В Музее русской усадебной культуры в Кузьминках, филиале Музея Москвы, открывается выставка «Так жили мы на даче...» — история дачной жизни Москвы и Подмосковья за последние 150 лет. Кира Долинина попыталась определить, что это за жизнь такая
«Дача в Кузьминках. Семья Орловых», 1910–1913 годы
Фото: Архив Музея Москвы
Дачи у всех разные. У меня было мое Комарово. У кого-то Переделкино, Малаховка, Салтыковка, Разлив, Репино, Вырица, Кратово, Николина Гора, номенклатура, одним словом. У миллионов людей на той самой шестой части суши дача — это шесть соток в окружении тысяч ровно таких же нарезанных кое-как и черт знает где участков. Но ведь и у Пушкина было "гости съезжались на дачу", и у Достоевского дачи играют огромной важности роль, и весь Серебряный век в едином порыве летом срывался на дачу. И все это Дачи. И само слово "дача" — одно из немногих, накрепко вошедшее в иностранные языки, проговариваемое четко и осторожно, будто рассыплется от неправильно поданного звука: dacha.
О чем же общем все эти такие разные дачи? И есть ли оно, это общее? Похоже, что если и искать, то не в реальном времени, а во времени метафизическом. Дачное время не равно городскому. Оно тянется (или бежит) по другим законам. В нем вечностью может стать на пару дней заперший вас в доме ливень. И минутой пролететь редкая в наших широтах пляжная неделя. В нем пара часов поздним вечером после рабочего дня и нудной дороги за город способна смыть усталость лучше иных длинных и мутных выходных в городской квартире. Дачное время может застыть (и остаться одним из самых важных стоп-кадров в вашей жизни) на какой-нибудь совершенной ерунде: это может быть падение кольца с пальца в мартовскую снежную лужу; оставшаяся в одиночестве гроздь рябины на голом уже дереве; ветка яблони, бьющаяся в окно; что угодно, но то, что существует только в вашей личной памяти.
Русские дачки в Катскильских горах в штате Нью-Йорк, где важны не горные вершины, а сосны, да озера, в которых бывшие москвичи и ленинградцы находили свое Комарово или Малаховку
В дачной жизни важно все, мимо чего мы пролетаем в городе. Нигде так остро не пахнет утро, нигде больше так не многозначны тени, нигде так не вкусна самая простая еда, нигде так сладко не читаются старые книги. Дача, даже самая крепкая, зимняя, благоустроенная,— это всегда временное пристанище. Каникулы закончатся, выходные пролетят, город слишком близко — нет-нет да выманит к себе даже в разгар дачного лета. Дача так доступна, но почему-то мы так часто говорим "выбраться на дачу", как будто это действие требует от нас невероятных усилий. По сравнению с этим "поехать в отпуск" звучит как плевое дело. Это "выбраться" про то, что понятие "дача" в нашей голове всегда больше, чем то, что мы находим, приехав на эту самую дачу. Несколько летних сезонов, проведенных даже на снятой даче, превращают ее в твою символическую собственность. А для детей, как правило, еще и в невероятно сложно скомпонованный образ земного рая.
Когда потом, взрослыми, мы будем искать свою дачу (купить, строить, растить своих детей), то будем сознательно или подсознательно искать тот свет, тот запах, те очертания вдали, на которых выросли сами. Это и ностальгия, конечно, но еще и физиологическая потребность поймать за хвост тень своей детской Аркадии. Это очень видно по эмигрантским "дачам", разбросанным там, куда русских изгнанников закидывала судьба. Русские дачки в Катскильских горах в штате Нью-Йорк, где важны не горные вершины, а сосны, да озера, в которых бывшие москвичи и ленинградцы находили свое Комарово или Малаховку. Дачи в Канаде. Иногда вдруг во французской Бретани или на Голанах. Все вокруг другое, но то сосна, то рябина, то звук речки за окном... У каждого свое. То, дачное, куда более впившееся в кровь городского человека, чем, казалось бы, являющийся его сутью город.
Музей Москвы расскажет свою историю о московских дачах — дворянских, разночинных, послереволюционных, номенклатурных, обычных советских, с удобствами на улице, и новорусских, в которых выражены все комплексы владельца тех самых советских дачек. О внешних различиях можно говорить бесконечно. Но "дача" в русской культуре, как у нас принято, больше, чем просто загородный дом. Это место силы и место свободы. То, чем в городе была кухня, за городом становилась дача. Свежий воздух, говорите... Да, конечно, и он тоже. Оглянитесь вокруг — явно пора на дачу!
"Так жили мы на даче...". В Музее русской усадебной культуры в Кузьминках, с 16 мая по 15 сентября