Капитализация одного из крупнейших на постсоветском пространстве разработчиков программного обеспечения EPAM Systems за три года с момента IPO на Нью-Йоркской бирже выросла в пять раз, но доля России и других стран СНГ в общей выручке компании из-за роста курсов доллара и евро продолжает снижаться. В интервью "Ъ" сооснователь и президент EPAM АРКАДИЙ ДОБКИН рассказал, как на бизнесе компании сказывается конфликт на Украине, где у EPAM около 3 тыс. сотрудников, возможен ли переезд разработчиков из России в другие страны и почему EPAM сдержанно относится к масштабному проекту по импортозамещению ПО.
Фото: Павел Поташников
— С момента IPO EPAM на Нью-Йоркской бирже прошло более трех лет. Ранее вы говорили, что именно такой срок необходим, чтобы оценить итоги выхода на биржу.
— Спустя три года можно сказать, что это был положительный опыт. Компания продолжала серьезно расти все эти годы, несмотря на то что они оказались нелегкими. Особенно тяжелым был 2014 год, достаточно взглянуть на то, что происходило в мире. Однако EPAM последние 13 кварталов подряд перевыполняла свои прогнозы и доказала рынку, что компании можно доверять. Капитализация EPAM за это время выросла в пять раз, а значит и доверие инвесторов увеличилось. Выручка компании за это время повысилась почти в два раза, кроме того, произошла серьезная трансформация EPAM с точки зрения уровня задач, которые мы решаем, сложности и масштабов проектов.
— Да, капитализация за это время выросла более чем в пять раз. Но вы не считаете, что компания была недооценена при IPO?
— Когда мы собирались проводить IPO, по нашему мнению, справедливая оценка находилась между $16 и $18 за акцию. В результате торги начались с $12 и продолжились на $13-14 за акцию. Безусловно, это было ниже наших ожиданий. С другой стороны, нужно брать в расчет несколько объективных факторов. Один из них: в начале 2012 года рынок в принципе еще не отошел от рецессии 2008-2010 годов. Если вы посмотрите на количество компаний, которые проводили IPO в феврале 2012 года и, допустим, в феврале 2015 года, то разница будет в несколько раз. Второй фактор заключается в том, что мы были первой компанией из нашего сегмента, выходившей на IPO, у которой существенная база сотрудников находится в Восточной Европе. Наша штаб-квартира располагалась в США с первого дня работы компании, но, безусловно, русскоязычный "акцент" всегда присутствовал. Основная масса наших сотрудников всегда находилась в Белоруссии, на Украине и в России. С точки зрения IPO это было очень необычно, а рынок всегда плохо реагирует на что-то новое. Мы фактически оказались первооткрывателями, тем более на не очень стабильном рынке, и получили все соответствующие проблемы. Тем не менее, даже если бы при выходе на биржу EPAM оценили в $16-17, наша капитализация сейчас все равно увеличилась бы в четыре-пять раз. Да, можно сказать, что при IPO мы были не до конца оценены, но затем мы доказали рынку, что на нас можно положиться и мы можем демонстрировать стабильные результаты каждый квартал. Все, что происходит сегодня, доказывает, что мы уверенно входим в элиту компаний--разработчиков ПО.
— Несмотря на высокие финансовые показатели, сразу после IPO фонды семейства Russia Partners, которое ранее было крупнейшим акционером EPAM, начали активно распродавать свой пакет. Чем это объясняется?
— Russia Partners являются нашими инвесторами с 2006 года, то есть уже девять лет. Любой фонд имеет определенные обязательства по получению прибыли уже перед своими инвесторами. Russia Partners инвестировали в EPAM еще на ранней стадии, получили серьезную прибыль — и в какой-то момент они должны были эту прибыль распределить. Это нормальная практика, фонды прямых инвестиций редко держат акции какой-то компании так долго. Кроме того, снижение доли Russia Partners примерно с 50% до 10% послужило для нас серьезной поддержкой, так как желающих купить акции было очень много. Сейчас среди владельцев акций EPAM весь цвет международных фондов: JPMorgan, Waddell & Reed, Fidelity Investments и др. У меня также сложилось впечатление, что Russia Partners удовлетворили требования своих инвесторов и потому решили не распродавать оставшийся пакет из 10% акций.
— Инвесторы отреагировали на негативную политическую и экономическую ситуацию в Восточной Европе, где находится множество ваших R&D-центров?
— У них было серьезное беспокойство, и наши котировки, как и котировки Luxoft (российский разработчик софта, входит в группу IBS.— "Ъ"), сильно упали в момент, когда начались проблемы между Россией и Украиной. Но, так как мы продолжали показывать высокие результаты, как и прогнозировали, уверенность инвесторов постепенно вернулась.
— Доля России и других стран СНГ в общей выручке EPAM снижается не первый год. Чем это обусловлено и какова ваша стратегия развития в регионе?
— Ситуация с валютой на сегодняшний день не делает российский рынок привлекательным, и многие крупные компании здесь находятся не в лучшей форме, что влияет на развитие IT-бизнеса в регионе. Но мы по-прежнему ищем те проекты, в которые могли бы привнести свои знания и компетенции, и не собираемся прекращать работу в регионе. Кроме того, в России у нас работает около 2 тыс. сотрудников в центрах разработки.
— Насколько бизнес EPAM зависит от валютных колебаний? В начале года курс евро падал, теперь опять растет. Доля выручки от Европы у вас больше, чем от СНГ, значит и эффект от курсовой разницы должен быть значительнее.
— Мы сильно рассчитываем на органическое хеджирование рисков. У нас есть клиенты, которые платят нам в долларах, евро, фунтах, рублях. При этом наши расходы тоже широко распределены между странами, мы расплачиваемся в долларах, евро, венгерских форинтах, рублях.
— В одном из последних отчетов EPAM говорилось о возможном перемещении разработчиков из стран Восточной Европы в случае обострения ситуации — в частности, на Украине. Ранее часть ключевых сотрудников уже перевезла Luxoft. Не планируете осуществить данный план?
— Не думаю, что перевезти тысячи людей в принципе возможно, звучит это немного сюрреалистично. Мы, безусловно, управляем рисками и имеем соответствующие программы на случай экстравагантных ситуаций и различных форс-мажоров. Кроме того, у нас есть постоянная программа мобильности, по которой сотрудники при желании могут переехать на работу в подразделение EPAM в другой стране. Но массовых целенаправленных перемещений сотрудников из одной локации в другую мы не проводили.
— Обострение ситуации на Украине вынуждало EPAM реализовывать какие-либо пункты из программы на случай форс-мажора?
— Мы проводили "учения" — вроде тех, которые используются при проверке норм пожарной безопасности. Мы выделили некоторое количество людей, человек десять, и перевезли их в подразделение в другой стране, чтобы проверить, как это вообще будет работать. Также мы распределили некоторые проекты, которые были сконцентрированы в одном месте, между несколькими центрами разработки.
— У вас в Белоруссии располагается около трети штата EPAM — приблизительно 4 тыс. сотрудников. Это сложилось исторически или же вы таким образом хотите внести вклад в экономику страны, в которой выросли?
— EPAM начала работу в США и Белоруссии практически одновременно, и уже позже мы открыли центры разработки в Венгрии, России, на Украине и в других странах. Здесь находится большая доля специалистов, и с Белоруссией связана наша долгая история. При этом мы также серьезно развиваемся на Украине, где у нас около 3 тыс. сотрудников, причем развиваемся даже сегодня. Кроме того, у нас есть планы по строительству новых центров разработки в Латинской Америке.
— Из-за боевых действий на Украине работа местного R&D-центра приостанавливалась?
— Нет, никогда не останавливали. И даже продолжали набирать сотрудников, хотя планы, безусловно, корректировали. По итогам года на Украине у нас был 10-процентный прирост количества сотрудников.
— В России на данный момент широко обсуждается необходимость импортозамещения софта в госсекторе, более того, власти активно подталкивают к этому коллег по БРИКС и ЕАЭС. Как вы относитесь к данной идее и можно ли ее реализовать в течение пяти лет, которые наметили себе в планах органы власти?
— Позволю себе ответить на этот вопрос так же, как и ранее про IPO. Посмотрим через три года и тогда вернемся к теме. Когда я не могу до конца понять, как и что происходит, я предпочитаю просто подождать и посмотреть на развитие событий.
— А принять участие в процессе импортозамещения не планируете? На это определенно будут отведены значительные финансовые потоки.
— Мы не планируем делать ставку на получение серьезной части этого рынка и бюджетов, такого желания нет. Но, если мы увидим интересные задачи и возможности, мы, безусловно, предложим свои услуги. Точно так же мы действуем и на коммерческих рынках. Напрямую с госсектором в его традиционном понимании мы не работаем, но у нас есть проекты для ВТБ, Сбербанка, "Почты России" и других организаций с госучастием. EPAM в России — это российская компания. Мы не продаем программные продукты, а разрабатываем для клиентов ПО на заказ и отдаем им все права на него. И, как я уже говорил, у нас почти 2 тыс. сотрудников в центрах разработки в России.
— Какие изменения сейчас происходят на рынке офшорного программирования? Вам по-прежнему приходится конкурировать за счет цены с индийскими и азиатскими разработчиками?
— Думаю, что представление об офшорном рынке немного устарело, это понятие было модным 10-15 лет назад. Тогда глобальные компании, работающие по всему миру, пытались получить преимущество за счет того, что у них были локальные центры разработки в развивающихся странах. В современном мире распределенная между странами модель разработки ПО — обыденная ситуация. Например, у IBM и Accenture сотни тысяч сотрудников находятся в Индии, Китае и Восточной Европе, но никто не называет их офшорными компаниями. Значительного преимущества в расходах за счет центров разработки в Киеве, Минске или Бангалоре уже не существует. Сейчас мы конкурируем не за счет цены, а за счет наличия необходимых компетенций для реализации проекта, понимания индустрии и возможности реализовывать сложные задачи. EPAM в свое время начинала с большого количества сложной работы для высокопрофессиональных технологических компаний: нашими первыми клиентами были SAP и Oracle, которым мы, по сути, помогали разрабатывать их продукты. В дальнейшем за счет внутреннего развития и поглощения других компаний мы аккуратно добавляли необходимые компетенции в других отраслях.
— В 2014 году вы начали работу в Азиатско-Тихоокеанском регионе путем приобретения компании Jointech, работающей в Гонконге, Китае и Сингапуре. Ранее вы утверждали, что для развития в ближайшие годы вам хватает существующих рынков и Азия не стратегическое направление. Что заставило вас передумать?
— Тогда я говорил, что если мы и пойдем в Азию, то только когда наши клиенты нас туда поведут, захотят, чтобы мы помогли им с работой в этих регионах. Именно это и произошло. Для одного из крупных инвестиционных банков мы делаем глобальную систему управления частным капиталом (Wealth Management System). Ее внедрение начнут с Китая и других азиатских стран, так как в них достаточно высокое количество миллионеров.
— Множество IT-компаний сейчас планирует расширять бизнес в Азии, а частные инвесторы активно вкладываются в компании в этом регионе. Он действительно такой перспективный?
— Я считаю все рынки, на которых мы работаем, перспективными. У нас разнообразная клиентская база из крупных глобальных компаний в разных отраслях: финансовой, медиа, ритейле, индустрии развлечений, туристической, здравоохранении. Сейчас многие клиенты подталкивают нас к тому, чтобы начать работать в Австралии и Малайзии, это быстро развивающиеся рынки. Практически все большие компании, которые являются нашими клиентами, потенциально могут быть заинтересованы в сервисах в этих регионах.
— EPAM за последний год приобрела несколько компаний, занимающихся IT в медицине. Почему решили усилить данное направление?
— Мы стратегически нацеливались на сферу здравоохранения достаточно давно. Это та индустрия, которая потенциально может сильно измениться под влиянием технологий и новых бизнес-моделей. Например, сейчас все, что происходит в области здравоохранения в США — коммуникации между врачами, госпиталями, пациентами, страховыми компаниями,— все это работает благодаря софту. Это огромный рынок. Крупные частные фармацевтические и страховые компании заинтересованы в том, чтобы эдакий e-commerce для врачей и пациентов стал эффективным и популярным. Например, для страховых компаний нужно ПО, которое позволит найти страховые программы, выбрать лучшую, сконфигурировать ее под конкретные условия, оценить возможные риски появления заболеваний и решить, нужно ли давать пациенту скидку на основе предоставленной им информации.
— Помимо медицины какие индустрии будут меняться под воздействием IT?
— Новые технологии — облака, большие данные, мобильность — позволяют воплощать в жизнь новые бизнес-модели. Поэтому, например, традиционным финансовым институтам сейчас приходится конкурировать не только между собой, но и с Facebook, Google и другими компаниями новой технологической эры. Компании из сфер медиа/развлечений вынуждены конкурировать с ними же. Традиционные ритейлеры также борются за место на рынке с Amazon, Google, eBay. Суть в том, что они должны серьезно и быстро модернизировать себя, хотя навыками для этого не обладают. В этом им как раз помогают компании вроде EPAM. Среди наших клиентов, например, Google и Expedia, мы знаем, как работают компании из новой экономики, и перекладываем этот опыт на других заказчиков — например, Adidas и Coca-Cola.
— Помимо EPAM есть ли у вас личные проекты?
— У меня full-time позиция в EPAM: в компании работает только инженеров 12 тыс. человек, она ведет деятельность более чем в 20 странах, потому я серьезно занимаюсь только одним делом. Никаких побочных проектов не реализую и никаких сторонних инвестиций, где были бы необходимы не только мои деньги, но и участие, не совершаю.
— А там, где нужны только деньги?
— Для этого использую традиционные инвестиционные механизмы.
— Второй основатель EPAM, Леонид Лознер, больше не входит в число акционеров компании?
— Я думаю, это вопрос достаточно личный. Публичной информации о том, акционер он или нет, не представлено. От активной работы в EPAM Леонид отошел лет восемь назад. Он очень способный, талантливый человек, у него разные интересы, поэтому он находит чем заниматься.
— По каким причинам он перестал заниматься управлением EPAM? Вы разошлись во взглядах?
— Я встречаюсь с Леонидом практически каждый раз, когда приезжаю в Минск, и в, скажем так, общественной жизни EPAM он участвует. Но в какой-то момент Леонид посчитал, что уже достаточно долго занимался EPAM и пришла пора уделить время другим интересам.