Раньше я думала, что хотя бы предпочтения, где и как отдыхать, формируются в зрелом возрасте. Но нет, все из детства
Мой муж, например, предпочитает неспешные прогулки по берегу холодного моря. Желательно, чтобы еще лил дождь и ветровка раздувалась от шквалистого ветра. А по утрам непременно спешить на завтрак в столовую пансионата, где масло нарезано кубиками, а хлеб одинаковыми ломтиками. Так он проводил каникулы с родителями.
Наверное, он страдает, когда мы отправляемся на юг. Но я ничего не могу с этим поделать, потому что я в детстве отдыхала совсем по-другому.
Мы с мамой приезжали в Гагры, или Геленджик, или Пицунду и сразу же шли на базар. Да, я знаю, что правильно говорить "рынок", но в детстве я говорила "базар". Почему туда? Во-первых, чтобы позавтракать. Кто же может уйти с базара голодным, тем более ребенок?
— Пробуй, пробуй! — кричали маме торговки. Если не пробуешь — не уважаешь, обижаешь. Я помню женщин, которые запрещали детям есть немытые фрукты из рук торговок. И уж тем более пить воду из местного краника, под которым мылась рыба, грязные ноги, ножи и полоскались тряпки. И, конечно, нельзя хватать горячую лепешку, испеченную тут же, в печке. За лепешку для ребенка, кстати, никогда не брали деньги — такое было правило. Мама же только смеялась, разрешая мне наедаться вволю. И ни разу у меня не было никакой дизентерии, которую маме обещали покупательницы-туристки.
Опять же на базаре можно было найти жилье — комнату для съема. Потому что кто же снимает жилье на станции? Никто. На базаре, познакомившись с продавщицей, обсудив погоду, цены, больные колени, виды на урожай, можно было найти себе хозяйку по душе и комнату в три раза дешевле стандартной. Там же, на базаре, находился водитель, который отвозил нас с ветерком куда угодно.
Сейчас я точно так же снимаю дома в деревнях, в какой бы части света эта деревня ни находилась. И первым делом ищу ближайший базар. Пока мой муж изучает меню в близлежащих ресторанах, я знакомлюсь с водителем рейсового автобуса и еду на базар. Найти его несложно. В шесть утра обязательно зазвонит церковный колокол. И нужно выйти на балкон и увидеть купол. Значит, там центр деревушки или города. А рядом, на центральной площади, наверняка рыночек. Место расположения не меняется столетиями. Если спуститься вниз, к набережной, обязательно наткнешься на рыбный развал. И рядом, совершенно точно, найдется мясная лавка.
Я бужу детей в семь утра, потому что к восьми разберут самую свежую рыбу и самое лучшее мясо, тащу их на автобусную остановку и везу на базар. Позавтракают они прямо там — черешней, помидором, куском хлеба. И, как местные дети, запьют водой из колонки.
— Ты что, у них же будет понос! — каждый раз причитает мой муж, который по-прежнему мечтает о масле, нарезанном квадратиками, и чинном завтраке в столовой пансионата.
Сын тут же прирастает к рыбному прилавку, разглядывая каракатиц, осьминогов и прочие морепродукты. Кажется, он может стоять там часами. Потом он терпеливо ждет, пока я налюбуюсь на петуха в мясной лавке и напрошусь зайти в холодильник, где висят туши. Сын знает, что я могу полчаса обсуждать с мясником свиную ногу или выбирать кусок для шницеля.
Моя дочка Сима в этом году впервые попала на базар. И я волновалась. Ей шесть лет, она городская девочка, которая считает, что самодельные колбаски — это сосиски, а рыба, которая плавает в море, и рыба, которую она ест,— это два разных существа. К тому же она пошла в отца и ни за что в жизни не будет пить воду не из стакана и не из магазина.
— Поехали, покажу тебе, где жил Чиполлино,— объявила я.
На этой маленькой рыночной площади действительно стояли крошечные домики с разноцветными ставенками. А в угловом доме вполне мог поселиться синьор Помидор.
Мы пошли вдоль прилавков. Дочку немедленно начали кормить. Чтобы унести дары — две клубнички, горсть черешни, инжир — не хватало рук. Снять с головы шляпку, чтобы сложить туда подношения, она не догадалась. А я думала, что будет дальше. Около одного из прилавков бабушка всплеснула руками, подошла к Симе и показала, куда складывать продукты — в подол сарафана. Сима сначала опешила: ведь ни в коем случае нельзя задирать сарафан да еще пачкать его едой. Но через секунду поняла, что так очень даже удобно. Уже на следующий день она носила в подоле все — кукол, ракушки, булку, жвачки, браслеты и прочие нужные вещи. Поскольку наш папа закатывал глаза, я из полотенца сделала дочке фартук.
— Поехали к Чиполлино,— говорила дочь, деловито повязывая вокруг талии полотенце, что означало — она хочет на базар.
А я вспоминала, как в детстве сама стояла за прилавком. Наша хозяйка, у которой мы с мамой снимали комнату, приболела, а черешня могла испортиться. Мне было лет 12 и продавать ягоды отправили меня. Хозяйка выдала мне велосипед без сиденья — на раму было для удобства примотано одеяло. Поскольку велосипед был взрослый, еще покойного мужа хозяйки, мне пришлось просовывать ногу под рамой и ехать так. К багажнику была крепко привязана корзина с черешней. Я панически боялась упасть и рассыпать ягоды. Стоять за прилавком мне очень понравилось — черешню я продала быстро. К тому же познакомилась с местной компанией, которая показала лучший пляж, лучшее место для ловли мидий и плантацию, где можно было воровать грецкие орехи. Каждое утро мы собирались на базаре, распродавали свой товар, покупали у цыганок петушки на палочке и бежали купаться.
По вечерам, наловив мидий, жарили их на пляже, разложив на железном противне над костром. Это был ужин. А утром завтракали уже на базаре.
— Откуда ты знаешь, как готовить петуха? — спрашивает меня муж.
И я не знаю, стоит ли ему рассказывать, как мы всей компанией однажды украли петуха и сварили его в котле, там же, на пляже. С вином, которое своровали у взрослых. Или рассказывать ли сыну, как правильно держать нож, чтобы отодрать мидию. Что я могу им рассказать, если они даже весов с настоящими гирями никогда не видели? Вот в этом году увидели. Смотрели, раскрыв рот, как бабушка взвешивает нам картошку, внимательно подставляя гирьки — от самой маленькой до большой. И ждет, пока стрелочки в форме уток сравняются. Но делает она это только потому, что не видит, а очки забыла, куда положила. Конечно, там было на 300 граммов меньше, но никто, кроме меня, этого не заметил.