Российская провинция до сих пор живет архаическими способами заработка, которые существовали еще в «имперские времена»: натуральным хозяйством, уходом на работу в крупные города, незарегистрированным бизнесом. Главными институтами гражданского общества в провинции остаются «баня, рыбалка, охота и ресторан», где власть, народ и предприниматели могут пообщаться накоротке. К такому выводу пришли ученые из НИУ-ВШЭ, исследовавшие социальную структуру российской глубинки.
Фото: Александр Чиженок, Коммерсантъ / купить фото
Жители провинциальных городов и сел с трудом определяют свой социальный статус. Они не принимают ни западную классовую схему, по которой деление проходит по уровню доходов, ни «сословную схему» с делением на «служилых» и «обслуживающих» людей, которую предлагает им государство. К такому выводу пришли социологи, участвовавшие в проекте фонда «Хамовники» «Социальная структура российского провинциального общества».
Ученые разделили трудоспособное население страны на две группы — «рентную», в которую входит «служилое и обслуживающее население» (в общей сложности 71%), получающее доходы из бюджета, и «предприимчивую», которая занимает себя сама (15%). В последнюю группу могут входить и предприниматели, и «отходники» (люди, временно покидающие свои дома в поисках заработка). «У нас ресурсная экономика, рыночной экономики нет, а, значит, нет классового расслоения»,— пояснил глава экспертного совета фонда, профессор НИУ-ВШЭ, социолог Симон Кордонский. «Сословий» выделено четыре — власть (5%), народ (66%), предприниматели (15%) и маргинальные группы (13%). Государство, по мнению экспертов, ориентировано на «рентную группу», а «активное население выпадает из его поля зрения». По словам господина Кордонского, каждое сословие нейтрализует определенную угрозу, больше всего ресурсов от государства получают те, кто борется с наиболее актуальной угрозой. «Сейчас, например, это военная угроза, значит, больше получает армия»,— делает вывод социолог.
Активное население не всегда находит себя в легальном предпринимательстве, поэтому активные жители провинции становятся «отходниками» — ищут работу в крупных городах. Также исследователи выявили своеобразные формы занятости — «распределенные мануфактуры», где этапы производства товаров распределены между семьями, и «гаражную экономику», когда услуги оказываются соседям по гаражу. Оба сектора являются теневыми (по данным Росстата, теневой сектор экономики может составлять 40% ВВП). Эксперты указали, что «гаражная экономика и мануфактуры не новы»: «Это исторически известные и распространенные в имперские времена способы жизнеобеспечения провинциального населения». «С одной стороны, это архаика, с другой — какая это архаика, если мы в ней живем»,— рассуждает Симон Кордонский.
Архаично в провинции и восприятие статуса человека: оно, прежде всего, зависит от его влияния (общественного статуса, далеко не всегда соответствующего официальному), его принадлежности к определенному клану. Принадлежность к власти и реальные доходы находятся только на третьем и четвертом местах по статусности. Господин Кордонский назвал институты гражданского общества, которые позволяют власти, народу и предпринимателям встретиться и согласовать позиции: «Это баня, охота, рыбалка, ресторан».
«Люди ждут будущего, как повторения хорошего прошлого», заявил Симон Кордонский. «Представление о хорошем прошлом у каждого свое»,— уточнил руководитель исследования, профессор ВШЭ Юрий Плюснин.