В прокат выходит новый фильм Надава Ширмана, режиссера, который исследует изгойство особого рода: добровольное изгойство подполья
Герой "Шампанского шпиона" (2007) — агент "Моссада" под прикрытием, "В темной комнате" (2013) живут Магдалена и Роза Копп — жена и дочь легендарного Карлоса. "Зеленый принц, или Сын Хамас" (2014) — это о сенсационной операции спецслужбы "Шин-Бет", десять лет получавшей информацию от завербованного ею Мусаба — сына Хасана Юсефа, одного из лидеров Хамаса.
Родовое проклятие документального кино о шпионских играх — отсутствие визуального ряда. Особенно если эти игры еще продолжаются. В фильме о холодной войне можно показать невинный скверик и сказать, что вот на этой скамейке, предположим, Грингласс передал советскому резиденту секретные чертежи. Поди покажи какую-нибудь овощную лавку в Рамалле, где Мусаб встречался с куратором Гоненом Бен Ицхаком: адресок-то, поди, еще "активен".
Ширман обречен использовать новостные сюжеты: речи Юсефа на митингах, живописнейшие парады хамасовцев, покушения смертников. Их объективность обманчива. Из них явствует одно. Плохие люди ни с того ни с сего взрывают себя вместе с десятками обывателей в людных местах. Будь оптика Ширмана "широкофокусной", ему пришлось бы сказать неприятные вещи. Например, то, что борьба с Хамасом — вечная история борьбы с джинном, которого сами спецслужбы выпустили из бутылки. На первых порах они пестовали Хамас, рассчитывая руками религиозных фанатиков уничтожить светских марксистов Ясира Арафата. Но Ширман отстраняется от контекста, рассказывая частную историю двух одиноких людей, "которые научились доверять друг другу".
Контекст восстановит любой любознательный зритель. Хуже то, что Ширман не избежал соблазна визуального "оживляжа", начинил фильм эпизодами, которые не назовешь даже инсценировками, поскольку в них ничего не происходит. Так, "атмосферная музыка" кустарного толка. Мусаб говорит об оливковом дереве как символе Палестины, и камеру живописно ослепляет солнце, запутавшееся в его кроне. Речь заходит о проверках на блокпостах — зрителям бьют в глаза армейские прожектора. Вполне бессмысленные съемки камер видеонаблюдения или панорамы с вертолетов, по идее, обогащают фильм саспенсом.
Визуальный мусор вредит фильму настолько, что поначалу принимаешь двух мужчин, произносящих с экрана монологи, за актеров. Однако же молодой человек с выразительными больными глазами — натуральный Мусаб. А полный мужчина, похожий на всех киношных виртуозов плаща и кинжала,— самый что ни на есть отставник Гонен.
Их история банальна — никакой ближневосточной специфики. Французы в Алжире так успешно вербовали плененных, что паранойя шпиономании в партизанском стане унесла сотни жизней. Несколько лидеров ИРА годами работали на британцев. Наверное, подобное происходило и в Чечне.
Это чисто технологическая история, исключающая любые моральные оценки. Да, пытки это плохо, но на любой "грязной" войне их применяют и подпольщики, и спецслужбы. Так что не совсем понятно отвращение Мусаба, которого уже пытали израильтяне, к пыткам, практикуемым Хамасом.
Но, при всей банальности и технологичности истории, она, по библейскому счету, отвратительно иррациональна. Если называть вещи своими именами, это история предательства собственного отца, которого Мусаб парадоксальным образом любит и уважает. Мусаб давно живет в Штатах, и, как это ни смешно, ему крепко дал по голове поверхностный фрейдизм. Дескать, предательство отца — попытка искупить позор изнасилования, которому его в нежном возрасте подверг сын соседа как раз на сборе оливок,— действии бытовом, но и символическом. А заодно минимизирует свою вину, предполагая, что отец знал о двойной игре сына: ну муж же всегда догадывается об измене жены.
Фильм мало что добавит к тому, что мы знаем из романов Ле Карре: паранойя, как и было сказано
Гонен множит метафоры, как бы объясняющие природу отношений куратора с агентом. Подхватывая фрейдистскую линию, объясняет, что куратор должен стать для агента символическим отцом. Развивая линию палестинского символизма, именует Мусаба "оливковым деревом", которое "Шин-Бет" заботливо поливала и окучивала. Но "сын-дерево" — еще и одна из фигур, которые хладнокровно двигает шахматист-куратор. Но шахматист сам во власти "пешки" (да хотя бы и "слона"), а не она — в его власти. Самое опасное, что может случиться с куратором,— стать искренним другом "сына": агент — это прежде всего опаснейший потенциальный враг.
Очевидно, все метафоры верны и талант куратора именно в том и заключается, чтобы играть на всех регистрах одновременно и искренне, то холя "дерево", то жертвуя "фигурой". Главное — любой ценой вытеснить из сознания агента само понятие предательства. Очевидно, с Мусабом это не вполне удалось, коли он порвал с разведкой. Зато игра в "символического отца" удалась: Мусаб взбунтовался, когда Гонена сменили на другого куратора.
Оба героя признаются в желании внести в жизнь ясность, взяв в руки автомат. Гонен — после очередного смертоносного взрыва: понятный срыв тайного агента. Но 18-летний Мусаб-то возмечтал об автомате — на покупке оружия он и попался — после убийства Ицхака Рабина. Не изумительно ли, что им двигала месть за израильского политика, не усложняет ли это манихейскую картину конфликта?
Говорят, "кроты" нужны, чтобы предотвращать террористические акты. Так, да не так. Чем ценнее агент, тем большим количеством соотечественников спецслужба жертвует ради его безопасности. Вот он предупреждает о готовящемся взрыве, его можно предотвратить, но тогда противник вычислит предателя. Следовательно, пусть погибнут еще десять-двадцать человек, но агент возвысится в иерархии подполья — и в один прекрасный день обезглавит его. Только вот этот прекрасный день мира никогда не наступает: отчасти и потому, что спецслужбам не нужен мир. "Шин-Бет" добивалась от Мусаба, чтобы тот отрастил бороду и внедрился в вооруженное крыло Хамас. Он же склонил отца к перемирию с Израилем, чем взбесил "Шин-Бет". Возможно, спецслужбы вытесняют осознание того, что мир им не нужен, столь же успешно, как Мусаб вытеснил само понятие предательства.
Фильм мало что добавит к тому, что мы знаем из романов Ле Карре: паранойя, как и было сказано. Зная, что вскоре спецназ придет за отцом, да еще и сожжет отчий дом, Мусаб "отвлекается, делая что-то для семьи", готовя праздничный ужин. Новый куратор проверяет его на полиграфе, а Мусаб не может ответить, планировал ли он террористические атаки. Конечно, планировал. Террористом он оказывается и для США, отказавших ему в политическом убежище. Выйдя из игры, он — мишень и Хамаса, и "Шин-Бет". Чудо — то, что США приняли Мусаба после вмешательства Гонена, и он, хотя, как сообщают финальные титры, вынужден постоянно переезжать с места на место, однако же выходит на сцены фестивалей, где получает награды "Зеленый принц". Но бывают ли чудеса в подпольном мире?
Самое странное в фильме — кадры некоего беззаботного пляжа. Рай предателей, шпионский парадиз? Возможно. Но в сухом остатке мораль фильма проста: ребята, не играйте в шпионские игры, предательство не стоит свеч.
В прокате с 19 марта