Мариинский театр показал новый сборник одноактных балетов на музыку Шостаковича "Из золотого фонда советской хореографии". В него вошли "Барышня и хулиган" Константина Боярского (1962), "Ленинградская симфония" Игоря Бельского (1961) и "Клоп" Леонида Якобсона (1974).
Освежать в памяти забытую советскую хореографию Мариинка впервые попробовала на фестивале в феврале этого года. Тогда брали драмбалет 1930-1940-х годов. Теперь, вдохновленные февральским успехом, переместились в следующий исторический раздел: 1960-е (нынешний "Клоп" 1974 года — вторая редакция спектакля, поставленного в 1962-м). Тем не менее для театра это действительно премьера: два из трех спектаклей Мариинка до сих пор не танцевала. "Клоп" шел в авторском театре Якобсона "Хореографические миниатюры", "Барышня и хулиган" — в Малом оперном театре. Ветераны обеих трупп репетировали эти балеты с артистами Мариинки.
В свое время все три балета стали гвоздями в гроб драмбалета, произведя в массах изрядное брожение умов. И были мифологизированы в качестве "нашего ответа" западному балету, сильно уязвившему советский после того, как русские начали ездить на международные гастроли и смотреть мир. Все три сделаны с разной степенью мастеровитости и одаренности (Мариинка составила их в порядке прибывания художественной ценности). Все три когда-то разрушили "четвертую стену" драмбалета, обращая пламенные пластические реплики своих героев к зрительному залу. И ныне, как правило, сильно теряют вне контекста эпохи.
"Барышня и хулиган" заимствовала социальный пафос и сахарный идиотизм у проблемного молодежного кино, коллизии — из журнала "Юность", дизайн и застенчивое мещанство — у облегченных фанерных кресел. Положительный герой носит спортивную футболку, перевоспитывающийся — кепку, отрицательный — белую бабочку и шелковый шарф. Дамская добродетель олицетворяется школьным вальсом и арабесками. В гнезде разврата переступания на пуантах имитируют походку на каблуках, а классичнейшие grand rond de jambe — рок-н-ролл. "Ленинградская симфония" явно предусматривала в публике свежие воспоминания о войне, блокаде и летящем хитоне героинь Галины Улановой, коллективной грезы довоенного ленинградского балета. Вне этих посторонних эмоциональных туманов отмечаешь поразительную бедность лексики, смелую географию ансамблей, разбросанных по всей сцене (на авансцене упала протагонистка в белом, поодаль застыл барельеф плакальщиц в пепельных античных плащах, в глубине сложно устроена полифоническая битва мужских кордебалетов), и скучноватую однозначность целого. Лучше всех выглядит "Клоп".
Сочиняя его, 70-летний Якобсон как будто решил повеселить себя и своих артистов, сделав предметом забавы сам процесс сочинительства. В "Клопе" хореограф, прикинувшись правдоподобно загримированным и одетым Маяковским (Дмитрий Корнеев), на ходу выдумывает своих героев, протанцовывая каждому его первые реплики: сучит лапками, сочиняя Клопа-Присыпкина, теребит подол перед Зоей Березкиной и показывает самоубийце, как наладить петлю, подбрасывает фокстроты нэпманам и поджигает громадную кровать-клоповник, когда герои опротивеют ему самому. В плотном тексте тщательно вылеплены даже самые мимолетные позы и микрожесты. Но нет и следа усилий интеллекта: текст как будто сочиняет себя сам, складно ложась на возможности исполнителей. Мариинка не заняла здесь звезд. И это, нимало не сказавшись на качестве продукции, избавило прелестный якобсоновский шедевр от груза актерских амбиций. Артисты Мариинки просто протанцевали его легко, точно и с явным удовольствием, закрепив профессиональный результат, предъявленный месяц назад на премьере балетов Джона Ноймайера (John Neumeier).
Пластичная Яна Серебрякова в роли Эльзевиры Ренессанс — круглолицая недотрога, с огромными глазами, кукольными ресницами, губками бантиком и тонким гибким телом, щедро разубранная жирными белыми розами,— вписалась в ироничный мещанский интерьер безупречно стильно, как фаянсовая киса. Выкопанный из кордебалета Алексей Семенов станцевал своего Присыпкина столь смачно и отвязанно, будто это не его почти двадцать лет школа и театр засушивали в академических позициях. Но удивительнее всего ровное качество ансамбля, каждый участник которого прописан хореографом с коварной четкостью, подразумевающей у каждого же недюжинные актерские способности. В длинной цепи персонажей — от лошадинообразной еврейской мамаши в исполнении Елены Баженовой до шикарного тапера Николая Зубковского, отбивающего свои глиссандо по спине подружки,— не провисло ни одно звено. Для самого "Клопа" это обстоятельство принципиально.
До сих пор балет жил в труппе Якобсона, которую после смерти патриарха возглавил Аскольд Макаров — лучший исполнитель хореографии Якобсона в Кировском театре. Несколько месяцев назад скончался и Макаров. После долгих марьяжных игр хозяйство отошло Юрию Петухову, неплохому танцовщику Малого оперного театра, но совершенно никакому хореографу. Во всех этих пертурбациях останкам некогда огромного якобсоновского репертуара пришлось плохо, а дальше будет хуже: у Юрия Петухова полно своих творческих амбиций, а труппе выгоднее прокатывать за границей "Лебединые озера" и "Жизели". Мариинский театр подставил карман как раз вовремя.
ЮЛИЯ Ъ-ЯКОВЛЕВА, Санкт-Петербург