Тихая книга
Анна Наринская о «Стоунере» Джона Уильямса
Это не просто прекрасная книга, но и одно из самых сильных гуманистических высказываний, с которыми я сталкивалась за последнее время. То обстоятельство, что это высказывание было сделано 50 лет назад ("Стоунер" вышел в 1965 году), дела сильно не меняет — роман Джона Уильямса не устарел ни на йоту. Не только потому, что хорошие книги вообще не устаревают, но и потому, что предметом здесь является только и исключительно человеческая психика в ее начальном, "чистом" понимании, психика от греческого слова "душа" — то есть субстанция не то чтобы кардинально меняющаяся за несколько десятков лет.
"Стоунера" относят к "спасенным от забвения шедеврам". Но все же его судьба немного отличается от других книг, получивших новую жизнь в рамках американской индустрии установления литературной справедливости, которая с регулярностью поставляет все новые и новые забытые тексты (и, да, практически все они оказываются и впрямь хорошими).
К роману Уильямса теперешний громкий успех пришел сначала в Европе. Во Франции его перевела и разрекламировала известная писательница Анна Гавальда, в Англии его в унисон прославляли критики, а в 2013-м книжная сеть Waterstones объявила роман умершего 20 лет назад писателя книгой года. Потом эта слава отрикошетила обратно в Америку, где, после переиздания в 2007 году, "Стоунер" удостоился уважительных рецензий, но все же не общего энтузиазма — и вот уже журнал The New Yorker называет его "великим американским романом, о котором вы никогда не слышали".
Этот географически выделенный поначалу интерес можно объяснить тем, что в европейской литературе "расчеловечивание" зашло куда дальше, чем в американской (которую в связи с этим принято прямо-таки официально, устами представителей Нобелевского комитета, обвинять в традиционализме и "отказе от исканий"), и поэтому человекоцентричный роман Уильямса производит на европейцев особое впечатление. А можно никак его не объяснять, а просто радоваться, что, вот, у нас теперь есть эта удивительная тихая книга (в российском случае — интонационно точно переведенная Леонидом Мотылевым).
Герой романа Уильям Стоунер имеет отдаленное биографическое сходство с самим писателем — они оба южане, оба выходцы из очень бедных и необразованных семей (родители персонажа — фермеры, у автора фермерами были дедушка и бабушка, а отчим работал мусорщиком), оба сумели закончить университет и стать профессорами-филологами. Но различие между ними важнее, чем сходство. Герой старше автора на 30 лет (Джон Уильямс родился в 1922-м), и, соответственно, он уже в сознательном возрасте пережил все главные американские вехи — Первую мировую войну, Великую депрессию, вторую войну, маккартизм. Кроме того, настоящий Уильямс был участником военных действий (с 1942-го по 1944-й он служил в Индии и Бирме), а вымышленный Стоунер сознательно отказался от призыва.
История занимает автора не как инструмент прямого физического действия, а как некий психотропный препарат, меняющий состав души
Почему эти различия так важны? Потому что автор намеренно проводит своего героя даже не сквозь важнейшие исторические потрясения, а именно что мимо них (они лишь маячат где-то в отдалении) — ничто "общественное" не может быть здесь значительно в принципе. Важны лишь движения души и мысли, чувства и бесчувствие (и смерть как последнее этого бесчувствия выражение). История занимает автора не как инструмент прямого физического действия, а скорее как некий психотропный препарат, меняющий состав душ. "И хотя он смотрел вокруг с видимой бесстрастностью, он понимал, в какое время живет. То было десятилетие, когда на лицах множества людей, словно при виде разверзшейся бездны, застыло мрачное, суровое выражение. <...> Он не высказывался об этом вслух, но понимание общей беды волновало и меняло его внутри незримо для окружающих, и тихое сокрушение из-за людских страданий он в любую минуту чувствовал в себе где-то близко".
Уильям Стоунер следует путем всея земли, лишь в самом начале совершив хоть что-то необычное — перейдя с сельскохозяйственного отделения колледжа, куда его послали родители, чтобы он, вернувшись, помогал им на ферме, на филологическое. В остальном его судьбу можно назвать "среднестатистической", а его отношение к жизни разве чуть более спокойным, чем у всех и каждого.
Джон Уильямс заставляет эту обыденность раскрыться неброской, но завораживающей красотой. Человеческая душа, утверждает он, любая человеческая душа достойна того, чтобы ее рассматривать под микроскопом. И это ужасно важное знание про людей. Возможно, самое важное.
Джон Уильямс. Стоунер. М.: Corpus, 2015