Правительство Москвы утвердило решение о повышении тарифов ЖКХ с 1 июля на максимально возможную по закону величину — 10%. Несмотря на кризис, власти не ждут падения платежной дисциплины и намерены продолжать расходы на оптимизацию адресной социальной поддержки вместо дотаций поставщиков коммунальных ресурсов. О том, как устроена тарифная политика города, как мэрия распоряжается коммунальными активами и вписывает инфраструктурные потребности в ограниченный инфляцией потолок тарифного роста, “Ъ” рассказал директор департамента экономической политики правительства Москвы МАКСИМ РЕШЕТНИКОВ.
— Установленный потолок тарифного роста — 10%. Сколько будет на самом деле?
— Если говорить про коммунальные услуги, то средневзвешенный рост тарифов составит 10%. Это соответствует предельно допустимому размеру для Москвы. В полтора раза ниже уровня инфляции. Сейчас оценка среднегодового уровня инфляции по Москве 16,6%. 10% — это усредненное значение, тариф на тепло вырастет на 13% , тариф на горячую воду — на 11,5%, на холодную и водоотведение — на 5,9%, на газ — на 7,5%, на электроэнергию тарифный рост составит от 7,5% до 13,7%. Жилищные услуги в целом станут дороже на 11%.
— Годовая инфляция по прогнозу Минэкономики составит 12%.
— Объясню, в чем нюансы. Есть два индикатора: среднегодовая инфляция и инфляция декабрь к декабрю. Они сильно разошлись — девальвационный шок пришелся на ноябрь—декабрь. В 2014 году среднегодовая инфляция составила 7,9%, тарифы выросли на 7%, мы уложились, все замечательно. А в декабре 2014-го к декабрю 2013-го инфляция была аж целых 11,7%. Этот «навес» переходит в среднегодовую инфляцию в 2015 году. У нас получается, что инфляция среднегодовая будет 16,6%, а декабрь к декабрю — около 13,4%. Но мы-то ориентируемся на среднегодовую. То, что вы называете 12,2% — одна из оценок одного федерального органа по стране в целом — и как раз оценка инфляции декабрь к декабрю.
— А если пересчитать тарифы декабрь к декабрю?
— 10,8%. Примерно в этих параметрах.
— Для вас в этой истории важнее социальная составляющая или экономическая?
— Вопрос тарифов для меня всегда вопрос реализации экономической политики. Но где-то возникает грань, где хозяйство сталкивается с общественно-социальными ограничениями — и, безусловно, в тарифах такие ограничения сильны, поскольку эти решения отражаются на кармане каждого. Очень важно понимать, насколько они уместны здесь и сейчас.
— В этом году будут проблемы с доходами населения. По Москве Минэкономики ожидает спада реально располагаемых доходов на 9,6%.
— Глупо спорить с тем, что номинальный рост доходов в этом году вряд ли достигнет прогнозируемого уровня инфляции. Но вместе с тем по данным Росстата сейчас рост номинальных зарплат — плюс 7,5–7,9%. Да, отставание от темпов роста тарифов есть. Но с другой стороны — когда мы в предыдущие два года индексировали тарифы — мы же не пользовались логикой «зарплата москвичей растет, давайте побольше заберем»? Есть ацикличность в индексации тарифов. Когда зарплата растет опережающими темпами, мы тарифы придерживаем. А когда зарплата падает, мы все равно должны покрывать объективные расходы монополистов (рост стоимости металла для труб, реагентов, газа).
— Провалов в платежной дисциплине не ждете?
— Мы таких проблем и таких рисков, как системных, пока в городе не видим. Проблемы возникают тогда, когда начинается чехарда с поставщиками, с управляющими компаниями. Когда люди не уверены, дойдет ли платеж до реальных поставщиков. В городе такого хаоса нет, вся система жестко администрируется и каждый платеж сразу расщепляется и попадает к тем, кто поставляет воду, тепло, газ. Никто там деньги не держит и не крутит.
У нас проблемы с платежной дисциплиной существуют как раз у владельцев крупных квартир, которые куда-то уехали и вовремя не платят. Но это не социальная категория, и это не зависит от доходов.
— Какова сейчас доля города в коммунальном хозяйстве?
— Как собственника? Здесь наше влияние на сегодня распространяется на воду и водоотведение (ОАО «Мосводоканал», который является стопроцентной городской дочкой). Это наша сфера ответственности — поэтому тут и небольшой рост тарифов: 5,9%. Дальше — управляющие компании. Достаточно много домов сейчас перешли под управление ГБУ «Жилищник» — хотя это не самый лучший жилой фонд, это дома, которые имеют возраст, многие из них тяжелы в управлении. И еще у нас есть «Мосгаз» — и там тоже рост тарифа ниже предельного, 7,5%. Если говорить о долях, на воду в платежке приходится примерно 20%, еще 10% — жилищная услуга. То есть в 25–30% можно оценить долю города в коммунальных услугах. Но неважно, собственники мы или нет — мы как администраторы отвечаем и за тепло, за содержание дворов, и за ремонт.
Самое важное — тепло. Тут особая ситуация — поставки тепловой энергии, как и жилищная услуга, городом дотировались и дотируются напрямую. При этом стоимость 1 гигакалории, которая отпускается населению, дотируется вне зависимости от того, кто ее получает,— бабушка в квартире площадью 30–40 кв. метров или обеспеченный горожанин с квартирой в 150 кв. метров. Парадокс: чем больше площадь жилья, тем больше сумма дотации.
Нам эта ситуация категорически не нравится и мы все последние годы поэтапно уходим от прямых дотаций. Замещаем дотации ресурсоснабжающим организациям, производителям тепла и управляющим компаниям адресными субсидиями москвичам.
У нас тарифы на тепло поэтому и растут на 13%. Высокий темп роста — но не все эти деньги получают тепловики. Им достается 7% — остальное идет на замещение дотаций социальными субсидиями. Так, в этом году у нас добавляется еще один вид социальной субсидии — на случай, если темп роста платежа у москвича выше 10%.
— Это тот, который на федеральном уровне должен в 22% укладываться?
— Нет, это разные вещи. То, что вы говорите, это субсидия в том случае, если у вас не хватает ваших доходов для оплаты жилищных услуг. Иными словами, вы получаете зарплату 100 рублей, а счет вам приходит на жилье на 15 рублей. Предельно допустимый московский стандарт — не более 10% ваших доходов может уходить на оплату жилищных услуг, иначе город вам предоставляет субсидию на покрытие этой разницы. 10%, не больше 10 рублей. Возникает разница 5 рублей, которые даст бюджет. А с этого года вводится еще одна субсидия. В случае если рост вашего платежа в сопоставимых условиях превысит 10%.
— Вы сглаживаете пики при переходе с одной субсидии на другую?
— Да. Так мы сокращаем неэффективные дотации, вводя адресные субсидии.
— В цифрах эта ликвидация общей субсидии по теплу и переход к адресным субсидиям как выглядит?
— 40 млрд рублей было в 2010–2011 году. Мы начали шажками двигаться, на 2015 год это будет где-то 12 млрд рублей.
— Уже втрое сократили?
— Да. Но при этом растут объемы льгот и субсидий москвичам.
— Фактически те же деньги.
— Не те же. Чуть меньше. Раньше я, министр, тоже получал льготу тепловую — я об этом не знал, но город по факту давал нам эту льготу. Тот объем, который условно у таких как я забрали,— его не надо компенсировать. А когда у бабушки вырос платеж за тепло — ей все это дело компенсировали, либо через льготу, либо через субсидию.
На адресные субсидии москвичам на 2015 год у нас заложено почти 12 млрд рублей. И еще 28 млрд рублей — на льготы, федеральные и дополнительные, установленные московским законодательством.
— Как они соотносятся?
— Один к одному примерно. Всего у нас льготников 3,5 млн человек, еще 900 тыс. пользуются субсидиями. Каждый третий москвич пользуется социальной поддержкой.
— Вы собираете налоги в Москве и направляете их на субсидии. Но параллельно растут цены, стоимость жизни, открытия бизнеса. Есть идеальная пропорция — сколько, с кого и на кого можно перекладывать?
— Это скорее было, когда город получал очень большую долю нефтегазовой ренты. Шло тотальное дотирование. Сейчас доля нефтегаза уменьшается, а доля платежей москвичей, бизнеса в бюджете растет. Понятно, что это не только экономически нецелесообразно, но и политически сложнее. Поэтому наша задача — чтобы каждый платил столько, сколько это стоит. А город помогал только тем, кто эту ношу по каким-то причинам нести не может.
— До какого уровня и к какому сроку вы будете снижать дотации поставщикам ресурсов?
— Будем смотреть. Нет таких задач, чтобы к такому-то числу все в ноль. Будем смотреть по тому, как будет складываться экономическая ситуация — и по доходам населения, и по инфляции, и по экономически обоснованным тарифам. Мы считаем эти расходы ну, может быть, не самыми эффективными, да — но необходимыми, чтобы сглаживать колебания.
— 10% роста тарифа — это сколько в деньгах?
— Ситуация по каждой квартире индивидуальна. Взять квартиру в 64 кв. метра, в которой проживают трое, платят по нормативу (по счетчикам — у каждого свое). Рост коммунальных платежей составит 200 рублей на человека или 9 рублей на кв. метр, 600 рублей на платежку.
— А средняя платежка...
— 7 тысяч рублей по нормативу. Когда идет потребление по счетчикам, она существенно ниже. Платеж есть произведение двух элементов — тарифа и объема. За последние три года население стало управлять платежами и объемами потребления. 80% квартир оборудованы счетчиками воды. 100% домов — счетчиками тепла. Ситуация очень разная и платеж разный. Да, кстати, по поводу управления платежом: москвичи сейчас уедут на лето — они могут написать заявление и минимизировать свои платежи.
Те, кто не установил счетчики, платят по нормативам. Там совсем другая ситуация — стоит задача по обновлению нормативной базы.
— Будете снижать нормативы?
— У нас есть подозрения, что по очень многим домам норматив должен быть ниже. Задача поставлена, наши коллеги работу ведут.
— Как складываются отношения города с коммунальными поставщиками? Кто кому выкручивает руки?
– У нас нет ощущения, что мы переплачиваем монополистам. Они вынуждены содержать достаточно большие мощности инфраструктуры. И зачастую не все эти мощности задействованы. В последние 20 лет тепловая система была разобщена: эффективная генерация была в «Мосэнерго», неэффективная оставалась в МОЭК (Московская объединенная энергетическая компания.— “Ъ”). Но неэффективная генерация поддерживала надежность. Прибыли были в «Мосэнерго», убытки в МОЭК. Что делал город? Пытался создать вторую систему. Двадцать лет инвестировал очень большие бюджетные деньги в новые мощности.
В результате мы получили дублирующую структуру. Она есть, она функционирует, все включено в сеть. Ее приходится оплачивать. Теперь у нас есть избыточные мощности в тепле, избыточные мощности в энергетике, у нас избыточные мощности в «Мосводоканале». Все это строилось под предыдущий генплан, который предполагал, что мы тут чуть ли не удвоим город. Ну, понастроили инфраструктуры, чего теперь. Стало понятно, что такое переуплотнение города нецелесообразно, и главное — что его не поддерживают москвичи. Но инфраструктура есть — ее надо содержать.
— Или продавать...
— МОЭК, например, сейчас показывает достаточно серьезные убытки. Поэтому мы как раз и пошли на сделку по приватизации МОЭК — и хорошо, что приобрел ее «Газпром энергохолдинг». Теперь по сути у московских поставщиков тепла один собственник, и он начинает оптимизацию мощностей. Обсуждают, как неэффективные мощности вывести. РЭК в прошлом году, когда делал тарифное регулирование, на 74 млрд рублей срезал затраты компании. Очень много этих затрат были в теплогенерации. Монополисты говорят: «У нас объективные убытки, у нас недозагруз мощностей, одно, второе, третье». Но когда мы в сделку входили, мы сразу договаривались: мы не будем на это все смотреть — убытки покрывайте за счет оптимизации, за счет поиска внутренней эффективности. Это была основная задача сделки по МОЭК. Не секрет, что у нас есть схожие проблемы с Мосводоканалом. Потребление воды населением падает — за последние четыре года более чем на 20%.
— Это счетчики?
— И счетчики, и эффективные стиральные и посудомоечные машины. Воды тратится в разы меньше, чем когда мы руками это моем. Но сокращается водопользование — и в результате у нас чуть больше 50% уровень загрузки «Мосводоканала». А воду мы качаем из Смоленской области, и водоток определяется диаметром трубы. Ее же невозможно оперативно взять и отключить. Отсюда высокие постоянные затраты, которые, конечно, оказывают давление на тарифы.
— Что из московских ресурсоснабжающих активов имело бы смысл продать следующим?
— Продажа — вопрос политический. У нас есть две энергопередающих компании — МОЭСК и городская ОЭК. Мы понимаем, что там потенциально могут быть хорошие синергетические эффекты и можно отказаться от ненужных инвестиций. Когда все собрано в руках одного собственника, он совсем по-другому на все смотрит.
— Складывается впечатление, что проблемы ЖКХ, которые озвучиваются на федеральном уровне, включая потребность в инвестициях в 6 трлн руб., Москвы не касаются.
— Просто есть некоторые особенности. Проблема ЖКХ — это проблема эффективного собственника и долгосрочных планов развития. Город долгие годы присутствовал как собственник в ЖКХ — и проблемы недоинвестирования, критического состояния инфраструктуры такой остроты, как для всей страны, здесь нет. Но есть обратная сторона. Многие инвестиции оказались неэффективными. И занимай город чуть иную позицию, уровень тарифов мог бы быть существенно ниже. С другой стороны, это наше конкурентное преимущество, и мы заинтересованы в загрузке этих мощностей. Другой момент, что мы должны максимально их оптимизировать — как в случае с «Мосэнерго» и МОЭК.
Да, у Москвы, может быть, чуть другая повестка — нам приходится искать этот баланс и решать вопросы городского развития. Это тоже позволяет сдерживать рост тарифов. Мы средний тариф для населения уже который год повышаем с темпом ниже уровня инфляции. Зажимаем монополистов. В 2013 году у нас тепло не дорожало — в приватизационной сделке было условие, что мы не индексируем экономически обоснованный тариф. Но населению мы чуть-чуть тариф подняли — и сейчас за счет этого делаем сокращение неэффективных дотаций. Тепловиков ограничили, чтобы поддержать население. За счет чего мы уложились в 10%? Потому что воду поджали. За счет того, что есть тарифы на подключение и мы инвестиционные программы больше стараемся финансировать за счет новых присоединений, чтобы за новые объекты платили новые потребители, а не все москвичи. Очень сложный механизм взаимоувязанных решений, с тем, чтобы все-таки избавить население от платежей за ненужное.