Мировой рынок целлюлозно-бумажной продукции начал заметно меняться. Темпы его роста замедляются, основной спрос смещается на развивающиеся рынки, а сектор картона и упаковки вытесняет лидировавший еще недавно сегмент газетной и офисной бумаги. Каких еще изменений ждать, как кризис отразился на российской целлюлозно-бумажной отрасли и чем государство может ей помочь, "Ъ" рассказал председатель совета директоров и совладелец ОАО "Группа "Илим"" ЗАХАР СМУШКИН.
Фото: Коммерсантъ / Евгений Павленко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Павленко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Павленко / купить фото
— Ввиду отсутствия ожидавшегося резкого весеннего провала в экономике, в правительстве уже начали говорить о стабилизации и даже изменении к лучшему. Но это мнение разделяют далеко не все, особенно среди бизнесменов. Вы как оцениваете ситуацию?
— Когда мы говорим об экономике, очевидно, что она тесно связана с политикой, разделить их невозможно. Россия изменила свою политическую позицию и претендует на новую историческую роль. Для этого нужно найти путь, по которому она будет двигаться, четко определить стратегические цели. При этом важно не только инициировать принятие новых политических программ и экономических законов, но и добиться их реализации. В нашем случае последнее намного важнее, потому что с планированием и креативностью даже в Советском Союзе все было хорошо.
Если говорить о конкретной экономической ситуации, то надо отметить целый ряд значимых моментов. Упали цены на энергоносители, это привело к снижению притока валюты в страну. В это же время санкции для целых секторов российской экономики, закрывшие дорогу к западным кредитам, заставили переключиться на внутренние финансовые ресурсы. Производными стали падение курса рубля и повышение ключевой ставки ЦБ. Значительно сократился рынок долгосрочного капитала и акций. Как следствие, ставки российских кредитных организаций выросли, и кредитные ресурсы стали недоступными. Неопределенность геополитической ситуации и свертывание рынка долгосрочных заимствований привели к приостановке инвестпрограмм. Бизнес опять, как в девяностые, перешел в формат тактической, операционной доходности. Определенное преимущество получили экспортеры, так как рублевая выручка выросла, а себестоимость в пересчете на валюту снизилась. Есть и социальный аспект: в связи с девальвацией рубля снизились реальные доходы населения, сократился внутренний рынок.
Ситуация будет развиваться. Россия возвращается на внешний рынок с новыми амбициями, но там нас никто не ждет, все "стулья" давно заняты. Быстро решить задачу не получится, мы обязаны к этому готовиться. Сейчас мы находимся в эпицентре кризиса.
— Какие проблемы для вас выглядят наиболее острыми?
— Бизнес-сообщество на всех уровнях — на встречах с президентом, премьером, в РСПП — заявляет, что экономика не может развиваться с той процентной кредитной ставкой, которая сложилась. В рублях она составляет 16-20%, а это крах для бизнеса. В ситуации, когда экономике как воздух нужны деньги для развития, ЦБ пытается снизить инфляцию с помощью высокой, по сути заградительной, ключевой ставки. Но действия регулятора в оторванности от других факторов не могут решить задачу. Здесь необходим целый комплекс мер, включающий сокращение государственного участия в экономике, развитие конкуренции, повышение производительности труда, стимулирование внутреннего потребления и т. д.
Если брать страны с развитой экономикой и конвертируемой валютой, там действительно, увеличивая ставку ЦБ, абсорбируют часть денежных средств с рынка и так снижают инфляцию. У нас другая история, мы не можем пользоваться английским словарем для того, чтобы спеть русскую народную песню. Возможно, в России всегда будут предпосылки к высокой инфляции. Во-первых, учитывая структуру экономики, значительную роль у нас играют госкомпании с постоянным ростом издержек и высокой социальной нагрузкой, что сказывается в конечном итоге на росте тарифов. Во-вторых, государственная экономическая политика ориентирована на поддержку низкого уровня безработицы и регулярную привязку зарплат и пенсий к инфляции. И, наконец, в-третьих, в России недостаточно развит фондовый рынок, а сейчас он еще больше сократился. Это приводит к тому, что рублевые инструменты и деривативы не могут быть реализованы в твердой валюте на приемлемых условиях, и, как следствие, мы не можем экспортировать свою инфляцию, что дополнительно ее разгоняет. Это данность. Необходимо последовательно работать во всех этих направлениях, а не ограничиваться только мерами ЦБ. Из-за высокой стоимости кредитных ресурсов просто лишать экономику доступных денег означает еще дальше усугубить и без того сложнейшую ситуацию.
— Меры поддержки, которые пытается реализовать правительство, могут исправить положение?
— Я считаю, что государству только в исключительных случаях следует оказывать адресную, персонифицированную поддержку конкретным компаниям. Гораздо важнее создавать благоприятную среду для бизнеса. Если есть инструменты общего характера, они должны работать для всех. Пока государство чаще использует свою фискальную функцию, нежели формирует инвестиционно-привлекательный климат. Возникает конфликт между политической необходимостью финансировать значительные социальные обязательства и невозможностью без ущерба для экономики обеспечить необходимые ресурсы.
— Насколько кризис затронул ваш собственный бизнес?
— Мы присутствуем в трех основных секторах, это — целлюлозно-бумажная промышленность, девелопмент и ритейл. Влияние ситуации на них различно. Группа "Илим", как традиционный экспортер, при девальвации рубля получила определенные преимущества. Но то, что в такой ситуации компании стараются направить максимальное количество продукции на экспорт и сбалансировать цены на внутреннем и внешнем рынках, часто вызывает негативную реакцию государственных регулирующих органов и конфликты с российскими потребителями. Например, мы продаем в Китай свою продукцию более 20 лет и раз в месяц пересматриваем цену. Это нормально. Рынок может не поддерживать наше предложение полностью и вместо объявленного повышения на $20, например, принимает $10. В России механизмы те же. Но у нас это приводит к коллизиям.
Если говорить о ритейле или девелопменте, там нет никакого валютного хеджа, все продажи осуществляются в рублях, происходят классические для кризиса процессы. Мелкие и средние игроки, как правило, погибают или теряют позиции, рынок консолидируется. Наш девелоперский проект, город-спутник Южный, в силу масштабности, общественной мотивации и научно обоснованной концепции, как мне кажется, стал привлекательнее. В ритейле мы нашли хороший формат — сеть супермаркетов товаров для дома "Домовой", компания прибыльная и, в отличие от многих, не пострадала в кризис, наоборот, заработала.
— То есть вам господдержка не нужна?
— Мы понимаем социально-политические обстоятельства и не просим каких-то субсидий или иной финансовой поддержки. Мы сами справимся со своими проблемами. Но есть одно очень важное, на мой взгляд, направление в формировании привлекательной среды для бизнеса, помимо указанных выше, где государство могло бы оказать нам реальную поддержку. Речь об отношении государства к бизнесу, предпринимательству. У нас в стране оно негативное. Я, например, очень редко видел, чтобы на федеральном уровне поощряли и награждали предпринимателей или бизнесменов, а между тем это сигнал, который власти транслируют обществу о важности тех или иных сфер деятельности. Нематериальная мотивация не менее важна, чем материальная. Нужно продвигать именно тех, кто предоставляет другим людям работу и сам не сидит на шее у государства. Я полагаю, это и путь в том числе к деофшоризации экономики. Если создать позитивную среду, в Россию вернутся деньги. Любой разумный человек понимает, что 13% — одна из самых низких ставок подоходного налога в мире, да и управлять деньгами на Западе дороже и труднее. Объективной причины для того, чтобы держать деньги на Западе, кроме благоприятной среды, нет.
— В ваших отраслях ждете чего-то конкретного?
— Мы уже разработали ряд инициатив в области ЛПК. Например, с учетом наших предложений были приняты "Основы государственной лесной политики". Следующий шаг — это внесение изменений в лесное законодательство для перехода на интенсивное использование и воспроизводство лесов.
В соответствии с действующей классификацией леса делятся на эксплуатационные, где возможна промышленная заготовка, а также на защитные и резервные, где она недопустима. В эксплуатационных лесах мы хотим заняться выращиванием именно технологической древесины для промышленных нужд с использованием современных интенсивных методов. При таком подходе ведутся интенсивные рубки ухода за лесом, а лесозаготовку осуществляют не по достижении определенного возраста дерева, а необходимого диаметра. При этом съем леса с единицы площади увеличивается. Соответственно, повышается и эффективность заготовки. Если говорить о целлюлозно-бумажной промышленности, где мы используем низкосортную древесину и так называемые балансы, которые нигде больше не применяются, нам не нужно ждать, чтобы лес рос сто лет.
При интенсивном лесопользовании также применяются современные эффективные способы лесовосстановления, которые позволяют значительно быстрее выращивать древесину с необходимыми параметрами. А используя методы генной инженерии и селекции, мы сможем моделировать качество этого леса и, например, увеличить в нем содержание целлюлозы, снизить содержание лигнина. Страны-конкуренты, Бразилия в частности, давно уже этим занимаются и выращивают свою древесину в рекордные сроки, буквально за десять лет. Программа действий сейчас сформирована, вместе с Минприроды и Рослесхозом создана рабочая группа, ведется разработка конкретных мероприятий по переходу на эту модель. Также мы предложили ввести в лесное законодательство норму, которая позволяет перезаключать договоры аренды лесов с добросовестными лесопользователями на новый срок без проведения аукциона.
В части девелопмента наши инициативы касаются комплексного развития крупных территорий. В регионах есть возможности для предоставления льгот инвесторам, в частности, снижение ставок налогов на прибыль и имущество. Но в текущей экономической ситуации этого явно недостаточно. Необходимо законодательно обеспечить регионам возможность создавать специальные зоны с дополнительным набором льгот, которые предусмотрены, например, для инновационного центра "Сколково". Нужны механизмы дистрибуции таких льгот для других территорий, естественно согласованные с государственными органами.
— Вы успели реализовать инвестпрограмму группы "Илим" до кризиса?
— Да, комбинаты находятся в хорошем техническом состоянии, острой необходимости в дополнительных вложениях нет. Потому наши инвестиции на 2015 год в основном ограничены уровнем амортизации.
— Вы вложили около $2 млрд, сколько пришлось на заемное финансирование?
— В целом мы привлекли около $1,4 млрд кредитных средств. Для группы "Илим" это приемлемый уровень нагрузки, соотношение чистого долга к EBITDA составляет примерно 2,5.
— Сейчас привлечение средств сильно осложнилось?
— Для эффективной компании доступность кредитов не является проблемой. В своей практике я очень редко сталкивался со сложностью финансирования рентабельных проектов. Если у вас достаточная доходность и хороший бизнес-план, перед вашим офисом выстроится очередь из желающих кредитовать вас банков.
Конечно, условия заимствований на Западе значительно привлекательнее российских. До последнего времени ставка обслуживания этих кредитов для нас была в среднем LIBOR+3,85%. Сейчас все немного подорожало: инвестиционный рейтинг России снизился, появился такой аспект, как политические риски, более того, он становится доминирующим. Но глобально мы не считаем ситуацию фатальной. Привлечение российских кредитов по действующим ставкам сейчас непривлекательно.
— Ваш партнер International Paper показывала убыток от участия в "Илиме" в прошлом году. Нет из-за этого проблем?
— Балансовые убытки "Илима" объясняются негативным влиянием на финансовый результат курсовых разниц, которые возникли при девальвации рубля. Ситуация действительно получается на первый взгляд странная: операционная доходность и положительный денежный поток есть, а балансовой прибыли нет. В ней оказались, кстати, многие отечественные экспортеры. Наши партнеры это понимают. Хуже с региональными бюджетами, так как после реализации инвестиционных проектов ожидалось увеличение налога на прибыль. Но поскольку по итогам 2014 года у нас зафиксирован убыток, это вызывает вопросы губернаторов и налоговиков. Приходится объяснять сложившуюся ситуацию.
— Сейчас компании с иностранным участием воспринимают настороженно, а у ваших американских партнеров 50% в СП. Изменилось ли к вам отношение? Не задумались ли сами партнеры о выходе из бизнеса?
— После стольких лет сотрудничества я бы назвал их друзьями. А последний вопрос лучше бы задать им самим. Надо иметь в виду, что помимо "Илима" у них в России есть свой целлюлозно-бумажный комбинат в городе Светогорске в Ленобласти. Я ни разу не слышал от наших иностранных членов совета директоров, что они разочарованы своим присутствием в России, скорее наоборот. Они прилагают максимум усилий, чтобы адаптироваться к нашим условиям. И с другой стороны, каких-либо претензий к нашему СП ни от одного значимого представителя российской власти также не возникало. Нас поддерживают и на федеральном, и на региональном уровне.
Иногда есть проблемы на уровне человеческих отношений. К примеру, житель сибирского города после просмотра одной из телевизионных программ, видимо про ситуацию на Украине, написал президенту РФ, что у нас тут под боком американцы работают, сейчас закроют, отключат, захватят... и попросил принять меры. Зачастую нашими телеканалами формируется негативное восприятие иностранцев, этот настрой передается обычным людям. Все это не способствует инвестиционной привлекательности России.
— Может ли измениться состав менеджмента? У вас только в высшем руководстве три экспата, включая гендиректора.
— Так как у нас совместное предприятие с паритетным участием, гендиректора предлагает одна сторона, председателя совета директоров — другая. Это никакая не догма, просто мы так договорились, и это никому не мешает. Для меня вообще нет никакой разницы, иностранец в руководстве или нет. У нас гендиректором в 2007-2013 годах был американец, последние два года — немец. Стратегически акционеры, конечно, понимают, что в российской компании в основном должны работать люди российского происхождения. Не потому, что они патриотично настроены, просто лучше адаптированы. При выборе или назначении всегда существует дилемма. На россиянина тактические затраты ниже, но его обучение — тоже затраты. Поэтому иногда проще пригласить "дорогого" иностранца, обладающего уникальными навыками, и он с первого дня будет эффективен. И обучит наших менеджеров, как говорили раньше, "без отрыва от производства".
— У вас есть понимание, какие рынки останутся в рамках кризиса для вас основными?
— Для "Илима" это в основном рынок Китая, России, рынки экономически разумного радиуса: Восточная Европа, страны СНГ, Турция и Египет.
— Планируете ли вы приобретения в лесном секторе?
— Этот вопрос обсуждался на недавнем совете директоров "Илима". В России не так много привлекательных для нас активов. Единственный комбинат, который мы бы рассматривали для приобретения, не продается. Мы планируем покупки в 2015 году, но это максимум $100-200 млн. Что касается крупных вложений, то в 2016 году мы рассматриваем для себя возможности дальнейших инвестиционных шагов. Речь может идти о сумме около $1 млрд. Технически нас сейчас ничего не останавливает. Ни компания, ни отрасль, ни физлица не являются объектом санкций.
— Недавно "Илим" ввел два крупных проекта — целлюлозный завод в Братске и предприятие по выпуску офисной бумаги в Коряжме. Оправданы ли они с учетом спада спроса? Вы надеетесь сохранить параметры возврата инвестиций?
— Мы удовлетворены результатом. Воплощение планов у нас заняло не пять лет, а чуть больше, на восемь-девять месяцев. Задержка связана исключительно с внутренними проблемами. С учетом российской специфики, может быть, это не столь плохой результат. Это все-таки крупнейший проект за последний 25 лет в нашей отрасли. Но мы себя наказали — не получили вовремя дивиденды. Что касается срока окупаемости, то он в целом соответствует первоначальным планам, хотя мы не смогли показать прибыль в 2014 году по упомянутым выше причинам. В 2015 году ситуация будет лучше.
— По каким продуктам сейчас есть провал? Как структурирован целлюлозно-бумажный рынок?
— Если говорить о мировом рынке, отрасль в последние несколько лет росла примерно на 2% в год, сейчас — около 1%. Основной спрос формируется на развивающихся рынках, прежде всего, в Китае. В США и Западной Европе прироста нет. Сокращается рынок газетной бумаги, медленно растет сектор белых бумаг, высоким остается спрос на товары санитарно-гигиенического назначения и упаковку. Кстати, рост или снижение спроса на упаковку — важнейший индикатор экономической активности. Если он снижается, значит, наблюдается экономический спад. Этого пока нет.
— А как кризис повлиял на стратегию девелоперов, пришлось ли вам отказаться от каких-то проектов?
— Когда мы говорим о девелоперском бизнесе, речь идет о проекте города-спутника «Южный». Это один из самых крупных проектов в России, который реализуется на юге Петербурга на территории 2 тыс. га. Общая площадь построек различного назначения превысит 7 млн кв. м, из которых 4,5 млн - жилье для 134 тыс. человек. Срок реализации – около 15–17 лет.
Ведет проект компания «Старт Девелопмент», которая является классическим девелопером, а не застройщиком. Ее продукт – юридически и инфраструктурно подготовленная территория и собственные акции. Около четырех лет назад вместе со специалистами ООО «Урбаника» и социологами из Санкт-Петербургского Европейского университета мы определились, что юг Петербурга — это основное направление развития города. И сейчас убеждаемся, что этот выбор был правильным. Мы поменяли функциональность земель через внесение изменений в градостроительный план. Сейчас активно продолжаем заниматься юридической и технической подготовкой этой территории. Подписаны предварительные соглашения с крупнейшими застройщиками. Создана команда архитекторов, социологов, урбанистов, специалистов по градостроительству, которую возглавил бывший главный архитектор Санкт-Петербурга и корпорации «Олимпстрой» Олег Харченко. Сформирован общественный совет во главе с директором Государственного Эрмитажа Михаилом Пиотровским. По замыслу, общественный совет — площадка для широкого обсуждения исторических, культурных, экологических аспектов проекта. Концепция развития города-спутника должна быть встроена в логику и стратегию Санкт-Петербурга.
Почему мы считаем, что этот проект будет жить и становиться еще более интересным и перспективным? Во-первых, если мы посмотрим на рынок глазами застройщика, то он развивается в парадигме «покупатель - квадратный метр жилья». Допустим, покупатель готов платить столько же, как и раньше до кризиса. В свою очередь застройщик должен обслуживать новые подорожавшие кредиты, себестоимость строительства и плата за присоединение к головным источникам из-за инфляции растут, на межквартальной инфраструктуре тоже не сэкономишь. В результате, доходность резко снизилась. Остается единственный способ ее восстановить – изменить стоимость земли. И здесь выясняется, что те земельные массивы, которые были сформированы раньше, часто финансово недоступны. Люди не могут продать их дешевле, потому что они связаны кредитами, они не в состоянии уступать в цене. У них нет никакого «воздуха». А в «Южном» он есть. При таком масштабе мы входили в проект по разумным ценам, нам есть куда двигаться. Это не значит, что мы готовы что-то простить или продавать дешевле рынка. Но в первый период освоения, самый тяжелый, мы готовы опустить цены для застройщиков, с которыми работаем на перспективу. Тогда у них не будет такой тяжелой первоначальной нагрузки.
Второй момент заключается в возможности размещения части производства строительных материалов прямо на площадке застройки. Масштабы проекта это позволяют.
И последний аргумент. Это, возможно, самое важное, мы впервые за последние годы в Санкт-Петербурге пытаемся создать привлекательную, разумную концепцию жилья. Современная продажа квартир - это уже не продажа квадратного метра, а продажа среды. Так, например, размер территории позволяет снизить высоту зданий до четырех-шести этажей, увеличить рекреационную зону, сделать проект более социально адаптированным. Мы пытаемся добиться того, чтобы это соответствовало представлению о жилье будущего, поэтому намерены использовать принципиально другие планировки территории, современные архитектурные и градостроительные решения, улучшенную социальную обеспеченность. Середина реализации проекта придется примерно на 2022-2023 годы, тогда люди будут смотреть на мир, скорее всего, иначе. И вряд ли их устроят многоэтажные «свечки» без социального и инфраструктурного обеспечения.
Для меня это, может быть, самый интересный проект в моей жизни, благодаря его масштабу. Построить город – что может быть амбициознее?
— Губернатор Санкт-Петербурга собирался выделить на возведение коммуникаций в «Южном» 27 млрд руб., сколько они уже вложили и что с остальными средствами?
— Эти оценки делались изначально в рамках соглашения между городом Санкт-Петербург и «Старт Девелопмент» о реализации стратегического проекта, каким был признан «Южный». Речь шла о том, что город брал на себя затраты на социальную и дорожную инфраструктуру, а инвестор - все остальное, то есть самое затратное: водоснабжение и водоотведение, газификацию и электричество, все межквартальные сети и так далее. Был сделан ориентировочный расчет городских вложений в объеме 27 млрд руб. Но надо понимать, что эта инфраструктура относится не только к «Южному», и ей в дальнейшем будут пользоваться все заинтересованные стороны, в том числе и жители ближайших районов. Соседние территории сейчас активно развиваются: «Газпром» построил недалеко крупнейший выставочный комплекс, где в следующем году будет проходить Петербургский экономический форум, еще пять-шесть крупных проектов находятся в стадии реализации.
Сейчас городом рассматриваются новые дополнительные изменения в генплан. Пока Петербург денег в «Южный» физически не вкладывает, в этом нет необходимости. Но после того как будет сделана вся градостроительная документация в положенном объеме, администрацией города будет сделан перерасчет и затраты будут внесены в бюджет. Для города это крайне выгодный проект. Общие инвестиции составляют 160–170 млрд руб., из этого объема городской бюджет вкладывает менее 20%, все остальное – деньги частных инвесторов. С компанией Deloitte мы провели расчет окупаемости этих расходов. Она получилась на уровне коммерческой, порядка 7–10 лет. Для инфраструктурных проектов это прекрасно. Кроме того, здесь будет создано около 30-40 тысяч новых рабочих мест.
— А на каком регионе вы будете делать упор в своей сети магазинов «Домовой»?
— Мы потратили около четырех лет на поиски формата для сети, и сейчас нашли очень интересное решение. Что касается регионов - это Москва, Петербург и крупные города, такие как Уфа, Самара, Воронеж, Челябинск и другие.
Мы давно планировали расширение и ждали подходящего момента. У нас есть конкретное представление, каким путем это сделать. Сейчас, мы видим, как некоторые крупные компании проводят заимствования на таком тяжелейшем рынке и продолжают органический рост, строят свои магазины. Мы придерживаемся другой концепции. Мы считаем, что этого категорически делать не надо, наоборот, в сложившихся условиях нужно больше внимания уделять сделкам M&A и развивать компанию при минимальных капитальных издержках, снижать себестоимость.
— То есть отказываться от этого проекта вы не собираетесь?
— Боже упаси. Отказаться от успешного проекта возможно только за очень хорошие деньги. Но перед этим нужно найти другой, еще более привлекательный и амбициозный.