В бутике James открылась выставка фотографий Николая Бахарева "Russians: Love, Desire & Obsession". Фото, достойные новокузнецкой службы быта, работником которой долгие годы являлся фотограф Бахарев, попали в Москву окружным путем — через западные выставки и галереи.
Николай Бахарев летом подрабатывает пляжным фотографом. Там, у воды, он знакомится со своими моделями. Работает по их заказу. Снимает на память. Трущиеся друг о друга парочки в кустах, обнявшиеся парни в плавках, женщина с ребенком и все такое — Николай Бахарев действительно зарабатывал на наивных желаниях пляжной публики. Но вряд ли много. К тому же любой уважающий себя фотограф грезит не только червонцами, но чем-то большим. Свободным творчеством, например. Еще лучше — всеобщим признанием.
И то и другое свалилось на фотографа, когда он предложил для съемки своим героям более укромные места — их жилища. Там они самораскрылись перед объективом Бахарева на полную катушку. Девицы разложились в томных позах, напялив лучшее из своего гардероба, задрапировав наготу купленным по талонам постельным бельем. Фотограф дополнил антураж бутылями из-под югославского вермута или спирта Royal, пачками сигарет "Космос", цветными постерами, книжками вроде Библии с иллюстрациями Гюстава Доре. Словом, всем самым лучшим.
Несмотря на вопиющую постановочность, фотосерии Бахарева сложились в довольно убедительное повествование о том, как представляют себе человеческую привлекательность жители Новокузнецка. Даже неважно, чьи именно фантазмы зафиксировала пленка — бахаревские или его персонажей. Эти снимки и не "орут" — свойство плохой фотографии по терминологии французского философа Ролана Барта, и не "ранят" — свойство хорошей карточки. Они провокативно информируют.
В середине 90-х эти снимки прокатились по западным выставкам: этнографическая клюква всегда в цене. Бахарев даже дал повод к критическим обобщениям вроде той неказистой идеи, что тоталитаризм подавлял частую жизнь, но она все-таки в "совке" присутствовала, хоть и выглядела неаппетитно.
Между прочим, частная жизнь вовсе и не должна смотреться шаблонным парадизом. Именно поэтому в современном политкорректном обществе она под особой охраной. Проявлять интерес к посторонней частной жизни не столько преступно по отношению к ней, сколько вредно для своей. И если бахаревские забавы вызывают зрительское любопытство, то куда полезнее поразмыслить над этим, нежели над искусствоведческими аспектами постановочной фотографии.
Постановочная фотография, пожалуй, самое уязвимое из искусств. На нее можно и не смотреть, быстренько смекнув втиснутые автором идеи и концепции. В фотографиях Бахарева при желании можно рассмотреть и пластику, и эротизм, и провокативность. Но в каком-то вымученном варианте, интересном разве что давностью своего происхождения. Однако в бутике рядом со снимками 80-х годов висят и свежие карточки — в эпоху, когда о спирте Royal уже забыли, они все равно кажутся раритетами. Тоталитарный строй оказался не таким живучим, как тоталитарное сознание его рядовых.