Открытие музей
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ / купить фото
В парке Горького открылся новый музей современного искусства "Гараж", созданный по проекту знаменитого голландского архитектора Рема Колхаса. Здание, созданное фондом "Айрис" Дарьи Жуковой, оказалось программным высказыванием о реставрации советского прошлого. Архитектурным исполнением идеи восхищался ГРИГОРИЙ РЕВЗИН.
Музей — результат реконструкции кафе "Времена года" постройки 1968 года. Это было нетиповое здание из типовых железобетонных изделий, дополненное в тех местах, где соответствующих изделий не нашлось, несколькими кирпичными стенами и вставками из стеклоблоков. В советское время там располагался большой пивной ресторан, любимое место студентов Института стали и сплавов и Института нефти и газа имени Губкина, а также некоторой части творческой интеллигенции, в постсоветское — ресторан ненадолго злачно расцвел, а потом пришел в запустение. Рем Колхас представил свой проект реконструкции два года назад в Лондоне, и проект реализован, за исключением отмены трансформируемого пола на третьем этаже, практически без изменений.
Снаружи здание представляет собой контейнер из бесцветного поликарбоната, приподнятый над землей на уровень человеческого роста,— эта, самая близкая к человеку зона постройки просто стеклянная и создает ощущение, что окружающий парк непосредственно входит в здание. Две крупные поликарбонатные панели с двух сторон здания могут сдвигаться вверх, образуя заметные акценты входов. Внутри здание трехэтажное, причем зона вестибюля, куда выходят лестницы, раскрывается на всю его высоту. В вестибюль выходит стена с большой, частично сохранившейся мозаикой "Осень" — характерный образец монументальной халтуры ранних 70-х годов, какой было принято украшать здания домов культуры, загсов и учебных заведений. Произведение отреставрировано и тщательно укреплено. Как остро выразилась знаменитый художественный критик Ольга Кабанова, "общего вида щербатая мозаика не портит, ее оранжевый жизнерадостный окрас поддержан зоной гардероба". Гардероб действительно оранжевый, цвета одежд голландской сборной. Часть внутренних стен — подлинные кирпичные поверхности 1960-х годов, как с черновой халтурной кладкой, так и с облицовкой темно-зеленым мелким кафелем. Бетонные перекрытия этажей и лестницы отреставрированы и частично заменены, введены бетонные и фанерные полы, металлические сетчатые ограждения лифтовых шахт. В музее пять выставочных залов, лекционные залы, библиотека, кафе и эксплуатируемая кровля — это просторная территория с деревянным покрытием, пока не вполне освоенное, но в будущем обещающее стать заметным общественное пространство.
Не всякий человек считает шедевром здание Центрального дома художника на Крымской набережной, а новое здание "Гаража" издалека выглядит его уменьшенной копией, как будто Дарья Жукова построила себе полигон для испытаний на будущее. Не всякий человек, пивший пиво в ранних 80-х в кафе "Времена года", испытывает нежность к советским временам (хотя тут наливали и то, что называлось чешским, а не только то, что называлось "Жигулевским"). Работа Колхаса — очень идеологическое произведение, а идеология такая вещь, что многие не согласны. Хочется высказаться, реставрируя в гортани вкус прокисшей пивной бурды, который так запомнился с юности.
Хочется сказать про Колхаса. Замысел ведь прост как апельсин. Борис Гройс когда-то замечательно раскрыл смысловой механизм экспансии авангарда: традиционное искусство ставит границу между искусством и не искусством, авангард, низвергая его, стремится преодолеть эту границу и поэтому постоянно ищет то, что не искусство, чтобы его искусством объявить. Мусор, экскременты, расчлененка — все, что кажется уж точно за гранью искусства, как раз и есть искусство. Искусство = не искусство. Колхас применяет ту же логику к реставрации. Есть памятники прошлого, они нуждаются в реставрации, поскольку ценны, и сам акт реставрации есть указание на их ценность. Иерархия памяти — это отбор значимого и незначимого, один из центральных институтов европейской цивилизации по осмыслению своего прошлого. Колхас программно (первый раз на Венецианской биеннале 2010 года) заявил, что ценной является реставрация того, что памятником не является, что памяти не содержит, совершеннейшего барахла, халтуры, мусора. Отреставрируйте его, и вы получите новый тип памятника, иную парадигму памяти, когда она принципиально не различает в прошлом ценностей. Все — бесценно, оно же все — бессмысленно. Памятник = не памятник.
Это авангард в реставрации, чего как будто бы не может быть по определению — но вот есть. Он пародирует структуры палимпсеста в музеефикации зданий, проживших столетия,— реставрацию мозаик в древних храмах византийского мира, послойные раскрытия фактур в ренессансных палаццо — где? — в заурядной советской пивной! Какая фантастическая тонкость, как умно, как неожиданно!
Хочется сказать и про точность выбора фонда "Айрис". Замысел ведь 2012 года, фактически в другой стране! Кто тогда мог подумать, что история совершит эдакий кульбит! По парку еще летал Сергей Капков, газета The Guardian выходила с его фотографией и заголовком "В Москве перестали бить хипстеров", еще не схрясла модернизация, еще нефть была на взлете, "еще был не разменян мой первый золотой, еще подметки не поотрывались" — кто, кто тогда мог предугадать, что именно эта идея реставрации советского прошлого, в его халтурной заурядности, в повседневности пивной времен холодной войны, станет главным трендом нашей боевой и кипучей бучи? Ну что тогда было-то, кроме разве что 1 мая 2012 года Владимир Путин и Дмитрий Медведев после демонстрации под камеры пошли выпить пива к сыну Иосифа Кобзона в бар "Жигули"? Нет, какая сила предвидения! Какая точность! Как восклицал в одном романе один герой в надтреснутом пенсне: "Я в восхищении, королева! королева, мы в восхищении!"
Хочется и белоленточно поиронизировать. Понимаете, поликарбонат — это такой инновационный материал, который уже давно и широко применяется в теплицах, дачном строительстве, заборах, хозяйственных постройках, так что его свойства хорошо известны. Он дешев, прекрасный теплоизолятор, хорошо пропускает рассеянный свет — идеальный материал, но вот беда — очень недолговечен на открытом воздухе. Через два года он начинает приобретать характерный, как выражаются критики, окрас малопристойного сжелтевшего цвета старой мочи, теряет прозрачность, стойкость, существенно деформируется в размерах и через пять-семь лет настоятельно требует замены. Так что эта реставрация советского прошлого — она ненадолго. Совсем скоро она превратится в такой же мусор истории, как советская пивная.
Но, к глубочайшему моему сожалению, все эти размышления, сами по себе, как мне кажется, не лишенные тонкости, не имеют отношения к делу. Увы и ах, с критиками так бывает, что проклятые произведения не лезут в концепцию. Проблема в том, что это великолепная работа с позиций прямого архитектурного качества.
Эта материя сложнее всего передается и словами, и фотографиями, это физические свойства объекта, и для того, чтобы их ощутить, надо просто там побывать — ну или поверить на слово. Там великолепное пространство. Полезно сравнить его с ЦДХ, на который "Гараж" похож. В ЦДХ достигнуто редкое сочетание гигантских пространств для толпы, совершенно не соразмерных ни человеку, ни произведению, и ощущения, что эта пустота на тебя давит потолками. Я знаю, у нас теперь принято считать это здание шедевром, но, с моей точки зрения, это в лучшем случае яркий пример оставленности мировым художественным гением. Здесь вроде та же структура пространства. Но это пространство везде тебе соразмерно — так, что коридоры создают ощущение своих тропинок, как у себя в квартире, а залы по пропорциям сделаны так, будто это не приплюснутые СНИПы 70-х годов, а дворцы XVIII века. А потолки! Слушайте, он оставил незашитыми все бетонные ребра перекрытий, и они приобрели глубину и таинственность кессонированных ренессансных залов.
А вы знаете, это ведь сложно. Ведь вовсе не даром у нас их зашивают такими премерзкими серыми панельками — туда закладывают все инженерное обеспечение здания: электрику, вентиляцию, отопление, а в выставочных зданиях еще и весь крепеж. А тут ничего этого нет, так что даже ходишь и недоумеваешь: куда же он, черт возьми, все это дел? Как это может быть? Все равно как открыл капот машины — а там пусто, но она при этом ездит. Чудо, и я даже не представляю себе, как это сделано и сколько это стоило, но заметьте, это все сделано, чтобы оставить нам такую глубину голых потолков. Просто оцените, каких денег и усилий стоит этот голый ребристый бетон.
Там, в этой элементарной коробке, поразительное разнообразие фактур. Старый кирпич, новый кирпич, стеклоблоки, поливная плитка, фанерные полы, бетонные наливные полы, конструктивный бетон, бетон с мраморной крошкой, черный металл, никелированный металл — из элементарных сегодняшних строительных материалов Колхас ухитрился получить палитру, сравнимую по богатству с барочным дворцом. Там глаз постоянно упирается во что-то новое. И там совершенно фантастическая работа со светом. Этот самый поликарбонат дает невероятную дифференциацию рассеянного света, я такого нигде не видел. Мягкий, текучий, с тихой радостью неожиданных всплесков и легкой меланхолией размытых теней, это лучший музейный свет, который можно себе представить. Ринальди в Мраморном дворце в Петербурге так работает с оттенками розового, перламутрового и серого — мрамора! — как Колхас с обтекаемыми этим светом оттенками бетона, фанеры и, черт побери, советского зеленого кафеля. Вы и представить себе не сможете, сколько поэзии можно достать их этого сора.
В общем, вовсе это не реставрация советских 60-х. Это утопия советских 60-х. Это рассказ про то, что они пытались построить, когда бились в тесных клетках советских СНИПов под бдительным присмотром госстроевских инспекторов, которые кромсали их проекты под убогие технологии отечественных строительных комбинатов,— но не построили. Здесь есть мастерство. Здесь есть качество пространства, детали, эффекты прозрачной лестницы, сложных перспективных видов — сюда надо прийти просто для того, чтобы понять, какой могла бы быть советская архитектура. Но не была.
А концепции что ж. Колхас — не Сигэру Бан, строивший первый павильон "Гаража" в парке Горького, он не сводится к своим программам. Он бесконечно сложнее, он именно Мастер. Когда-то Юрий Михайлович Лотман сказал мне: "Концепции — товар скоропортящийся". Какая разница, какую программу вкладываешь в здание? Она выветривается. Здание — остается.