телу, ощупать поверхность кожи, прильнуть к груди. На этой скрытой в подсознании эротичности кинокадра держится весь институт кинозвезд, а впрочем, и любовь к кино как таковая. Кино соблазняет, прельщает и гипнотизирует массового зрителя, но этот эффект вызывают вовсе не сексуальные сцены, а именно бесстыдное разглядывание, которому кинокамера придает совершенно легальный статус.
Судя по фильму "Как меня зовут" и по предыдущей короткометражке "Шиповник", где речь тоже шла о юной влюбленной, Нигина Сайфуллаева обладает этим даром — наделять киноизображение эротической силой, ловко проскальзывая между бесполой бдительностью и нарочитой скандальностью. Снимать не секс, а сексуальность, естественно, не такой уж редкий дар, но в российской культуре он был мало востребован. Появление легкого дыхания там, где еще недавно лишь слышалось нервное пыхтение нарушенного запрета, возможно, самое замечательное свидетельство победы живой жизни в тот самый момент, когда угроза тотального контроля, казалось, нависла над искусством всей тяжестью прямых запретов.