В прокат выходит фильм "Пациенты". Обозреватель "Огонька" очень хотел бы похвалить редкий у нас жанр психологического кино о современной жизни, но не может этого сделать и пытается объяснить, почему
Фильм — режиссерский дебют (Элла Омельченко), и поэтому начнем с хорошего. Во-первых, редкий случай — здесь хороший сценарий, оригинальный. Семейная пара в поисках гармонии, оба ищут ответов. Он (Павел Баршак) — у модного психоаналитика Брюсова (Тимофей Трибунцев), который на самом деле ортодоксальный фрейдист. Эдипов комплекс, сверх-Я, "испытывали вы к матери сексуальное чувство?" — метод богатый, что называется, но для практической помощи слишком громоздкий. (Современные психологи предпочитают так далеко не заходить, а иметь дело с настоящим.) Она (Марьяна Кирсанова) ищет ответов, напротив, у священника (Дмитрий Мухамадеев), но тут все проще: батюшка советует для укрепления семьи завести ребенка. Легко предположить, что далее, отбросив своих "аватаров", священник и психолог должны встретиться лично — сойтись в некой интеллектуальной и духовной схватке. Но вот дальнейшие повороты сюжета предугадать труднее: они по очереди применяют свои "техники" друг к другу, в результате чего неожиданно для себя меняются местами. Священник становится психологом, а психолог, разочаровавшись в своем знании, уходит в запой, а затем отправляется в качестве паломника к святыням (его, удаляющегося по пустыне, босиком и в хламиде, с бородой, мы видим в последних кадрах).
История симпатичная и по-своему смелая для нынешнего кино с его ура-патриотизмом и ура-духовностью. Естественно, в фильме все очень осторожно с Церковью; однако момент, когда священник укладывается на кушетку психоаналитика (модную, белую) и ему говорят, что он выбрал служение из чувства вины перед отцом,— это довольно смело по нынешним временам. Отметим также саму тему фильма: это, собственно, о человеке, о нашем месте в мире и о том, свое ли место мы занимаем или, может быть, чужое. То есть фильм с претензией. Там много кадров, где герой молчит, думает, что вообще в наших фильмах редкость. Даже есть закадровый голос — кто я, что я, куда иду, не уйти ли мне от жены. Похвальна вообще попытка показать реальные проблемы, например токсикоз у женщин во время беременности. Герои живут не в пентхаусе, где оператору удобнее снимать дальние планы, а — о, чудо! — во вполне реалистичной однушке-хрущевке, превращенной в студию. И секс, с позволения сказать, у героев правдивый, на скрипучей кровати. Во время киносеанса две женщины истерично смеялись над каждой фразой героини — вроде "Вот смотрю я на тебя, Шаламов, и думаю: как я тебя ненавижу".
То есть тут попытка рассказать нечто о любви — помимо любви к родине. С одной стороны, авторы не забывают о патриотизме и духовности (для страховки). Батюшка, когда просит психолога не разрушать семью, говорит: "Семья — это оплот государства, я к вам как к гражданину обращаюсь", а также — "русский человек без православия какой-то бесноватый", "можно быть атеистом, но православным атеистом". Или вот герой как-то неуверенно покупает шапку с надписью Russia и идет на некий "митинг", желая там найти себя (в это верится слабо — с митингами у нас за последний год как раз все четко определились, кто за кого). С другой стороны, то, что герой "разочаровывается в митингах", попав на какое-то очередное торжество "здорового консерватизма", как легко догадаться из обрывков фраз, и делает выбор в пользу семьи — тоже приятно радует.
За смелость можно было бы многое авторам простить, но поражает все равно какое-то ощущение детского сада, кавээна и вообще ералаша. То есть ты все равно ни на минуту не в силах поверить в реалистичность происходящего на экране. Почему-то все выморочно, неестественно и напыщенно и в то же время как-то все слишком просто. И ничего другого в голову не приходит в качестве объяснения, кроме вертящейся на языке фразы: "Нет культуры, нет культуры",— повторяешь, как идиот, как будто она что-то объясняет.
Что имеется в виду?
Авторы рассказывают эту историю так, как будто до них ничего на эту тему не было. Будто они первыми нам показали на экране священника, психолога и семейную пару. "Темная" атмосфера храма противопоставляется бездушному белоснежному блеску кабинета психолога. Психолог — дерганый, энергичный и циничный, а батюшка — скромный, самоуглубленный и весь в себе, немного напоминает андроида. А психолог что, не может быть самоуглубленным?.. Ну и вообще. Вот есть такой термин — намоленность храма. Тема "о священниках и психологах", не говоря уже о семье, вообще-то тоже намолена, в мировом кино и нашем, и совсем уж игнорировать предыдущий опыт нельзя.
В целом проблема нашего кино о современности, о каких-то бытовых проблемах в том, что раз примерно в 20 лет к теме подступаются как будто заново. И тут не столько вина режиссера, сколько вообще нашего социального ритма. Дело в том, что у нас кино о быте, о семье, о поиске себя является не правилом, а исключением. В промежутке между одним фильмом о семье и другим — провал, 120 триллеров, криминальных драм, байопиков, комедий и патриотических саг. И каждый раз обращение к теме семьи кажется чудом. То есть тема семьи вообще не волнует наше кино, она где-то на задворках. Все больше батальные сцены, сцены со Сталиным, а не постельные, а это ведь коллективный опыт искусства. Если его нет, нет и стойких образов, нет традиций разговора об этом, нет развития, нет процесса. Нет опыта. Хотя о семье, казалось бы, надо снимать по сто фильмов в год, ведь у нас люди не умеют разговаривать друг с другом, слушать друг друга. И в этом смысле государственная забота о таком кино как раз была бы кстати, но вот беда: снимают в основном про войну, а не про мир. Собственно, навыков мирной жизни нет. И вот это и называется — нет культуры. Нет культуры мирной жизни, на экране и дома.
Тут взяты "люди вообще"; все они существуют в безжизненном пространстве, как персонажи пьесы Беккета — в ситуации заброшенности, посреди поля, в ожидании Годо, так сказать, и больше никого вокруг нет: нет жизни, людей, города. Нет пространства. Нет воздуха — того, благодаря которому мы опознаем современность. Причем это не зависит от количества героев в фильме. Например, в телефильме Никиты Михалкова "Без свидетелей" по мотивам пьесы Софьи Прокофьевой всего двое актеров — Ирина Купченко и Михаил Ульянов, а действие происходит в пределах одной квартиры. Но за их конфликтом, за их диалогами, жестами встает целая страна и эпоха, а это, на минуточку, скучный 1983 год. У нас была длинная история кино, которая как-то пришла от фильмов Григория Александрова к фильмам Тарковского. И такое ощущение, что мы опять пытаемся заставить героев фильма Александрова сниматься у Тарковского. То есть у нашего кино какая-то амнезия: было психологическое кино 1970-х, было перестроечное кино, было кино 1990-х, катастрофическое, потом было авторское 2000-х. И весь этот опыт каждый раз словно корова слизала, опять все заново. Сейчас мы вам расскажем о семье, и снова здрасьте.
Соответственно, и актеры играют так, как будто впервые открывают для себя психологическое кино. Проблема ведь в том, что в таком кино актерам нужно играть в большей степени себя, а не кого-то. А "себя" не осталось. Изображать кого-то они привыкли, а "себя" в них задавила индустрия настолько, что им перед съемками, видимо, нужно самим к священнику идти или к психологу. Или к обоим вместе.