«Хочется быть и умным, и красивым, и богатым одновременно, но это сложно»

Промсвязьбанк недавно разместил 20% своих акций на рынке с коэффициентом 1 к капиталу, которого сейчас нет даже у Сбербанка. Амбиции акционеров банка лежат в плоскости сделок M&A, санации и активного наращивания доли рынка, несмотря на кризис и санкции. О том, что предложил Промсвязьбанк покупателям в обмен за свои акции, почему именно в этот кризис планирует активные приобретения, чем чревата концентрация кредитных и валютных рисков, а также о результатах текущего разбирательства по ГК «Связной» “Ъ” рассказал президент Промсвязьбанка АРТЕМ КОНСТАНДЯН.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 3

Азиатский рынок интегрирован в международную финансовую систему. Это заблуждение, что там можно привлечь что-то, чего нельзя привлечь в США или Европе

Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Духанин

Когда в период Олимпиады начались проблемы, мы могли со стороны наблюдать и думать, какие мы умные, что туда не полезли, но нет — коснулось и нас

Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Духанин

Этот кризис во многом тяжелее прошлого и потому, что предприниматели становятся старше, уже нет того запала, силы воли, которая спасала их в прошлый раз

Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Духанин

— В этом году Промсвязьбанк первым из частных банков привлек капитал на рынке, разместив весной 20% своих акций на бирже. Как вы смогли провести сделки на рынке, которого ни для кого нет, по цене выше, чем сейчас торгуется лидер рынка Сбербанк?

— Сделки действительно проходили по цене, близкой к 1 капиталу, однако, если оценивать коэффициент с учетом последующего увеличения капитала банка контролирующими акционерами (братья Дмитрий и Алексей Ананьевы владеют 68% акций банка.— “Ъ”), то расчетная цена будет уже 0,8 капитала, а это уже уровень Сбербанка, даже чуть ниже. А акции Сбербанка я считаю сильно недооцененными: не будем забывать, что после его попадания под санкции некоторые международные инвесторы продали часть его бумаг, что при общей не самой комфортной обстановке на рынке оказывает давление на цену акций.

— Но вы привлекли не международных инвесторов, а внутренних и сделали это в тот момент, когда перспективы банковского сектора остаются не самыми позитивными, а значит, не совсем понятно, в чем привлекательность акций частных банков для потенциальных инвесторов?

— Я уже не первый год говорю, что главная проблема российского финансового рынка — это отсутствие внутреннего рынка капитала. Стране такого масштаба и с такими амбициями просто стыдно ориентироваться только на внешние источники денег. Мы долго следили за этой темой и ждали возможность начать работу по формированию внутреннего рынка. На самом деле ничего сверхъестественного здесь нет: после того как государство возобновило отчисления в НПФ, у них появились средства, которые необходимо эффективно инвестировать. А теперь смотрите, что предложили инвесторам мы. Мы — надежный, системообразующий банк, который успешно проходил все кризисы, один из крупнейших частных игроков. Доходность для фондов будет привлекательной — уже сейчас видны первые признаки стабилизации ситуации, и в среднесрочной перспективе мы покажем высокую прибыльность: мы активны, и при этом у нас соотношение расходов к доходам порядка 40%, это отличный показатель. И очень важно, что, инвестируя в банк, фонд инвестирует в экономику, причем в самые эффективные ее отрасли — МСБ, крупнейшие корпорации, «голубые фишки», ипотеку. То есть наши интересы полностью совпали, и я уверен, что мы были первыми, но не станем единственными. И это хорошо. Для того чтобы реально сформировать внутренний рынок капитала, нужно достаточное количество подобных сделок. К сожалению, пока достойных объектов для инвестирования немного.

— На рынке говорят, что банк планирует еще подобные сделки в этом году. Это связано с необходимостью увеличивать капитал на 50% от суммы, которую вам дает государство в рамках программы ОФЗ,— 30 млрд руб.?

— Никакого отношения к программе государственной докапитализации эти сделки не имеют. И до и после них мы удовлетворяем всем критериям. Интерес со стороны НПФ к нашим акциям сохраняется, однако новых сделок пока не планируется. Во-первых, у контролирующих акционеров нет цели продать весь банк по частям, во-вторых, мы пионеры, поэтому учимся и делаем выводы. Надо посмотреть на реакцию рынка и всех заинтересованных сторон, а также уделить внимание ликвидности.

— Ваши новые акционеры будут участвовать в требуемой по программе ОФЗ обязательной докапитализации собственниками?

— В целом мы обсуждали это с нашими акционерами, и они готовы поддержать банк. Мы планируем дальнейшее увеличение капитала в среднесрочной перспективе. Пока я не думаю, что это будут средства от наших новых акционеров.

— В интервью “Ъ” три года назад вы, оценивая итоги кризиса 2008–2009 годов, с гордостью отмечали, что Промсвязьбанк справился со всеми трудностями без господдержки — даже одобренным субординированным кредитом ВЭБа не воспользовался. В этот раз Промсвязьбанк все-таки подал заявку на участие в программе докапитализации банков за счет ОФЗ. Что изменилось?

— Эти два кризиса очень не похожи друг на друга. В 2008–2009 годах достаточность капитала всей банковской системы была на гораздо более высоком уровне. Сейчас же капитализация банковского сектора резко упала, в то время как активы, особенно в корпоративном кредитовании, выросли, в том числе за счет девальвации рубля и рефинансирования международных заимствований корпораций крупными российскими банками. В пользу использования господдержки в этот раз говорит сама ситуация — если в прошлый кризис уже летом 2009 года появились окна на рынках для заимствований, то сейчас рассчитывать на то, что в этом году появятся какие-то возможности привлечь капитал с внешних рынков, исходя из геополитической ситуации, в которой мы находимся, довольно наивно.

— Сейчас многие банки говорят о привлечении финансирования с азиатских рынков, для вас это актуально?

— По-моему, это иллюзия. Азиатский рынок очень хорошо интегрирован в международную финансовую систему. Это заблуждение, что там можно привлечь что-то, чего нельзя привлечь на американском или европейских рынках. Точечные сделки с китайскими инвесторами, особенно с околополитическими компаниями, возможны, но полноценной замены западному рынку на восточном не будет еще очень долгое время. И еще. На санкции смотрят все. Те же азиаты работают с американскими и европейскими инвесторами. Это не какой-то отдельный рынок, такое непаханое поле — вот приходи и получи. В общем, поживем — увидим. Если будут привлечения, то Промсвязьбанк в стороне не останется. Наше азиатское направление всегда было серьезным — у нас есть представительство в Пекине, Дели, сейчас работаем над Гонконгом.

— Среди акционеров Промсвязьбанка — ЕБРР с долей 11,75%. Его горизонт инвестирования, похоже, подходит к концу, так как обычно он составляет пять-семь лет. Есть ли планы по выходу этого участника?

— Да, вы правы в том, что горизонт инвестирования не за горами, так как они стали нашим акционером в 2010 году. Однако сейчас не такая ситуация, чтобы можно было выходить. Когда ЕБРР делает инвестицию, он планирует на ней заработать. В текущей ситуации много не заработаешь. Поэтому, хотя с августа прошлого года международные институты развития не дают нового финансирования банковскому сектору, речи об их выходе нет.

— Недавно было объявлено, что Промсвязьбанк в ближайшее время завершит две сделки на банковском рынке. По нашей информации, обе они (АвтоВАЗбанк и Первобанк.— “Ъ”) в Поволжье, где вы уже санировали Ярсоцбанк и банк «Нижний Новгород», а еще раньше приобрели Волгопромбанк. Почему ваш интерес к приобретениям сосредоточен только в Поволжье и вы не хотите усилить позиции в других регионах?

— То, что сейчас мы ведем переговоры с поволжскими банками, не означает, что в других регионах у нас интереса к M&A нет. Нам прежде всего интересны банки с большой клиентской базой, с хорошими позициями в рознице и МСБ. В текущих условиях для нас неорганический рост, безусловно, является более привлекательным, чем ранее. Если довольно длительное время разговоры о консолидации банковской системы оставались только сотрясением воздуха и практических предпосылок для этого не было, то в этом кризисе я уверен, что банковская система будет консолидироваться ускоренными темпами, и мы планируем принять в этом процессе активное участие.

— В прошлый кризис Промсвязьбанк принял участие в двух проектах по санации, в этот сделок по оздоровлению с вашим участием пока не было. Почему? Интересовал ли вас какой-нибудь банк, кроме «Траста», на санацию которого вы подавали заявку?

— Честно говоря, в прошлом году был только один банк, который был бы нам по-настоящему интересен с точки зрения санации,— это Балтийский банк. Но мы не подавали на него из-за сложной акционерной ситуации в банке. С «Трастом» наша заинтересованность была не сильной, так как ниша, которую занимает это банк, не является для нас приоритетной.

— Однако на примере «Траста» вы на себе опробовали новую процедуру отбора санатора — через конкурс. Вы можете оценить ее эффективность? Почему же в итоге «Траст» отдали банку, который предложил не лучшие условия?

— Это очень сложный вопрос для меня. Когда банк очень большой, политики часто больше, чем экономики, поэтому оценивать эффективность конкурсной методики я не возьмусь. Впрочем, в этом конкретном случае я не удивлен решением и не буду его критиковать. Важно понимать, что, когда мы говорим о санации, это прежде всего спасение бизнеса, спасение клиентов, но также это и вопрос гарантии возвратности выделенных госсредств. Поэтому этой темой однозначно должны заниматься те банки, которые обладают ресурсами для эффективного оздоровления, а не те, которые дают меньшую цену. Согласитесь, мы видели примеры, когда даются немалые средства, а потом они уходят в песок.

— В прошлом году благодаря геополитической ситуации и санкциям против госбанков Промсвязьбанк смог показать агрессивный рост корпоративного портфеля, правда, параллельно произошло увеличение доли валютных займов до почти половины портфеля. Насколько эти заемщики в свете резкой девальвации хорошо обслуживают свои кредиты?

— В валютном портфеле много займов «элите» российской экономики — там нефть и газ, энергетика, транспорт. Эти заемщики в основном имеют валютную выручку и поэтому не имеют проблем с обслуживанием кредитов.

— И все-таки пропорция — половина кредитного портфеля в валюте — до сих пор была характерна только для «дочек» иностранных банков, но у них и фондирование в валюте…

— Важный урок, который мы выучили еще задолго до предыдущего кризиса,— это вопрос хеджирования валютных рисков. В отношении платежеспособности наших заемщиков здесь ответ у меня — не 50 на 50, а, скорее, 70 на 30 в пользу банка.

— Как вы решали проблему с валютными кредитами девелоперам, у которых теперь аренда не привязана к валюте?

— Перевод клиентов-девелоперов из валюты происходил на рыночные рублевые ставки, а часть девелоперов не стала конвертировать долги в рубли, но захеджировала валютный риск. В целом объем валютной задолженности девелоперов — около 35% от всех их кредитов в портфеле банка, порядка 30 млрд руб. Когда мы рассчитывали разные стресс-тесты в прошлом году, в наших сценариях был рост курса до 45–48, но 60 и 70 никто из банков не закладывал. Но плюс ситуации с девелоперами в том, что по их кредитам банки не потеряют все деньги в любом случае. Как бы ни переоценивалась недвижимость, даже в самом худшем варианте это не 100-процентная потеря. Однако, несмотря на непростую ситуацию в отрасли, крупных дефолтов по девелоперам у нас на сегодняшний день нет, надеюсь, что и не будет.

— Эта недвижимость в портфеле — рыночная или структур, аффилированных с банком?

— Мы кредитуем «Промсвязьнедвижимость», у нее в том числе есть валютные кредиты, но это незначительная часть портфеля. В целом же уверяю вас, что те потери, которые реализуются в банковских балансах, будут связаны с другими сегментами. Будет и недвижимость, но далеко не на первых ролях.

— Что же будет на первых ролях, судя по результатам первого квартала и уже понятной ситуации второго квартала этого года?

— Системно нездоровая ситуация существует в сегменте инфраструктурного строительства, причем она именно системно неправильная. Проблемы есть как на стороне подрядчиков — неструктурированные долги, накопленные убытки прошлых лет, низкая производственная эффективность, слабый уровень менеджмента, так и на стороне заказчиков — они часто просто не готовы искать компромиссы и очень быстро предъявляют требования по выданным банковским гарантиям, иногда не имея для того оснований. Это очень серьезно подрывает доверие к этому рынку и существенно сокращает риск-аппетит.

— У вас сложилась конфликтная ситуация со «Сколково» по предъявлению банковской гарантии. Почему не удалось урегулировать конфликт без судебных исков?

— Мы выдали две банковские гарантии подрядчику ОАО «СКМ Инжиниринг» по возврату авансовых платежей заказчику — ООО «Объединенная дирекция по проектированию и строительству инновационного центра “Сколково”». Мы получили от заказчика требование выплатить полную сумму аванса, хотя часть работ подрядчиком выполнена и даже была принята, а еще по части работ заказчик и подрядчик не могут договориться. Из-за этого переговоры перешли в судебную плоскость, сейчас в арбитражном суде Москвы рассматривается несколько дел, и после определения суммы не выполненных подрядчиком работ мы немедленно выполним свои обязательства. После подобных историй интерес к этому у банков упал почти до нуля. И знаете, в части инфраструктурного строительства банки, включая наш, существенно недооценили риски. Когда еще с Олимпиады начались проблемы, мы могли со стороны наблюдать и думать, какие мы умные, что туда не полезли, но нет — коснулось и нас.

— Активный рост кредитования в прошлом году — более 40% — негативно отразился и на концентрации кредитного портфеля: на крупнейших заемщиков по итогам года у вашего банка приходится около 30% портфеля. Разве это не рискованная пропорция, как вы считаете?

— Знаете, всегда хочется быть и умным, и красивым, и богатым одновременно, но сложно. В прошлом году мы поставили себе приоритет — нарастить высококачественный кредитный портфель и сделали это в сегменте первоклассных заемщиков. Таким образом, доля крупных клиентов в портфеле неизбежно росла. Но мы считаем — зная, что это за заемщики,— что никаких рисков увеличение концентрации не несет. Формальных нормативов по концентрации сейчас нет. Есть норматив Н7, но там максимум 800%, а у нас 214%, то есть запас существенный. Рад ли я росту концентрации? Нет, конечно. Хотелось бы и кредитное качество портфеля улучшить, и концентрацию сохранить на том же уровне, что и раньше,— но так не бывает.

— Между тем растет концентрация и в пассивной части баланса, то есть зависимость фондирования от поведения крупных клиентов. В условиях повышенной волатильности рубля это может быть опасным…

— Прежде всего у нас много валютных пассивов нефтяных компаний, и они переоценились. Отчасти рост концентрации связан с этим. В целом мы считаем свои корпоративные привлечения диверсифицированными.

— Многие банкиры говорят о том, что тяжело выполнять требование государственной программы докапитализации за счет ОФЗ по наращиванию кредитного портфеля на 1% в месяц. Сейчас уже есть отчетность заемщиков за первый квартал, она оправдала худшие ожидания?

— Я могу сказать, что в оценке трендов по качеству заемщиков мы не промахнулись: все происходит именно так, как мы и ожидали, а мы не были большими оптимистами. Хотя оценивать ситуацию по результату только первого квартала довольно бессмысленное занятие, стоит подождать хотя бы полугодовые данные, но мы видим, что в отличие от ситуации декабря 2014 года, когда лишь отдельные банки продолжали кредитовать, сейчас постепенно разворачивается конкуренция за качественных клиентов. Тем не менее обеспечить прирост портфеля на 12% на годовом горизонте мы сможем. Поэтому среди всех условий программы докапитализации через ОФЗ как раз требование наращивать кредитный портфель для нас, пожалуй, самое комфортное.

— Банкиры жалуются, что этот кризис отличается от прежнего тем, что есть большие проблемы с лояльностью заемщиков. Многие даже не хотят выкарабкиваться, спасать бизнес, бросают все на произвол судьбы и банка.

— Этот кризис во многом тяжелее прошлого и потому, что предприниматели становятся старше, уже нет того запала, силы воли, которая спасала их в прошлый раз. Многие сдаются и опускают руки. И это уже даже не проблема банка, а я бы сказал — проблема всей страны.

— Но ведь есть и другие, такие как один из ваших крупных заемщиков Максим Ноготков, который боролся даже тогда, когда, казалось бы, все потеряно. История с взысканием долгов с холдинговой компании Trellas, акционера ГК «Связной» на верхнем уровне, превратилась в сериал, где крупнейшие кредиторы сети — Сбербанк (6 млрд руб.), НПФ «Благосостояние» (3,5 млрд руб.) и Промсвязьбанк (6 млрд руб.) пытаются с прошлого года если не добиться погашения, то по меньшей мере взыскать залоги. Почему Промсвязьбанк позже других стал обращать взыскание на свой залог — контрольный пакет Svyasnoy N.V. (акционер ГК «Связной» на нижнем уровне) — в голландском суде?

— В целом об этой истории пока рано судить однозначно. Я не думаю, что мы опоздали, когда в январе обратились в голландский суд, так как Svyasnoy N.V. зарегистрирована в Нидерландах. Мы ждали какой-то ясности в ситуации, и когда нам стала понятна расстановка сил, пошли в суд. Промсвязьбанк не хотел мешать операционной деятельности компании, наша цель — поддерживать своих клиентов, поэтому мы ждали от нового акционера (бизнес Максима Ноготкова перешел Олегу Малису.— “Ъ”) предложения по возврату кредитных средств. Когда стало понятно, что добровольно возвращать банку все долги никто не планирует, мы были вынуждены идти в суд. Кроме того, у нас контрольный пакет, который реализовать сложнее, чем пакет меньшего размера, как у других кредиторов. Мы тогда решили дробить пакет, но Олег Малис это заблокировал.

— В каком состоянии сейчас судебное разбирательство и на чем вы договорились с Олегом Малисом?

— Наконец мы вышли на конструктивный диалог и рассчитываем на погашение кредита в ближайшее время. После того как в апреле банк предъявил кредит к погашению, о чем уведомил NFOC (структура Олега Малиса, через которую он владеет «Связным».— “Ъ”) письмом, где оговаривался четкий дедлайн исполнения обязательств, наше общение перешло в более конструктивное русло — мы перестали общаться через СМИ и встретились за столом переговоров. Сейчас переговоры продолжаются, но мы уже достигли определенного понимания о том, как мы будем действовать дальше. Олег Адольфович говорит о своей готовности исполнять обязательства, мы обсуждаем условия и график.

— В связи с этим Промсвязьбанк отозвал свой иск из голландского суда?

— Нет, судебный и переговорный процесс идут параллельно, и одно ускоряет другое.

— С июля ЦБ начинает постепенную отмену кризисных послаблений, одним из главных была возможность реструктурировать кредиты без досоздания адекватных резервов. Оценивали ли вы, как отразится на вашем банке грядущая отмена послаблений?

— Из всех послаблений ЦБ мы пользовались только правом расчета валютных обязательств по курсу на 1 октября 2014 года. Безусловно, мы провели все стресс-тесты и не испытываем никаких проблем при отмене льгот. Мы прогнозируем ухудшение качества кредитного портфеля, особенно в сегменте заемщиков с более низким уровнем кредитного рейтинга. Риски этого сегмента нивелировались тем, что клиентам этого сегмента не предоставлялись крупные кредиты и были повышенные требования к качеству обеспечения. Мы прогнозируем рост реструктуризации во втором и третьем кварталах года, особенно в сегментах клиентов МСБ, особенно в случае заемщиков, работающих в отраслях, наиболее подверженных кризису в связи со снижением платежеспособного спроса, как, например торговля бытовой техникой и электроникой, продажа автомобилей и т. д. Впрочем, по опыту 2008 года мы рассчитываем, что объем реструктурированных кредитов в портфеле МСБ не превысит 10%.

— В последний год ни один разговор с представителями финансового рынка не может обойтись без вопроса о санкциях. В чем бы вы для себя сформулировали их плюсы и минусы?

— Раньше был четкий водораздел — госбанк и не госбанк. После введения санкций мы по поведению клиентов видим, что происходит некая переоценка ценностей — меняются ответы на вопросы, что такое государственный риск, всегда ли он лучше, чем негосударственный. Клиенты стали активнее диверсифицировать свои портфели. Нет уже такого однозначного убеждения, что ради безопасности и надежности нужно держать свои средства в госбанке. Минусы очевидны — нет доступа к фондированию, стало сложнее работать на рынке международного финансирования.

Интервью взяла Юлия Локшина