Телекоммуникационный оператор Министерства обороны — «Воентелеком» — попал в контрольный список Бюро промышленности и безопасности Минторга США, лишившись возможности импортировать продукцию. Гендиректор компании АЛЕКСАНДР ДАВЫДОВ рассказал специальному корреспонденту “Ъ” ИВАНУ САФРОНОВУ, каким он видит процесс импортозамещения и почему телекоммуникационная отрасль переживает не лучшие времена.
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Духанин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Духанин / купить фото
«Сегодня доля российского оборудования ниже показателя 2001 года»
— В течение последнего года особенно актуальна тема импортозамещения в оборонной промышленности, в том числе в сфере телекоммуникаций. Честно: положение критическое?
— Мы работаем в той отрасли, где зависимость от импортных комплектующих уже почти как два десятилетия назад достигла своего предельного значения. В конце 90-х и в середине нулевых телекоммуникационный рынок России пережил тотальную либерализацию: были сметены практически все ограничения и барьеры, способные хоть как-то регулировать баланс интересов между основными потребителями оборудования и промышленностью. В результате целая отрасль оказалась в руках иностранных поставщиков, а еще через некоторое время фактически перешла под их управление. Так что состав комплектующих в оборудовании, которое мы приобретаем сейчас, является ярким отражением именно того тренда, который наблюдался в России на протяжении последних 20–30 лет. Наиболее современное оборудование — это стопроцентный импорт комплектующих, и лишь техника связи 30-летней давности имеет в своем составе отечественные компоненты, с помощью которых наши ремонтные заводы ее восстанавливают и поддерживают в работоспособном состоянии. Но поскольку такой техники в силу ее морального и физического износа становится все меньше, да и сами комплектующие по тем же причинам снимаются с производства, то и доля импортных компонентов по отношению к отечественным, естественно, неуклонно растет. Очевидно, что проблема из разряда серьезных перешла в разряд критических и, конечно, требует незамедлительного принятия реальных системных и действенных мер по ее решению. Иначе актуальная ныне тема импортозамещения в очередной раз останется только лозунгом.
— Попытки обеспечить телекоммуникационную отрасль своим оборудованием предпринимались и раньше, однако к успеху так и не приводили.
— Действительно, в 2001 году совместным решением тогда еще Государственного комитета по электросвязи при Министерстве по связи и информатизации и Российского агентства по системам управления была одобрена «Концепция развития рынка телекоммуникационного оборудования Российской Федерации на 2002–2010 годы». Стратегическим направлением этого документа являлась разработка системы мер государственного регулирования, обеспечивающих приоритетное использование на сетях связи страны конкурентоспособного отечественного оборудования, защиту внутреннего рынка и поддержку отечественного производителя. Концепция предполагала три этапа реализации, в ходе которых мы должны были пройти путь от повышения конкурентоспособности отечественной продукции на уже сформировавшихся рынках до разработки и освоения перспективных технологий с занятием устойчивых рыночных ниш нашими предприятиями. К 2010 году доля отечественных средств связи на сетях российских операторов должна была составить 60–65%. Ровно под этот рынок были сформированы федеральные целевые программы, выделялись государственные деньги на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы, на техническое перевооружение. А теперь давайте посмотрим на реальные результаты реализации этой концепции спустя почти 15 лет. Сегодня, по экспертным оценкам, на единой сети электросвязи России доля присутствия российского оборудования не превышает и 10%, что значительно ниже показателя того же 2001 года, когда она, согласно этому же документу, составляла 20–30%.
— Почему получилось так, что концепция, носившая на бумаге межведомственный характер, полностью провалилась?
— Потому что каждый пошел своей дорогой. Недостаточно регулируемые со стороны профильного ведомства операторы связи продолжили курс на импорт оборудования за валюту, а оставшаяся без рынка и оторванная от заказчика промышленность стала попросту работать «на полку». Возникла парадоксальная ситуация, когда государство одной рукой тратило деньги на НИОКР и поддержку российских производителей, а другой закупало за рубежом результаты этих НИОКР у их иностранных конкурентов. Не лучше было бы тогда не обманывать себя и определиться — либо мы на деле занимаемся импортозамещением и делаем это сообща, имея соответствующую долгосрочную программу развития с единым центром ответственности, либо признаемся в собственном бессилии и просто закупаем чужое… Сейчас самое время ответить на этот вопрос, поскольку мы стоим на пороге нового этапа Государственной программы развития электронной и радиоэлектронной промышленности на период до 2025 года, в которой телеком и вычислительная техника проходят особой строкой.
— Считаете, что прошлые ошибки уже не повторятся?
— Нам ни в коем случае нельзя их допустить, хотя предпосылки для этого, к сожалению, пока все еще сохраняются. Достаточно вспомнить официально заявленную в марте этого года позицию Минкомсвязи по отношению к представленному Минпромторгом плану импортозамещения. Связисты предложили исключить из него пункты, в основном касающиеся ключевых и критически важных сегментов единой сети электросвязи России. Это DWDM- и OTN-оборудование (технологии спектрального уплотнения и оптической транспортной сети.— “Ъ”), MPLS/IP-маршрутизаторы ядра и границы сети (обеспечивают многопротокольную коммутацию по меткам.— “Ъ”) и, что самое удивительное, все оборудование, поддерживающее SDN/NFV-технологии (программно-конфигурируемые сети/виртуализация сетевых функций.— “Ъ”). То есть все то, что не только составляет сегодня инфраструктурную основу безопасности страны, находится в наиболее высокомаржинальной и подверженной регулированию со стороны государства рыночной нише, но и, как в случае с SDN/NFV, определяет будущее телекоммуникаций. Еще абсурдней звучит это предложение в контексте имеющегося у подведомственной Минкомсвязи структуры — Россвязи — поручения по созданию интегрированной сети связи для нужд обороны страны, безопасности государства и обеспечения правопорядка. На чем строить эту сеть, если необходимое для ее создания доверенное сетевое оборудование связистами же исключено из плана импортозамещения? Как Минпромторгу и российским предприятиям конкурировать и создавать востребованную продукцию, если еще на старте их буквально ограждают от самого интересного и нужного государству рынка, фактически предлагая инвестировать в заранее неперспективные направления,— вопрос скорее риторический. Особенно в ситуации, когда технические требования заранее сформулированы за потребителя альтернативным зарубежным вендором. А ведь в приходящем к нам из-за рубежа оборудовании значительная часть интеллектуального труда наших соотечественников, работающих как за границей, так и внутри страны. Мы экспортируем за бесценок уникальный интеллект российских специалистов, а потом импортируем уже готовые дорогостоящие решения, тем самым обеспечивая и отток капитала из страны, и потерю высокотехнологичных рабочих мест. Поэтому нам скорее следует говорить не о неконкурентоспособности наших разработок, а о неконкурентоспособности созданной системы. Что касается уровня самих разработок, то за два года у нас сложился прекрасный диалог и результат с промышленностью.
— Что, на ваш взгляд, необходимо изменить в системе?
— Нужно, чтобы у программы импортозамещения появился один ответственный, чтобы российские разработчики и производители были допущены к рынку и его потребителю, а тот, в свою очередь, начал с ними конструктивную последовательную работу. Чтобы не было нонсенса, когда отдельные операторы вырабатывают собственные критерии импортозамещения, когда за софт отвечает одно ведомство, а за железо — другое. И это сегодня, когда весь сетевой функционал, ранее в большей степени «зашивавшийся» в аппаратную платформу, сосредотачивается в программном обеспечении и составляет львиную долю добавленной стоимости финального продукта. В этом случае у нас действительно появится шанс не спеть старые песни о главном и оставить от импортозамещения след только на бумаге и в СМИ, а достигнуть реальных результатов. Думаю, центром такой координации должен стать Минпромторг.
— Насколько «Воентелеком» зависим от продукции иностранных компаний, например Cisco и Juniper?
— С июня 2014 года мы находимся в контрольном списке Бюро промышленности и безопасности Минторга США, согласно которому в отношении нас действует особый экспортный контроль. Это означает, что мы практически лишены возможности покупать американское оборудование. Еще два-три года назад это бы имело значение, так как мы, решая задачи нашего основного заказчика, серьезным образом зависели от таких американских компаний, как Cisco, Juniper, Supermicro, HP, Dell и ряда других. Сейчас мы чувствуем себя все более комфортно и уверенно, продолжая работу с российскими разработчиками и производителями программного и аппаратного обеспечения. В нашей «дорожной карте» развития также запланирован поэтапный переход на использование российских процессоров, и работа в этом направлении ведется очень активно. А вот что нас действительно беспокоит, это большое количество так называемых псевдоотечественных производителей, которые под своей маркой поставляют на рынок зарубежные бренды. Действуя по соглашениям с производителем оригинального оборудования или просто переклеивая зарубежную наклейку на отечественную, они вредят импортозамещению гораздо больше, чем оригинальные зарубежные поставщики. Такие компании редко боятся санкций, умеют профессионально продавать и, ставя во главу угла быструю прибыль, гоняются за сиюминутным решением проблемы, вытесняя собой и без того немногочисленные, но по-честному отечественные коллективы разработчиков. Я предположу, что одними из основных бенефициаров от введения санкций в отношении России стали именно эти компании, а не отечественные высокотехнологичные предприятия или стартапы.
— Почему именно они?
— Лишившись возможности торговать напрямую, но не желая терять ранее завоеванные рынки, зарубежные производители во избежание рисков стали чаще привлекать такие компании в качестве посредников. Мы понимаем, что бороться с этим бессмысленно: в отсутствие политической воли и прозрачной нормативной базы деньги и бизнес все равно возьмут свое. Поэтому мы создали у себя систему отбора оборудования, позволяющую точно оценить, какая его часть на самом деле локализована в стране, а какая под красивым названием скрывает свое зарубежное происхождение. При тестировании оборудования мы запрашиваем у разработчиков комплект рабочей конструкторской документации и отдаем предпочтение тем, кто подтверждает, что он действительно ею владеет. Теперь ранее настроенные исключительно на быстрый бизнес компании будут вынуждены подстраиваться под новые требования, им придется локализовать продукты в стране, набрать разработчиков, чтобы далее развивать локализованную продуктовую линейку. Мы также совершенно не против трансфера технологий из-за рубежа. Но совершая его, мы обязаны удостовериться, что приходящая технология не умрет на начальной стадии, а получит дальнейшее развитие внутри страны. Подчеркну, что мы не стремимся формулировать разработчикам требования под существующие аналоги импортного оборудования и технологии сегодняшнего дня, а стараемся сразу закладываться на будущее, чтобы и мы, и они имели возможность идти в ногу со временем, развиваться быстрее своих зарубежных конкурентов и выходить на гражданские рынки. Мы не говорим, как это часто случается в исполнении российского заказчика: это не годится, потому что тут того-то не хватает, поэтому я возьму импорт, а задаем только те требования, которые нами действительно будут востребованы, и работаем над их реализацией совместно с промышленностью. Отчасти мы просто восстановили утраченную классическую советскую модель работы заказчика с исполнителем, которая у многих сегодня подменена обычной потребительской функцией. Каждый из нас, приходя в магазин, способен определить потребительские свойства смартфона перед его покупкой, но далеко не все смогут выдать правильное техническое задание на его разработку.
— Сколько времени вам потребуется на то, чтобы уйти от закупки импортных образцов?
— На узлах связи и на уровне каналообразования у нас уже таких не осталось. Менее чем за полтора года нам удалось то, что многим казалось невозможным: мы ушли от импорта в наиболее проблематичном с точки зрения наукоемкости и рисков информационной безопасности сегменте. Все программное и аппаратное обеспечение разработано внутри страны. Нам остается сделать финальный шаг — воспроизвести эту технику на российских чипах в трехлетней перспективе. К этому же времени мы планируем полностью завершить работу над основной номенклатурой периферийного и пользовательского оборудования с отечественными вычислителями на борту. Тогда можно будет говорить об импортозамещении и технологической независимости как о свершившемся факте, потому что нет никакого смысла локализовывать неинтеллектуальные и пассивные элементы: они практически не несут угроз безопасности, обладают низкой добавленной стоимостью и массово производятся несколькими странами. Так что риска недопоставок не будет. В крайнем случае из них можно сформировать запасы.
— Вы правда считаете, что в нынешних условиях такое действительно возможно?
— Я совершенно не разделяю скепсиса тех, кто считает, что такое импортозамещение невозможно. Что то, чем мы занимаемся,— это стандартное переклеивание этикетки. Во-первых, переклеить этикетку и вывести продукт на рынок можно очень быстро. Мы же, имея и находя заделы в промышленности, потратили почти полтора года только на один сегмент. А во-вторых, давайте посчитаем чисто экономически, сколько денег из размещенного нами заказа уходило за рубеж раньше и сколько уходит сейчас. Так вот еще два года назад внутри страны из общего объема размещенного заказа у российских разработчиков и производителей оставалось не более 12% средств. На сегодня мы увеличили эту цифру на 15%, и она составила 27%. В абсолютных величинах это означает, что в 2014 году мы удержали внутри страны в пользу российских разработчиков и производителей сумму в 1,4 млрд руб., которая бы раньше ушла за рубеж к иностранным поставщикам. Своей целью теперь мы ставим выйти к 2017 году на уровень 40–50%. Кто-то скажет, что в масштабах страны не бог весть какая цифра — и будет прав. Но если учесть, что совокупные затраты на ИКТ только 10 ведомств в России за те же два года превысили 100 млрд руб., то, имея даже 30% от них, наши разработчики могли бы конкурировать совершенно на других правах. Что уж говорить о ежегодном почти 300-миллиардном обороте внутреннего рынка телекоммуникационного оборудования?
— Насколько затратным будет импортозамещение?
— Этот вопрос часто приходится слышать наравне с утверждением о том, что наша экономика не выдержит импортозамещения. Но для начала нужно оценить, во сколько нам обошлась та беспечность, с которой мы одинаково подошли к открытию своих рынков как традиционных, так и стратегических отраслей промышленности. Давайте без эмоций и объективно посмотрим, чем обернулся радикально-либеральный подход в развитии экономики и свободной конкуренции налогоплательщику. Наш налогоплательщик отправил свои кровные за границу, оплатив импортное телекоммуникационное оборудование и его обслуживание на сетях государственных операторов связи, министерств и ведомств, госкорпораций и естественных монополий. Он спонсировал импорт технологического и производственного оборудования, ввозимого в страну по федеральным целевым программам, которое в итоге уже по понятным причинам осталось незагруженным, и еще немного денег оставил для российского разработчика, продукция которого тоже оказалась не востребована. А что за это получил наш налогоплательщик? Из плюсов — определенно более или менее конкурентоспособные современные услуги связи. Но в дополнение к этому он получил полную незащищенность своего личного пространства и зависимость собственного дома и государства от далекого соседа. Разве только с появлением Эдварда Сноудена мы осознали, что в отношении нас используются практически неограниченные возможности ведения электронной разведки и управления критически важной инфраструктурой извне? Конечно же нет. Поэтому я считаю ошибочным оценивать решение любой задачи, а тем более такой сложной, как импортозамещение, по единственному, пусть и очень важному, критерию — цене. Логистические или таксомоторные компании, расставаясь с деньгами на закупку автопарка, оценивают не только его стоимость, они в первую очередь решают задачу сроков окупаемости этих инвестиций. Так и здесь. Импортозамещение — это сложный и многогранный инвестиционный проект, к которому нужно относиться соответствующим образом. Необходимо для себя определить, какие критерии импортозамещения будут определяющими и приоритетными в плане стратегической значимости для страны. А критериев по большому счету два — достигаемый экономический эффект и уровень технологической безопасности и независимости.
Конечно, на входе мы будем иметь в первую очередь расходы, но в социально-экономическом плане — это высокотехнологичные рабочие места, налоговое пополнение бюджета, сохраненный внутри страны и привлеченный извне капитал, это технологическое лидерство и конкурентоспособность государства на внешней арене, а в плане безопасности — возможность гарантировать завтрашний день себе и будущим поколениям. Абсолютно убежден, что мы в состоянии, удерживая паритет между необходимостью конкурентного развития телекоммуникационной отрасли в стране и сохранением ее экономической и технологической безопасности, обеспечивать достойную долю рынка собственным производителям. К тому же нового в этом ничего нет, так ведут себя все уважающие себя страны, претендующие на суверенитет в мире. Те, что не имеют своих технологий, стараются использовать диверсифицированную модель поставок, дозируя присутствие на своих национальных сетях оборудования тех или иных производителей. Те же, что ими обладают, не обращая внимания на нормы ВТО, стремятся использовать только отечественное оборудование, в буквальном смысле жестким образом табуируя поставки из-за рубежа. За примерами далеко ходить не надо. Любые попытки китайских Huawei и ZTE выйти на рынок США разбились о так называемые соображения национальной безопасности. Да и КНР, в свою очередь, по тем же причинам отказалась от американских Intel, Cisco и Apple.
— «Воентелекому» бюджетные средства потребуются или нет?
— Всю работу по импортозамещению мы проводим инициативно и без каких-либо государственных ассигнований.
«Мы перекрыли больше половины просроченной кредиторской задолженности»
— Поддержка со стороны Минобороны есть?
— Мы чувствуем ее и со стороны министра обороны Сергея Шойгу, и его заместителя Юрия Борисова, который очень конструктивно относится к нашим инновационным решениям и содействует максимально быстрому их внедрению. Поэтому эти решения уже в ближайшей перспективе не только позволят Минобороны уменьшить нагрузку на бюджет госпрограммы вооружения до 2020 года и гособоронзаказа, но и поднимут уровень оснащенности вооруженных сил современными средствами связи.
— Какого рода проблемы возникают в ходе работы с заказчиками?
— Академик Александр Железняков как-то сказал: «Хороший конструктор может стать хорошим эксплуатантом, а вот хороший эксплуатант хорошим конструктором не станет никогда». На практике мы все чаще вынуждены сталкиваться с ситуацией, когда конструкторами де-факто становятся эксплуатирующие службы заказчика. И это становится все более серьезной проблемой, которая постепенно приводит к деградации сложных технических систем. Заказчик априори не может быть технологически грамотнее ученого или разработчика. И, кстати, в «Воентелекоме» мы тоже на себе это ощущаем, так как, решая крупные интеграционные задачи, мы в специализации начинаем отставать от профильных инженерных компаний. Острие технологии — это всегда удел академической, вузовской и прикладной науки, это разработчики и инженеры, которые трудятся в промышленности. Конек заказчика — грамотно поставить задачу, сформулировать к ней совместное с промышленностью техническое задание, а дальше сопровождать разработку вплоть до освоения ее в производстве и внедрения. Почему совместно с промышленностью? Потому что любое желание, как известно, ограничивается уровнем развития технологий и производственных мощностей, которыми обладают исполнители. Заказчик с помощью имеющихся у него в расположении военно-научных организаций должен сформулировать задачу, к примеру: хочу иметь такую-то услугу в таком-то месте с такой-то вероятностью и коэффициентом готовности и заплатить за это готов столько-то. Дальше совершенно не дело заказчика определять, как и на каких технологиях должна строиться система связи. Для этого есть генеральный конструктор, главные конструктора по направлениям, научно-исследовательские институты и центры, предприятия промышленности. Они и должны определить пути достижения поставленной задачи и защитить их перед заказчиком на действующих научно-технических советах и соответствующих этапах проведения НИОКР. Только в таком двустороннем диалоге можно претендовать на результат.
— А сейчас как получается?
— У нас сам заказчик, располагая бюджетом, а значит, и административным ресурсом пытается определять не только технологии, но и отдельные технические средства, хотя не обладает необходимыми знаниями. Вопросы реализуемости, работы технических средств в системе, выполнения ими общесистемных требований, предъявляемых со стороны АСУ ВС РФ,— всего того, что является неотъемлемой частью военного строительства в области связи и относится к компетенции генерального конструктора,— даже не поднимаются и не рассматриваются. Одновременно приходится наблюдать функциональное дублирование разработок и поставок оборудования, полную разунификацию применяемых технологий, значительная часть которых — это и вовсе прошлый век. В результате не только вырождается техническая основа системы управления вооруженными силами РФ, но и за неимением системных задач мы теряем талантливую молодежь, способную в перспективе занять позиции генеральных конструкторов. На коммерческом рынке зачастую картина обратная. Как я уже говорил, представители и разработчики вендора рассказывают операторам, что и как им следует делать, и формулируют за них технические требования.
— В августе 2013 года вы говорили, что ваша компания находится в предбанкротном состоянии. Как сейчас обстоят дела?
— Пока мы все еще находимся в сложном положении. К этому добавились суровые реалии общей экономической ситуации, следствием которой стало существенное снижение интереса банковской сферы к кредитованию проблемных организаций. Такие же трудности испытываем мы, несмотря на то что входим в перечень стратегических предприятий оборонно-промышленного комплекса и портфель заказов у нас растет. В результате мы прожили два года без какой-либо кредитной поддержки, что, с одной стороны, казалось бы, неплохо и свидетельствует о стабилизации. Но с другой — это не позволяет нам добиться нужной ритмичности в работе при исполнении государственных контрактов из-за острого дефицита оборотных средств. По принципу цепной реакции это приводит к задержкам платежей контрагентам, нарушению производственных циклов на предприятиях, росту нашей кредиторской задолженности перед ними, а у них, соответственно, перед своими поставщиками. Развиваться всей кооперации в таких условиях не то что затруднительно — практически невозможно.
В то же время мы перекрыли больше половины просроченной кредиторской задолженности. Большая часть из нее — 5,4 млрд руб.— пришлась на «Спецремонт» по заключенному в 2012 году контракту на ремонт техники связи и радиоэлектронной борьбы. На эту сумму мы заключили с ОАО «Спецремонт» соглашение о реструктуризации до 2020 года, однако мы, прилично отработав в 2013–2014 годах, сократили эту задолженность ориентировочно до 3 млрд руб. Окончательная сумма долга будет уточнена в конце 2015 года, когда заказчик завершит приемку наших отчетных документов. В данный момент мы согласовываем с нашей управляющей компанией «Гарнизон» и Минобороны дополнительный комплекс мер по финансовому оздоровлению «Воентелекома», который должен позволить нам выйти на более ритмичную модель работы и привлечь кредиты уже под государственные гарантии. В общем, эта работа ведется постоянно, и, если предложенные нами меры найдут поддержку, можно будет с уверенностью говорить, что все худшее осталось только позади. Пока основной нашей проблемой остаются долги в 5,5–6 млрд руб. и нехватка в связи с этим оборотных средств.
Что касается заказов, как я сказал, мы чувствуем себя уверенно. В этом году ожидаем заключения крупного контракта с совершенно новым для «Воентелекома» заказчиком, имя которого я бы пока не хотел озвучивать. Но могу сказать, что эта работа на очень серьезную и долгосрочную перспективу.
— С появлением Крымского федерального округа круг задач «Воентелекома» как-то изменился? В какие сроки удалось реализовать проект полного оснащения полуострова военной связью?
— Круг задач по большому счету остался прежним, традиционным для «Воентелекома». Просто расширилась их география. Сама же программа комплексного оснащения полуострова осуществляется в рамках заключенного в декабре 2014 года и еще действующего контракта. Все работы идут установленным порядком с некоторым отклонением по срокам в силу объективных организационных причин. Но глобальных срывов нет, и это означает, что к первому кварталу будущего года полуостров будет полностью оснащен в соответствии с утвержденными планами главного управления связи вооруженных сил РФ. В этом контракте мы уже не единично, а массово применяем отечественное телекоммуникационное оборудование нового поколения, пришедшее на смену как зарубежным, так и морально устаревшим российским образцам. В нем мы окончательно разделили программную и аппаратную платформы, сделав первый и очень внушительный шаг на пути реализации концепции SDN/NFV. Мы перешли к максимально унифицированным модульным и очень гибким решениям, на основе которых можем быстро разворачивать узлы связи любой сложности и конфигурации, обладающие несопоставимо лучшими тактико-техническими характеристиками, меньшей стоимостью и габаритами.
К этому оборудованию уже проявили интерес высокопоставленные представители Анголы, Саудовской Аравии, Чехии, Венесуэлы, Беларуси и других стран, посетившие форум «Армия-2015», где все наши достижения были представлены на суд широкой общественности. Считаю, если эта техника вызывает интерес на международном уровне, то мы имеем все основания полагать, что двигаемся в правильном направлении. Знаю также, что и в отношении отдельных разработок некоторых отечественных предприятий, работающих в кооперации с «Воентелекомом», тоже проявлен серьезный интерес со стороны зарубежных операторов связи. Да и, к слову сказать, вся технологическая связь в интересах работы экспозиции была организована нами на базе собственных разработок.
— За счет чего формировалась выручка «Воентелекома» в 2014 году? Какие показатели закладываете на этот год и на перспективу?
— Выручка в 2014 году составила около 8 млрд руб. при годовом обороте около 10 млрд. Основная часть ее пришлась на традиционные контракты, в которых мы являемся единственным исполнителем: по комплексному оснащению Минобороны России цифровым телекоммуникационным оборудованием, централизованному сервисному обслуживанию ИТ-инфраструктуры и эксплуатационно-техническому обслуживанию кабельных линий и сооружений связи. А вот структура затрат изменилась: мы значительно уменьшили стоимость объекта. В среднем стоимость проектно-изыскательских работ на нем упала на 50%, строительно-монтажных — на 10%, а оборудования — на 10–12%. И это в условиях колебаний курса валют и роста цен. Как следствие, заказчик получил возможность за те же деньги оснащать большее количество объектов. В этом году выручка составит около 14 млрд руб., а в 2016-м — 15 млрд руб.