Быль обернулась сказкой

"Берцы" Кати Шагаловой шагнули на экран

Премьера кино

Фото: Filmz.ru

Сегодня в прокат выходит фильм Кати Шагаловой "Берцы" (2014). Название адекватно отражает суровость сюжетных поворотов, но маскирует настоящий жанр фильма, оказывающегося на поверку волшебной сказкой. По мнению МИХАИЛА ТРОФИМЕНКОВА, именно Шагалова способна занять нишу жестокого и парадоксального авторства, опустевшую после смерти Алексея Балабанова.

Глобальная беда современного кино — предсказуемость: сюжетная, психологическая, моралистическая. Кино Шагаловой до последней минуты держит в напряжении: едва успеваешь сжиться с происходящим на экране, как она радикально ломает интонацию, и на какое-то время просто перестаешь понимать, что тебе показывают. Ее предыдущий фильм "Однажды в провинции" (2008) начинался как лютая чернуха о спивающемся рабочем поселке, потом нежданные супруги-палестинцы, комментирующие действие, придавали ему привкус комедии масок, потом пролетарии вообще начинали петь, а пьянки — напоминать рыцарские ритуалы. И только с финальным взрывом гранаты ты понимал, что видел версию "Ромео и Джульетты".

Так — и еще радикальнее — построены и "Берцы", благо Шагалова с садистской терпеливостью не торопится, позволяет сжиться с действием. Постепенно градус не столько чернухи, сколько того, что кажется чернухой, если исходить из буквы, а не духа фильма, раскаляется. И только тогда, когда самый доверчивый зритель заметит, что кровь чересчур декоративно пятнает избитое девичье лицо, и воскликнет "это чересчур, так не бывает", режиссер словно ответит: конечно, не бывает, так ведь это же кино, а не жизнь и сейчас начнется совсем другое кино.

Компьютер составил бы такой список ключевых слов к "Берцам": журналистское расследование; аутизм; инцест; православие. Название услужливо подкидывает еще одну ассоциацию: берцы — фетиш скинхедов, к которым вроде бы был причастен главный герой Сергей (Тимофей Каратаев). Формально все так. Сергей — журналист, изгнанный с телевидения за правдоискательство, но Шагалову меньше всего интересует, что он там накопал и кто пробьет ему голову. Его сестра Василиса (великолепная Мария Антонова) — гот с инцестуальными тараканами размером со слона в головке, но Шагалова презирает подростковые заморочки. Воплотив фантазии в жизни, Василиса спасется в жутковатом домостроевском раю, но кино отнюдь не о семейных ценностях. Над интересом к жареной реальности режиссер издевается: ей важны не обстоятельства, а люди, ведомые не социальными или психопатологическими инстинктами, а чувствами, само собой иррациональными. О коррупции или инцесте лучше читать в газете, а кино снимать не обязательно, кино — оно, вообще, о чувствах, точнее, об их обострении. Что-что, а обострять до пароксизма, храня, однако, дистанцию, не захватывая зрителей в заложники, Шагалова умеет как никто. Ее стратегия сродни отстранению по Брехту: недаром у режиссера — театральный анамнез.

Шагалова опять спрятала среди спальных пятиэтажек бродячий сюжет: "Берцы" — это "Калоши счастья" и "Красные башмачки" Андерсена. Калоши и деревянные башмаки уже никто не носит — значит, берцы. Практичны, неподвластны моде, вполне сексуальны, а эти — еще и любые желания исполняют без лишнего шума и пиротехники: когда заметишь, что берцы волшебные, будет слишком поздно. Люди в лучшем случае не подозревают, чем чревато исполнение их желаний, как не подозревал Сергей, чем чреват анонимный секс с пьяной телезвездой Ириной (Ксения Лаврова-Глинка). В худшем — не знают собственных желаний, как не знал их бедолага, подобравший берцы, выброшенные Ириной на помойку.

Сказочная природа фильма, впрочем, не мешает почти сатирической точности набросков: после Балабанова никто не был так беспощаден и внимателен к быту. Что касается жестокости, местами навевающей воспоминания о "Грузе 200", то нет ничего страшнее волшебных сказок. "Красные башмачки" — это только звучит романтично, а у Андерсена они заставляют девочку плясать, "пока не побледнеешь, не похолодеешь, не высохнешь, как мумия". Остановилась она, только когда добрый палач отрубил ей ноги. В "Берцах" хотя бы никому ноги не рубят, но пляшут герои до посинения, любо-дорого глядеть.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...