Роман обновления
Игорь Гулин о «Пенсии» Александра Ильянена
У Александра Ильянена — репутация "писателя для писателей". Мэтр, повлиявший практически на всех интересных прозаиков младших поколений, лауреат премии Белого, вроде бы почти консенсусная фигура. Тем не менее Ильянена мало кто читал.
Связано это с притворной герметичностью его романов. Лукавые дневники, наполненные подробностями жизни петербургской артистической и литературной богемы, малоинтересными людям "снаружи". Тонкие, исчезающие повествования, не претендующие ни на историко-философские обобщения, ни на стилистическую радикальность, ни на особенный драйв. Это частная, тихая литература. И все же Ильянен — один из самых изобретательных авторов в современной русской прозе. И — об этом странно говорить — один из самых светлых.
Формальная новизна в "Пенсии" очевиднее, чем в любом из его ранних текстов. Ильянен писал роман на протяжении пяти лет на "стене" своей странички "В Контакте". Собранные вместе, эти записи образуют семисотстраничный текст — предельно дискретный (фрагменты длиною в пару строчек то и дело обрываются на полуслове) и одновременно неостановимый: один отрывок цепляется за другой — пояснением, случайной ассоциацией, спором с самим собой.
Автор ведет самую интересную в русской литературе работу, исследующую влияние на творчество новых медиа
Содержание: прогулки, встречи, мельчайшие нюансы отношений. Обстоятельства чаепитий, обрывочные воспоминания, заметки на полях любимых книг, афоризмы — никогда не принимающие законченного блеска, рассыпающиеся в пыльцу ленивого остроумия. Игривая дидактика и столь же ироничное невинное либертинство.
Ильянен использует узнаваемые игровые модели. Прежде всего это галантный XVIII век (незаметная миру петербургская богема предстает у него аристократами, преданными глупостям государственного значения) и русский модернизм — особенно Розанов и Кузмин (для которого классицистская эпоха тоже была материалом фривольной утопии). Рядящийся и наряжающий своих друзей в облачения былых времен, Ильянен балансирует между документальной откровенностью и откровенной масочностью, карнавалом.
Но удивительным образом этот бегущий современности (и тем более непричастный никакой футурологии) автор ведет самую интересную в русской литературе работу, исследующую влияние на творчество новых медиа.
Собственно, наблюдение за письмом, постоянное прощупывание природы интернет-романа — один из главных сюжетов "Пенсии". Шатание между регистрами речи, жанрами, языками в этих отрывочках не менее важно, чем между местами жизни и объектами любви. Это роман в постоянном становлении, каждую строчку будто начинающийся заново, меняющийся ежесекундно.
По сути, текст здесь равен самому процессу записывания. Механизм творчества, движение руки автора виднее описываемых событий (сам Ильянен роняет между делом: "роман как кинотеатр речи"). Конструкция книги не скрыта, но оттого в ней еще больше тайны. Тайны, впрочем, другого уровня: не "как это сделано?" и тем более не "кто скрывается за такими-то инициалами?", "кто же все-таки с кем спал?". Хочется сказать: тайны, прячущейся за маской "писателя" души, но целомудреннее будет — тайны тела.
Мало в каком романе письмо настолько неотделимо от тела автора, кажется серией его отпечатков или кардиограммой (пусть тело это и медиаизировано). И здесь стоит сказать о сюжете романа: автор стареет, выходит на пенсию, теряет постоянные занятия и полностью посвящает себя всякого рода мелочам, стареют и его герои, но все они продолжают любить. "Пенсия" — любовный роман. Но странного рода.
Странность эта прямо связана с его устройством. Непрекращающийся обрыв и возобновление письма носит крайне эротизированный характер. Это телесный процесс, можно было бы сказать — прерывистое дыхание, но точнее — бесконечная череда поцелуев, кокетливо-куртуазных, но и пронзительных. Читаешь этот громадный перебор пустяков — и с удивлением замечаешь, как замирает на них сердце.
Александр Ильянен. Пенсия. Kolonna Publications — Митин журнал, 2015