"Увлеченные коллекционеры зачастую являются и лучшими инвесторами"
МАРИНА СИТНИНА, вице-президент Газпромбанка, убеждена, что вложения в искусство — это всегда долгосрочные инвестиции. А чтобы быть спокойным за свои вложения, нужно обратиться в арт-банкинг Газпромбанка.
Фото: Коммерсантъ / Александр Щербак / купить фото
Фото: «Газпромбанк»
Финансовый актив
BUSINESS GUIDE: Когда впервые появилась потребность в арт-банкинге?
МАРИНА СИТНИНА: Точную дату появления арт-банкинга обозначить сложно. Думаю, что это направление возникло тогда же, когда появились банкиры или, во всяком случае, люди, которые начали заниматься управлением капиталами своих клиентов. И, конечно, в развитых экономиках, в частности в Западной Европе, арт-банкинг более стар, чем в России. И более развит. Это связано с тем, что традиционно частью капитала и в общем смысле богатства состоятельных людей — вначале аристократов, а позже буржуа — всегда были произведения искусства. Их нужно было хранить, оценивать, когда происходила передача по наследству, делить, если случались разводы. Во всех этих случаях требовалась профессиональная экспертиза, которая подразумевала и некое дальнейшее управление этими активами.
Когда в 1990-х годах в России начала складываться рыночная экономика, такой необходимости не было: в процессе «первоначального накопления капитала» люди заняты приобретением необходимых вещей. Это нормально. И только впоследствии, когда возникает понятие, скажем так, «свободных ресурсов» и понимание того, что истинная элитарность совсем не в количестве денег, а в качестве капитала,— вот тогда и начинается покупка искусства. У нас в стране Газпромбанк первым предложил своим клиентам услуги арт-банкинга, вопреки тогдашнему почти всеобщему скепсису. Общее понимание того, что произведение искусства не только предмет духовного и эстетического поклонения, но и некий материальный актив, укрепилось в России не столь давно. Сегодня, когда в мире практически сформировалась целая индустрия под условным названием «искусство и финансы», это кажется странным. А тогда взгляд на искусство как материальную ценность вызывал гневные отповеди, обвинения в бездуховности и вульгарном материализме или как минимум усмешки.
BG: «Искусство как финансовый актив» — к такой формулировке трудно привыкнуть.
М.С.: Привыкли же. Наш великий поэт, которого никто пока не обвинял в бездуховности, как известно, утверждал: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать». Тут нет противоречия — есть дихотомия: произведение искусства, как двуликий Янус, с одной стороны, объект возвышенный и духовный. Магический. С другой — земной и материальный. И в этом последнем качестве имеет все присущие материальному активу свойства, в том числе инвестиционные. Однако есть миллион отличий и особенностей: и актив особый, и рынок непохож на все другие.
Специфика 10%
BG: В чем конкретно эта специфика, если мы говорим об активах? И в чем отличие рынка искусства от других рынков?
М.С.: В первую очередь в неоднородности произведений искусства.
Арт-рынок не просто огромен — он безбрежен. Он при этом разделен на огромное количество различных сегментов. На каждый из них оказывают влияние мода, востребованность, эстетические предпочтения и т. д. Существуют огромные различия между произведениями старых мастеров, фотографией, исторической мебелью, но все это сектора арт-рынка. То есть особое качество арт-активов — их бесконечная разнородность и, как следствие, различие в доходности.
В каждом сегменте цена привязана к конкретному предмету, стандартизация невозможна, и стопроцентных ценовых рыночных ориентиров не существует, несмотря на обилие авторитетных индексов, баз данных, статистики аукционных продаж, сайтов и справочников по ценам и т. д.
Таким образом, другая характеристика арт-актива — уникальность.
Практику покупки того или иного произведения, автора или направления нельзя просто тиражировать для получения сходной доходности.
Существуют национальные приоритеты (люди предпочитают покупать произведения искусства своей страны и часто недооценивают искусство других культур), тогда как ценные бумаги имеют одинаковую ценность во всех сегментах международного рынка.
Продажа произведений искусства сопряжена с высокими транзакционными издержками. Но без продажи не может быть получен доход, так как процентный доход отсутствует, рентный возможен в редких случаях, равно как и привлечение денежных средств под залог произведения. Дисконт залога может доходить до 80%, что отражает трудность рыночной оценки и низкую ликвидность актива. 40% частных банков, принявших участие в последнем опросе, проведенном Deloitte & ArtTactic, планируют в ближайший год разрешить своим клиентам использовать искусство в качестве залога для получения кредита. Однако большинство считают: проблема непрозрачности арт-рынка, трудности оценки и связанные с этим риски — самые большие препятствия для подобного кредитования.
Помимо низкой ликвидности большую сложность для инвестора представляет и «сжатость» актива. Человечество произвело и непрерывно продолжает производить продукты художественного творчества в огромных количествах, но лишь малая часть этой продукции получает статус значимого ПРОИЗВЕДЕНИЯ ИСКУССТВА. Говоря о том же финансовым языком, к арт-активам инвестиционного качества может быть причислено не более 10% всей этой массы (по данным аналитического портала www.artprice.com).
Владение искусством предполагает расходы, не присущие другим активам. Существуют также особенности налогообложения, ограничения в обращении и многое другое.
Арт-рынок — нерегулируемый рынок, его участники не имеют равного доступа к информации. То есть инсайд-трейдинг (строго запрещенный на финансовом рынке) здесь фактически норма, что и открывает возможности для извлечения сверхприбыли. Есть и другие особенности, связанные с отсутствием существующего на других рынках регулирования, в частности антимонопольного. Любой игрок может обеспечить себе монопольные преимущества на арт-рынке, скупая определенный актив.
Есть и другие отличия, например ограниченность информации и закрытость. Данные «открытых» аукционных продаж весьма ограниченны сами по себе, а продаж на вторичном и первичном открытом рынках — тем более.
И все-таки важнейшее отличие искусства от любых финансовых, реальных и прочих активов — его «второе эго»: духовное, эстетическое содержание, которое предполагает субъективность и эмоциональность оценки, «фактор иррациональности», действие которого может многократно увеличивать стоимость произведения.
Как тут не вспомнить хрестоматийную историю с покупкой «Портрета доктора Гаше» Ван Гога в 1990 году за астрономическую по тем временам сумму — $82,5 млн. Покупатель готов был платить, потому что увидел, по его словам, в портрете… самого себя. В дальнейшем картина исчезла из культурного оборота, по одной из версий, владелец завещал похоронить ее вместе с собой.
BG: Тогда кем считать покупателей искусства — коллекционерами или инвесторами?
М.С.: А вот это очень интересно. Вот у нас любят цитировать последние данные опросов, согласно которым 76% коллекционеров покупают искусство, «обращая внимание на его инвестиционную привлекательность». Совершенно очевидно, что любой богатый человек, приобретая какой-либо актив на огромную сумму денег, то есть опытный бизнесмен, всегда будет «иметь в виду» его инвестиционную привлекательность или ее отсутствие. Это не значит, что это соображение реально им движет. Если мы обратимся к другим формулировкам, то увидим, что только 3% покупателей искусства приобретают его «в инвестиционных целях», а все остальные — «имея в виду» финансовые соображения. То есть просто отдают себе отчет, что искусство может быть финансовым активом.
Из корпоративной коллекции Газпромбанка. Семен Файбисович, "Мой двор", 2012 год
Фото: «Газпромбанк»
Кстати, новейшие исследования показали (по данным аналитиков агентства «Скейт-пресс»), что из 60 человек, интересующихся искусством, всерьез рассматривает возможность покупки только один. Остальных интересует «чистое искусство». Отсюда и тот факт, что музеи и выставки привлекают на порядок больше людей, чем арт-ярмарки. Например, Art Basel и Art Basel Miami, крупнейшие ярмарки искусства в мире, посетила в прошлом году 281 тыс. человек, а выставку Documenta — почти 1 млн. Людей в большинстве своем интересует искусство ради его магии, ради того, что составляет его сущность. И большинство покупают его в этих же целях. А инвестиционные качества искусства — это уже дополнительный бонус, и эти соображения рассматриваются в большинстве случаев как вторичные.
Путешествие в Париж
BG: Как же работать на таком рынке и как оценивать такой актив? В чем тогда смысл и сущность арт-банкинга?
М.С.: А вот все это учитывать. Мы определили арт-банкинг как консультационное и информационное сопровождение инвестиций в искусство — это банковская терминология. Проще было бы сказать — приобретений, а не инвестиций. Потому что цель — не приравнять искусство к акциям и облигациям — в силу всего сказанного это и невозможно, а создать некую комфортную для всех потенциальных покупателей произведений ситуацию, когда им не нужно заботиться о выборе добросовестных продавцов и других надежных поставщиков качественных услуг, включая экспертизу, страхование, транспортировку, хранение и т. д. Мы никогда не претендовали на то, чтобы стать универсальными специалистами по искусству — мы организаторы, консультанты и проводники. Но в отличие от других специалистов рынка, заинтересованных в продаже своей конкретной услуги или продукта, мы находимся на стороне клиента. Наша задача — найти лучших специализированных провайдеров конкретных услуг и соблюсти интересы клиента, чтобы он пользовался другими продуктами и услугами банка, укреплять отношения с ним.
Мы, собственно, первыми предложили концепцию, которая сегодня становится все более популярной. Это некий «сервисный центр», который предоставляет клиентам возможность самого широкого контакта с искусством: от посещения каких-то уникальных событий и знакомства с широким кругом галерей, арт-дилеров, аукционных домов до покупки произведений в комфортных условиях и решения всех задач, связанных с соблюдением налогового законодательства и условий ввоза и вывоза. То есть если клиент хочет что-то приобрести, все, что ему нужно сделать,— это выбрать произведение и обозначить цену. Или поручить нам сделать это с учетом его потребностей. Мы можем также провести переговоры о цене, ее рыночной обоснованности и пр.
Разумеется, мы также не забываем о «развлекательных», светских и просветительских мероприятиях для клиентов, которые мы стараемся максимально разнообразить. Например, арт-путешествия — они, как правило, тематические. Так, большим успехом пользовалась поездка в Париж, посвященная декоративно-прикладному искусству и вообще французскому люксу в дизайне, моде и т. д. Мы посещали и тщательно отобранные, самые старые и «респектабельные» галереи города, и обычно закрытые для публики частные и музейные коллекции, и мастерские Hermes для индивидуальных заказов, и квартиру великой мадемуазель Шанель с ее любимым декором и знаменитыми ширмами Коромандель.
Все наши проекты очень разные — мы старались диверсифицировать и эту свою деятельность. Например, тематику современного искусства раскрывали совместно с ММОМА. Вместе с главой музея Василием Церетели проводили лекции и дискуссии по разным направлениям. Причем если это была лекция о перформансе — мы приглашали Олега Кулика, если о современной живописи — Владимира Дубосарского. То есть мы старались сделать это так, чтобы клиенты получали максимальную возможность познакомиться с художником и познать мир искусства «изнутри».
Нами издана книга о мебельном рынке — самом «закрытом» из всех. Совместно с частной московской галереей «Эритаж» мы устроили выставку, на которой показали искусство интерьера. У произведений искусства есть и такая ипостась — это объект интерьера, и здесь нет ничего принижающего. В любой интерьер искусство привносит некое новое качество. Оно не только повышает статус и ценность (в прямом смысле) интерьера. Оно создает индивидуальность и отражает личность владельца. Наш проект мы назвали «Гармония эклектики». Его целью было показать современные тенденции в интерьере — эклектику, сочетающую вершины мебельного искусства XVIII века с предметами ультрасовременного дизайна.
Кроме того, мы устраивали показы уникальных шедевров из состава аукционных торгов ведущих международных домов, винные дегустации с участием известнейших сомелье, демонстрации эксклюзивных драгоценностей из самых знаменитых в мире коллекций. Сейчас у нас задуман еще ряд проектов. Например, проект, связанный с популяризацией необычного сочетания традиционных архитектурных форм и современного, и даже мультимедийного искусства.
Субъективная цена
BG: Вернемся к инвестиционным свойствам искусства. Как формируется цена на него? И в чем ее обоснованность? Что такое рыночная цена?
М.С.: У любого реального актива цена, как правило, зависит от себестоимости. Совсем не так с произведениями искусства.
Себестоимость произведения невелика или ничтожно мала, в случае живописного произведения — холст и краски. Рыночная оценка стоимости и цена как раз не связаны напрямую с себестоимостью. Вы можете возразить, что бывают исключения. Вспомним, например, знаменитый бриллиантовый череп популярного современного художника Дэмиена Херста. Но даже в этих единичных случаях стоимость произведения складывается не только из стоимости бриллиантов, а является производной от совокупности факторов: моды, личности творца шедевра, PR-кампании по его продвижению и пр.
Цена произведения зависит как от объективных (автор, размер, техника, период создания и т. д.), так и субъективных факторов, к которым относятся аутентичность, провенанс (история владения, отражающая культурную значимость арт-объекта), титул собственности, а также уже упомянутая «премия за иррациональность» (ценность конкретного произведения, основанная на вкусах и восприятии предмета искусства индивидуальным покупателем). Причем вес субъективных факторов может значительно превышать вес объективных. Так, например, риск аутентичности, в случае если он реализовался, может свести стоимость многомиллионной работы к нулю. А объективные факторы — только понизить или повысить ее.
У произведения искусства нет фундаментальных финансовых показателей или потребительской стоимости. У него вообще нет рациональной стоимости. То есть цена определяется уникальностью произведения, ценностью с точки зрения теории и истории искусства, на нее влияют эстетические предпочтения публики на том или ином историческом отрезке и многое другое.
BG: А как же аукционы? Разве аукционная цена не отражает реальность?
М.С.: Аукционы, работающие на вторичном рынке, в отличие от галерей — первичного рынка, являются организаторами торговли. С этой точки зрения они подобны фондовым биржам, где участники предлагают акции на продажу, а рынок определяет, сколько за них готовы заплатить другие участники. Таким образом, они являются важнейшим элементом ценообразования на вторичном рынке.
Хотя аукционная цена также включает в себя пресловутую эмоциональную составляющую. Например, на торгах наследием Ива Сен-Лорана и Пьера Берже в самый разгар кризиса кресло работы мастера ар-деко Эйлин Грей было продано за €22 млн. Вдумайтесь в эту цифру! И это нельзя объяснить только звездным провенансом — на торгах шато де Гурдон, где распродавалась одна из самых значимых коллекций этого стиля, она оказалась в аутсайдерах. Хрестоматийное кресло Transat, созданное Грей в 1926 году, не было продано, а письменный стол, оцененный экспертами в €500–700 тыс., ушел лишь за €397 тыс. Что ни говори, момент иррациональности иногда потрясает воображение!
И тем не менее аукционная торговля произведениями искусства (как, впрочем, и любыми другими уникальными вещами) остается по-прежнему лучшим методом определения рыночной цены на определенный отрезок времени.
BG: Как работают специалисты отдела арт-банкинга в западных банках? Они также помогают клиентам банка покупать искусство?
М.С.: До недавнего времени, буквально до 2014 года, большинство западных банков и управляющих компаний неизменно считали, что арт-банкинг должен быть в составе их услуг. Но при этом главное, на чем они концентрировались,— это всякого рода спонсорство и организация выставочных и иных презентационных проектов для клиентов «вокруг искусства». Такие мероприятия помогают клиенту получить доступ в «эксклюзивный клуб» любителей искусства и коллекционеров, обозначить свой социальный статус и продемонстрировать соответствие определенным трендам. Согласно последним исследованиям западных аналитиков, 72% опрошенных профессионалов подтвердили, что главным мотивом их клиентов при покупке искусства являются социальные аспекты и нетворкинг, то есть аспекты, связанные со «знакомствами» клиентов и их вращением в определенных кругах.
BG: А влияет ли на функционирование услуги арт-банкинга общее состояние арт-рынка в мире?
М.С.: Поскольку мы видим, как растут капитализация и обороты арт-рынка, уже превзошедшие уровни докризисного пика 2007 года, появляются новации: набирает силу электронная торговля, совершенствуются методики анализа и исследования, базы данных, рынок глобализуется за счет появления новых центров в Китае, Латинской Америке и на Ближнем Востоке. Очевидно, что это требует и совершенствования профессиональных услуг. Приоритеты изменились. И сегодня среди самых востребованных профессиональные управляющие считают услуги по арт-консультированию, планированию наследования, филантропию и управление коллекциями. Иными словами, спектр услуг все больше смещается именно в профессиональную сферу, традиционную для индустрии управления капиталом.
Свободные средства
BG: Рост арт-рынка происходит на фоне проблем в экономике в целом. Как связан арт-рынок с общей ситуацией?
М.С.: Очень интересная тема. Принято считать, что арт-рынок не коррелирован или даже отрицательно коррелирован с финансовым и товарным рынками и если и обнаруживает какую-то схожесть в колебаниях, то с рынком недвижимости. Действительно, рынок недвижимости, пожалуй, так же разнороден, разделен на географические сектора, зависит от национальных преференций, сжатости и уникальности актива и т. д. Поэтому понятно, что и зависимость от базисных процессов в экономике схожая.
В условиях экономического роста и бума на фондовом рынке цены на искусство и обороты арт-рынка повышались (то есть поддерживались наличием значительных свободных средств в обращении). Это мы наблюдали и в конце 1980-х, и в период недавнего предкризисного бума. Но и в условиях глобального кризиса зависимость проявилась — упали и обороты, и цены в некоторых его сегментах. Потому что сократился платежеспособный спрос. Таким образом, можно говорить лишь о низкой или слабой (в силу его общего отставания и разновекторности в отдельных сегментах — не будем забывать, что общерыночный индекс на арт-рынке показатель такой же значимости как «средняя температура по палате»), но не отрицательной корреляции с финансовым и товарным рынками.
По теории, как мы уже говорили, кризис на арт-рынке (и рынке недвижимости) отстает от кризиса на фондовом рынке на шесть-девять месяцев: сначала происходят промышленный спад, падение покупательной способности и лишь затем оказываются затронутыми другие активы.
И рынок недвижимости, и арт-рынок подвержены воздействию макроэкономических факторов, и их собственные кризисные фазы — следствие влияния процессов, протекающих в других отраслях экономики, в первую очередь — финансовой. То есть ответ на вопрос о том, с чем коррелируется арт-рынок, сегодня для многих аналитиков ясен: с наличием свободных денежных средств и накоплением богатства.
Любой кризис делает бедных еще беднее, а богатых — еще богаче. Соответственно, концентрация богатства в мире достигла сейчас просто поразительного уровня. Например, в 2013 году численность UHNWI (людей, чей инвестиционный потенциал составляет более $30 млн) поставила абсолютный рекорд всех времен и их совокупное богатство приблизилось к $28 трлн.
И если мы посмотрим, какую долю составляют покупка произведений искусства и арт-активы в совокупном капитале или в составе активов этих клиентов, то поймем, что в мире огромное количество свободных денег. Считается, что средний миллиардер держит $31 млн в искусстве. То есть общий объем средств миллиардеров, вложенных в искусство, составил в 2013 году $2,6 млрд. А рост численности миллиардеров с 2012 по 2013 год означает, что на арт-рынок пришло около $2 млрд дополнительных свободных капиталов. В 2014 году концентрация богатства продолжилась — на арт-рынке, естественно, будут новые рекорды. В высшем сегменте. Способствует этому и общий процесс вымывания с рынка вещей высшего качества— за шедеврами, если они появляются, открывается настоящая охота. И вещи музейного уровня с хорошим провенансом по-настоящему надежная инвестиция.
В условиях Великой депрессии, кризисов и войн альтернативой вложениям в финансовый рынок являлись и являются сегодня инвестиции в «вечные ценности» и другие материальные активы. Даже если они теряют ликвидность и цены на них частично падают в условиях сжавшегося спроса, эти активы не исчезают бесследно, как акции обанкротившихся предприятий. Они остаются и со временем восстанавливают ценность — разумеется, при условии, что актив этой ценностью обладает изначально (в силу уникальности, сжатости, других эксклюзивных характеристик). Нынешний опережающий темп восстановления арт-рынка тому пример.
Эмоциональный фактор денег
BG: Что можно сказать об инвестиционных фондах искусства? Какая ныне ситуация и перспективна ли эта модель вложения средств в искусство?
М.С.: ПИФ искусства — это лишь механизм превращения искусства в финансовый актив. Здесь меньше искусства и больше финансов.
При создании инвестфондов формируются «стратегические альянсы» управляющих, инвестиционных аналитиков и профессионалов арт-рынка для применения технологий финансового рынка к рынку предметов искусства. Они оперируют как профессиональные инвесторы, полностью свободные от эмоционального фактора.
Конечно, они имеют ряд преимуществ в инвестиционном смысле, позволяя диверсифицировать активы и реализовывать самый главный, базисный принцип, который работает на арт-рынке,— покупать только лучшее. Кроме того, арт-фонды обеспечивают прозрачность и защищают инвестора от многих рисков. Но у арт-фондов есть колоссальный недостаток: они не дают покупателю возможность насладиться магией обладания, не учитывают то, что большинство покупателей не могут относиться к искусству просто как к арт-активу. Именно поэтому, с моей точки зрения (а совсем не из-за невозможности арт-фондов показывать доходность), и возникает проблема. То есть то, что должно стать преимуществом при инвестировании — свобода от эмоций и вкусовых преференций, — превращается в недостаток.
Все опросы показывают, что сегодня только 8% управляющих инвестиционными активами предлагают своим клиентам инвестировать в арт-фонды (в 2012 году их было 26%). Ныне профессионалы арт-рынка видят главную функцию фондов в том, чтобы облегчить коллекционерам вход на арт-рынок (например, обеспечить доступ к экспертам и экспертизе, которого отдельные покупатели не имеют). Сейчас образовался разрыв между ожиданиями покупателей от арт-индустрии и тем, что сама индустрия реально может им предложить. Поэтому, как я уже говорила, арт-индустрия пересматривает текущую модель с учетом этих ожиданий. Так, 78 из 100 коллекционеров сказали, что их главным мотивом при покупке произведений искусства является эмоциональный фактор. А 61 из 100 отметили, что для них также очень важен социальный аспект. Поэтому фонды должны переосмыслить свои задачи, превратиться в некий бутик, предложить модель обслуживания по типу «одного окна», комплекс всех услуг. И это то самое, что мы и старались создать, задумывая арт-банкинг.
Но в целом существует понятие «коллекционер-инвестор» — может быть, не в каждом инвесторе есть коллекционер, но зато любой серьезный коллекционер, создавший значимую по содержанию и художественной ценности коллекцию, в итоге оказывается отличным инвестором.
Коллекция о России
BG: В прошлом году вы попали в топ-50 самых влиятельных людей в российском искусстве по версии газеты The Art Newspaper Russia. Как это случилось?
М.С.: Думаю, в первую очередь этим я обязана нашей корпоративной коллекции — точнее, успеху выставки работ из состава этой коллекции в музее Альбертина в Вене в прошлом году. За неполные полтора месяца ее работы выставку посетило более 100 тыс. человек. Это настоящий, большой успех, подтверждение интереса, который вызывает во всем мире современное искусство России, и правильности нашей установки — собирать отечественное искусство с 1990-х годов по сегодняшний день.
BG: Почему банк вообще решил собирать искусство?
М.С.: Газпромбанк всегда поддерживал культуру. В этой сфере нами реализовано немало проектов. Мы всегда понимали, что коллекционирование — один из важных способов сохранения и пополнения культурного наследия.
На протяжении веков коллекционеры вкладывали свои знания, вкус, средства в создание собраний, которые затем становились частью мирового культурного наследия. Российские традиции были, возможно, не столь древними, как западноевропейские, но именно просвещенному вкусу российских собирателей мы обязаны самыми значительными музейными собраниями. Кто сегодня помнит, каким бизнесом занимались Щукин и Третьяков. Их имена прославлены именно их коллекциями. На основе коллекций и сегодня создаются частные музеи. Эта тенденция сейчас набирает силу в России. Будем надеяться, что принятие закона о меценатстве придаст ей новый импульс.
BG: Почему банк выбрал современное искусство?
М.С.: Солидный банк должен быть в известном смысле консервативен, во всяком случае, соблюдать приверженность каким-то традиционным ценностям, а покупка искусства — одна из таких ценностей. С другой стороны, любой банк должен быть открыт инновациям, должен смотреть вперед и думать о будущем. И поэтому создание коллекции современного искусства отражает и наш «здоровый консерватизм», и нашу уверенность в завтрашнем дне. Мы надеемся, что эта коллекция станет наследием будущих поколений. Современное искусство как лаборатория идей — именно здесь рождаются инновационные модели мышления, происходят креативные процессы.
Стратегия, лежащая в основе любой удачной коллекции, заключается не только в том, чтобы покупать произведения известных, состоявшихся художников. Опережая время, передовые коллекционеры приобретают работы художников, которые только по прошествии лет становятся признанными мастерами. Именно мы, современники, можем делать ставки и определить, кто станет частью будущего, в которое возьмут не всех (процитируем Кабаковых). Тот, кто завтра приобретет статус гения, сегодня находится рядом с нами. Задача коллекционера — это распознать.
Коллекция Газпромбанка уникальна тем, что является первым корпоративным художественным собранием, целенаправленно посвященным искусству новой России. В ней представлены все жанры и техники: живопись, рисунок, фотография, скульптура, перформанс и видеоарт, то есть современное искусство России во всем его разнообразии. Кстати, это наше начинание оценило и профессиональное финансовое сообщество, наградив банк специальной премией в номинации «Культурная инициатива».
Доступный совет
BG: Какие советы вы можете в заключение дать тем, кто еще не начал покупать искусство?
М.С.: Приведу известную инвестиционную максиму, приписываемую Ротшильдам, относительно того, как должен выглядеть надежно защищенный от финансовых превратностей капитал: одна треть капитала — в ценных бумагах, вторая — в недвижимости, третья — в произведениях искусства. Они не уточнили, в какое искусство следует вкладывать средства, чтобы сохранить их и приумножить. Для Ротшильдов это было очевидно: держаться подальше от моды и собирать искусство, проверенное временем. Эта стратегия была и остается самой надежной.
И еще несколько аксиом, которые легко формулировать (они проверены практикой), но которым совсем не легко следовать.
Вложения в искусство — это всегда долгосрочные инвестиции. Не надо стремиться заработать на краткосрочных спекулятивных стратегиях, это удел профессионалов. Покупайте только лучшее в тех категориях, которые вам доступны. Не становитесь жертвой шумихи и разного рода кампаний по раскрутке, покупая в «модном тренде». Воспитывайте собственный вкус и следуйте собственным потребностям. Покупка искусства для себя, несомненно, принесет дивиденды: эстетическое удовольствие, возможность самовыражения, социальное признание, наконец, открытие новых миров и новых ценностей. Поэтому цена, которую вы заплатите, в любом случае — и сегодня, и через много лет — будет отражать подлинную ценность вещей, в первую очередь в ваших глазах, а ведь это самое главное. Неудивительно, что именно увлеченные коллекционеры зачастую являются и лучшими инвесторами. Настоящий коллекционер выигрывает всегда.