Экономическая история 2014 года стала важной для всех только к его концу. С января по начало ноября и бизнес, и власть, и население в России готовились к "мягкой посадке" экономики без потрясений в наступающем 2015 году. Приземляться, как выяснилось уже у самой земли, предстоит без комфорта — прежние идеи для нового взлета оставлены как неактуальные. С начала 2015 года предстоит не размышлять о новых перелетах, а беречь голову.
Фото: Reuters
25 декабря, на последнем в 2014 году заседании правительства, Дмитрий Медведев объявил о создании специальной рабочей группы по мониторингу ситуации в экономике — по поручению премьер-министра она будет следить за ключевыми экономическими показателями в экономике, сообщая профильным структурам Белого дома о возникновении новых рисков. Отсутствие такой структуры в правительстве весь 2014 год между тем вряд ли должно вызывать негодование или недоумение: экономическая ситуация в течение почти всего года развивалась ровно так, как это предполагалось в прошлом январе.
Ничто (или почти ничто — см. "Ъ" от 28 января, 5, 19 марта, 30 апреля, 28 июля, 15 и 16 сентября) не предвещало того, что в конце декабря, после воистину огромных, исторических изменений во внешнеполитической сфере, в политике, идеологии и культуре, большинство граждан РФ будут интересовать в первую очередь экономические итоги 2014 года. В январе 2014 года министр экономики Алексей Улюкаев без эмоций, как о фактически свершившемся факте, говорил о том, что экономисты именуют "ловушкой средних доходов": Россию, достигшую довольно высокого уровня ВВП на душу населения, ждет мягкий структурный кризис, который вызовет плавное снижение темпов экономического роста до 1-3% в год, выход из этой ситуации — структурные реформы, которые могут занять и пять, и десять лет, и это время у России, видимо, есть.
На этом фоне сменившая министра в Банке России Ксения Юдаева, предупреждающая на Гайдаровском форуме об угрозе "стагфляции", сочетании стагнации в экономике и высокой, порядка 15%, инфляции, была предметом мягкой иронии — "теоретик, что возьмешь". В декабре 2014 года прогноз первого зампреда ЦБ был неверен — стагфляция предполагает стагнацию экономического роста, а нас ждет уже в первом квартале 2015 года снижение ВВП в сочетании с инфляцией до 15%. Благодаря нефти, снизившейся с $110 в начале года до $60 в конце, комфортная и всех устраивающая "мягкая посадка" экономики, в которую, судя по всему, по инерции верят многие чиновники правительства, обращается острым кризисом.
Мало того, это кризис типа, ранее не испытывавшегося населением России. В 1998 года потери большей части населения были невелики, поскольку, по существу, терять было нечего почти всем, а в 2008 году спад в экономике России был увязан с мировым — и было понятно, что при исправлении дел в США, ЕС, Китае и Японии все наладится и здесь. Кризис 2015 года Россия впервые переживет отдельно от всего мира, кроме Украины, и выйдет из него, скорее всего, не волей не зависящих от ее населения обстоятельств — например, цен на нефть и металлы, а своими усилиями. Как и когда это произойдет — самый неприятный вопрос, поскольку в течение всего 2014 года экономика России готовилась к совершенно другому сценарию, к другим обстоятельствам и к другим способам ответа на угрозы.
Во многом развитие политической ситуации в России весной--летом 2014 года (уже через пару месяцев ожидания кризиса некоторое пока призрачное, но предполагаемое оздоровление политической атмосферы все же можно наблюдать) и было зеркальным отражением экономических ожиданий. В январе 2014 года (когда валютная биржа зафиксировала первые девальвационные ожидания) в России мало кто отрицал: да, в экономике есть проблемы, но они несравнимы с украинскими, в целом спад в экономике РФ на тот момент был более всего похож на европейский.
В феврале--марте 2014 года (когда первая волна девальвации обескуражила финансовые рынки: никто не предполагал такой игры против рубля) никто не мог отрицать: в экономике России не все хорошо, но поднятие уровня доходов и соцгарантий, обеспеченности в присоединяемых Крыму и Севастополе — задача, которая при решении никак не может привести к сильной бюджетной напряженности. В июне 2014 года (когда хороший урожай зерновых и неожидаемое оживление в перерабатывающей промышленности позволяли предположить, что на незначительное время — до снижения нефтяных доходов — можно пока не обращать внимания) обсуждение программы деофшоризации (см. материал на стр. 3) велось в Кремле и Белом доме совершенно без предположений о том, что возможный отток капитала и усиление к тому времени уже чувствительного инвестиционного обвала будут иметь последствия большие, чем ожидаемый выигрыш от "национализации элит".
Во всем, казалось, есть свои плюсы и минусы, и не следовало, не отрицая минусов, игнорировать плюсы. В августе 2014 года логика введения контрсанкций (см. материал на стр. 13) была, похоже, именно такой: раз у ограничения операционных возможностей крупных компаний РФ, у закрытия только что открывшихся "кредитных окон" нет плюсов, мы произведем свои — и ограничением импорта продовольствия в РФ поддержим здоровое стремление деловых элит инвестировать в Россию, не конкурируя с иностранными продовольственными, машиностроительными монстрами, с транснациональными компаниями. Цена всех этих плюсов была известной и выглядела терпимой — все, что происходило в стране с начала 2014 года до октября, вполне вписывалось в логику последних резкостей перед "мягкой посадкой" экономики с многолетним кропотливым выходом из неизбежного периода подготовки к новому рывку. Рывок (и это по-прежнему не отменено) должен был начаться в 2018 году — с началом нового политического цикла: президент Владимир Путин, готовя текст послания Федеральному собранию осенью 2014 года, вполне мог себе позволить дать политическое обещание зафиксировать налоги до этой даты.
4 декабря, когда послание было зачитано, новых ставок уже не делалось. Разумеется, обвал нефтяных цен не мог предсказать никто ни в России, ни за ее пределами — не столько его даты, сколько глубину падения цен: еще в сентябре 2014 года ЦБ отказывался публиковать сценарий развития экономики при цене нефти $60 за баррель, поскольку это виделось заведомой фантастикой. Гораздо интереснее то, что никто не мог — и не может сейчас — предсказать характер реакции экономики России и ее игроков на мгновенное, даже по меркам бюджетного процесса, изменение существенных условий. "Ловушка среднего дохода" в течение лишь одного месяца 2014 года — ноября — стала неактуальной: Россия за счет девальвации национальной валюты на 40% с начала года потеряла место на границе богатых и среднедоходных стран.
Разумеется, это всего лишь чисто статистический эффект — пока мы не стали беднее в два раза и, очевидно, не снизим потребление (см. материал на стр. 2), в котором страна ведет себя совершенно героически, даже на треть. Однако ясно одно: в 2015 году и неопределенное число лет дальше мы при продолжении того же направления движения богаче не станем точно. Время отрицательных реальных процентных ставок, при котором банковская система (с доминированием госбанков) является дистрибутором--распределителем нефтяного богатства среди населения наравне с правительством, а в компаниях даже малограмотный менеджер не получит прибыли только в случае крайне неудачного стечения обстоятельств, возможно, уже закончилось. Нужно придумывать что-то еще — и почти все, что было придумано в течение 2014 года под медленное течение времени и спокойное зрелое снижение активности, уже никуда не годится.
Вряд ли именно в 2015 году будет дан ответ на вопрос, что же теперь делать в долгосрочном плане: как ни странно, у правительства уже сейчас есть более важные дела. Дыра в федеральном бюджете 4 трлн руб. и запасы Резервного фонда всего на полтора года являются вполне достаточным основанием для того, чтобы не думать о том, что будет в 2020 году: Белый дом входит в режим 2008-2009 годов — для долгосрочного планирования не приспособленный. Но главный экономический итог 2014 года тем не менее будет влиять и на правительство, и на администрацию президента, и на бизнес-сообщество, и на население: все, что у вас есть,— это, возможно, ненадолго, а уже придуманного в 2001-2014 годах для продолжения "золотого века" недостаточно.