В России безжалостно давят и жгут еду, в одночасье ставшую вражеской. Самое время вспомнить, что для поколений советских граждан нехватка продуктов питания была нормой жизни. Справиться с дефицитом продовольствия руководство СССР безуспешно пыталось в том числе при помощи Продовольственной программы, принятой 33 года назад.
Фото: Юрий Белинский/фотохроника ТАСС
Фото: Сергей Арканов/ Фотоархив журнала "Огонек", / Сергей Арканов/ Фотоархив журнала
Фото: РИА НОВОСТИ
Фото: Сергей Сухоруков/Фотоархив журнала "Огонек" / Сергей Сухоруков/Фотоархив журнала
Фото: Фотоархив журнала "Огонек" / Фотоархив журнала
Фото: Г. Санько/Фотоархив журнала "Огонек" / Г. Санько/Фотоархив журнала
Фото: Ю. Лушин/Фотоархив журнала "Огонек" / Ю. Лушин/Фотоархив журнала
Фото: Фотоархив журнала "Огонек" / Фотоархив журнала
Изобилие по-советски
В советские времена была популярна песенка: "А что я ем — а ем я осетрину, Простую русскую еду, Ее ловлю в своем пруду". Слова издевательские, поскольку в 70-е и 80-е в большинстве городов страны не было не только осетрины, но и основных продуктов питания. Пользовалась популярностью загадка-анекдот: "Длинное, зеленое, пахнет колбасой". Ответ: электричка Москва--Ярославль. Из ближайших провинциальных городов люди ездили в Москву за продуктами, поскольку столица снабжалась в приоритетном порядке.
В моем раннем детстве в конце 1960-х годов в благодатном Волгограде не было проблем даже с осетриной и черной икрой. На первом этаже нашей пятиэтажной хрущевки располагалось три магазина — овощной, хлебный и гастроном. Прямо в своем доме я наблюдал поэтапное исчезновение продуктов из продажи.
Примерно до 1970-го, я это хорошо помню, машины привозили к черному входу гастронома разнообразную вареную колбасу — "Докторскую", "Любительскую", а также "Охотничьи колбаски", "Одесскую", "Краковскую", "Кровяную" (эти уже считались деликатесом). Финские сервелат и салями были уже суперделикатесом, но иногда попадались на прилавках либо их привозили из командировок в Москву. Малоимущие покупали ливерную колбасу. Стабильно удерживали позиции на прилавке соленое сало и шпиг "Венгерский". В мясной отдел привозили туши — говяжьи, свиные, бараньи, которые у всех на глазах разделывал топором мясник в окровавленном халате и тут же развешивал мясо покупателям либо раскладывал в витрине.
В молочном отделе выкладывали огромные брикеты с маслом "Сливочным" и маслом "Шоколадным", горки творога. Сливочное масло продавалось и в пачках, в том числе "Вологодское". Тут же молоко, кефир, ряженка, "снежок" в пакетах-пирамидках либо в стеклянных бутылках. Из сыров — марки, живые и по сей день: "Российский", "Ярославский", "Костромской", "Голландский", "Швейцарский", "Пошехонский" "Степной", литовские "Рокишкис" и "Сваля". А также брынза, сулугуни, плавленый сыр в вариантах "Колбасный", "Дружба", "Янтарь", "Волна", "Лето" и т. д.
Рыбный отдел стабильно предлагал осетрину (в Поволжье осетра тогда добывали в промышленных масштабах, не говоря о браконьерстве). Но ее брали редко — дорого. Однако по праздникам ее можно было себе позволить, как и баночку черной или красной икры. Также под праздник покупали балык кеты или горбуши. Из простой дешевой рыбы — треска, лещ, щука, сельдь, минтай, навага, мойва. Не часто, но иногда появлялась в продаже исландская сельдь и сельдь иваси (обычно в банках, пряного посола или в винном уксусе). Свободно лежали шпроты.
Мороженого было три вида — сливочное в бумажном стаканчике, пломбир в вафельном стаканчике и фруктовый "щербет", но этого хватало. И огромное количество всевозможных консервов, мясных и овощных.
В хлебном магазине ассортимент был стандартный: хлеб белый, черный, серый в виде батонов и буханок, несколько видов булок и плюшек, баранок, рогаликов. В кондитерском отделе — пяток сортов печенья ("Юбилейное", "Овсяное" и т. п.) и вафель, огромное количество карамели (в том числе знаменитые "Раковая шейка" и "Коровка"), петушки на палочках и шоколадные конфеты марок вроде "Маски", популярной и сегодня. Из бакалеи хорошо запомнились несколько сортов чая, самым дрянным считался "Краснодарский", а лучшими — "Индийский" (пачка со слоном) и "Цейлонский".
Неприятнейшей торговой точкой был овощной магазин. Овощи с налипшей землей валялись в распоротых мешках прямо на полу, и набиравшие их покупатели разносили грязь по всему магазину. Зато можно было купить довольно вкусные овощные консервы (особенно популярны были венгерские под маркой Globus). Без особого внимания покупателей стояли трехлитровые банки с солеными помидорами отечественного производства. Богато было в отделе соков — ассортимент в трехлитровых банках и на разлив из конусов, всегда в наличии яблочный, томатный, виноградный, персиковый, березовый, иногда привозили даже ананасовый. А во дворе овощного реализовывали продукты экстраординарного завоза — раков, бутылочное пиво (разливное пиво, как и квас, летом продавали из бочек-цистерн), свежие арбузы, молодую картошку. Кстати, из бочек иногда продавали и молоко, его привозили по утрам с молокозавода, и народ, радостно позвякивая бидонами, с удовольствием толпился в очереди — оно считалось более качественным, чем пастеризованное в бутылках.
Очереди были всегда. Особенно в часы пик — после пяти вечера, с конца рабочего дня. Но связаны они были не столько с дефицитом, сколько с недостатками организации. Торговля шла из-за прилавка, где продавщица развешивала и заворачивала продукты, затем выписывала на клочке бумаги сумму. С этой бумажкой покупатель шел в кассу, где выстаивал еще одну очередь, поменьше. Оплатив покупки, он возвращался в отдел и вставал в третью очередь — на получение. Поход в магазин отнимал в среднем от получаса до часа.
Блеск нищеты
Все это разнообразие стало постепенно исчезать в Волгограде в начале 1970-х. Первым делом пропали деликатесы. Потом в этот разряд стали переходить продукты, которые прежде считались вполне ординарными, например гречка, шпроты, сгущенка.
Где-то в 1973 году опустел мясной отдел гастронома. Сначала испустила дух баранина, за ней — говядина, затем под видом свинины стали продавать куски сала, а потом гастроном перестал лицемерить, и от содержимого отдела остались только мясник и инвентарь — познавательные схемы разделки говядины-баранины-свинины, здоровенный пень для рубки мяса и воткнутый в него топор.
В дальнейшем мясо покупалось исключительно на колхозном рынке (дорого) либо в виде полуфабрикатов в кулинарии (тоже дороговато и к тому же хромало качество — все эти азу, лангеты и антрекоты было невозможно разжевать), если удавалось их поймать. Бывало, что на прилавке на несколько дней сиротливо залеживалась вареная колбаса одного вида, засохшая и посиневшая. Качество колбасы стремительно падало, то и дело приходилось вынимать из нее обрывки промокашки. Копченая колбаса в 70-е уже приезжала только из Москвы.
Честь сыров на прилавке теперь обычно защищал один, редко два сорта — "Российский" плюс "Степной" к примеру. Про сулугуни забыли. Начались перебои с ряженкой и кефиром. Пропала осетрина и красная рыба, появление трески было праздником, позиции удерживали только минтай с навагой.
В хлебном гарантированно предлагались одни "кирпичи", батоны сразу разбирали. Пропала гречка и шоколадные конфеты, когда их "выбрасывали" в продажу, моментально набегала очередь. В овощном выбрать съедобные овощи становилось большой проблемой, их привозили уже гнилыми. В редкие завозы напрямую из колхозов овощи продавали во дворе, за ними выстраивались тысячные хвосты — людей пересчитывали, писали на ладонях номерки. Мне приходилось несколько раз стоять в очереди, представляя семью, под номером "тысяча с хвостиком".
Примерно с 1975 года наш гастроном окончательно приобрел пустынный вид. Картину разнообразили только барханы консервов под названием "Завтрак туриста" (рисовая каша с неким присутствием мяса и сала).
Конечно, никто с голоду не умирал. Можно было быстро утолить голод бутылкой молока и куском хлеба. Однако охота за продовольствием занимала массу времени. Некоторые продукты можно было приобрести по блату, но втридорога.
Парадоксальным образом в Волгограде осталось в относительно свободной продаже несколько продуктов, которые были дефицитом во многих других городах. Например, сливочное масло. Само собой, можно было купить у браконьеров черную икру (из магазинов икра в банках пропала вместе с остальными деликатесами). Зловещего вида мужики ходили по подъездам, звонили в двери и предлагали свежую икру. Трехлитровая банка зернистой стоила 17 руб.— очень дорого, но ее хватало надолго. Когда я отправлялся навещать дедушку и бабушку в Кисловодск, вез с собой в качестве гостинца черный хлеб (его там никогда не продавали), трехлитровую банку сливочного масла и черную икру.
Все понимали, что продукты в стране есть. Но не понимали, почему их нет в Волгограде. Как позже выяснилось, аналогичная картина, пусть и со своими особенностями и перекосами, наблюдалась в подавляющем большинстве провинциальных городов РСФСР. В других советских республиках было по-разному, но напряженка с мясом и колбасой существовала повсеместно. Лучше всего дела со снабжением обстояли в Прибалтике.
Спустя много лет перестроечные экономисты объясняли, что дефицит был вызван пороками планово-распределительной системы.
Не в коня корм
К московской Олимпиаде и началу войны в Афганистане страна подошла в состоянии экономического упадка. Дефицит продовольствия становился угрозой национальной безопасности. В книге "Перспективы советского сельского хозяйства в 1980-е годы" американский экономист Дэвид Гейл Джонсон указывает, что системные проблемы в советском агросекторе начались примерно в середине 1960-х. Но даже в начале 70-х СССР еще обеспечивал себя продовольствием. Однако в 1982 году объем импорта сельхозпродукции превысил экспорт на $18 млрд. В 1971 году СССР экспортировал 7 млн т пшеницы, спустя десять лет страна закупила 45 млн т зерна. В конце 1960-х страна продавала за рубеж небольшие объемы мяса, а в 1981 году стала крупнейшим его импортером с объемом 1 млн т.
Значительную долю в импорте сельхозпродукции занимали корма. В период десятой пятилетки (1976-1980) их дефицит вынудил импортировать более 100 млн т зерна. А уже в первые два года одиннадцатой пятилетки было завезено более 90 млн т. С 1960 по 1980 год импорт кормового зерна вырос на 62%. Что касается продукции советского животноводства, то здесь рост за тот же период составил всего 68%, да и то в основном за счет мяса птицы и яиц.
Известный советский и российский социолог и экономист Татьяна Заславская в книге "Социальная траектория реформируемой России" сообщает, что за десятую пятилетку валовая продукция сельского хозяйства увеличилась всего на 9%, причем каждый процент роста фондовооруженности труда обеспечил повышение производительности труда лишь на 0,27% (против 0,6% в восьмую пятилетку).
В этой тревожной обстановке в мае 1982 года собрался пленум ЦК КПСС. Он признал наличие серьезных проблем с продовольственной безопасностью страны, хотя они облекались в оптимистичные формулировки: мол, нехватка продовольствия связана с ростом доходов населения и увеличением потребления. Были обозначены меры, нужные для преодоления негативных тенденций. Так, в очередной раз был поднят вопрос о развитии агропромышленных комплексов, а также территорий Нечерноземья, Поволжья и Урала. В планы одиннадцатой и двенадцатой пятилеток были заложены инвестиции на поддержку села, в частности сельских объектов соцкультбыта. Эти и другие решения стали основой для Продовольственной программы СССР, принятой на пленуме.
Программа ставила задачу увеличить потребление мяса на душу населения с 58 кг в 1980 году до 70 кг в 1990-м, молока и молочных продуктов — с 314 до 330 кг, яиц — с 239 до 265 штук, овощей и бахчевых культур — с 97 до 127 кг, фруктов и ягод — с 38 до 68 кг. Отметим, что к 2011 году среднестатистический россиянин потреблял 230 кг молока и молочных продуктов и 63 кг мяса в год (в США — 110 кг мяса на душу населения).
Хотя руководство партии и лично генсек Леонид Брежнев были искренне озабочены состоянием экономики, они продолжали мыслить в рамках прежней планово-хозяйственной парадигмы. Дэвид Гейл Джонсон отмечает отсутствие новых идей и указывает на неизменность фразеологии советского руководства на протяжении двух десятилетий, что говорило о желании изменить ситуацию, ничего не меняя.
Еще в 1955 году при генсеке Никите Хрущеве руководство страны распорядилось давать больше свободы главам совхозов и колхозов — это касалось, к примеру, размеров посевных площадей, выбора приоритетных культур. Однако все делалось по-прежнему, и в 1964 году появился на свет очередной партийный документ, требовавший неукоснительного исполнения директивы 1955 года и грозящий карами функционерам, посягавшим на самостоятельность хозяйств. В марте 1965 года, уже при Леониде Брежневе, вышло постановление ЦК КПСС с такими формулировками: "Необходимо решительно покончить с практикой командного администрирования... искоренять случаи показухи..." В том же году Брежнев заявил: "Мы должны положить конец практике командного администрирования и мелочной опеки, узурпирования полномочий руководителей колхозов и совхозов..."
А вот что генсек Брежнев говорил на майском пленуме 1982 года, презентуя Продовольственную программу СССР: "Мы должны решительно избавиться от мелочного контроля в отношении колхозов и совхозов, которые по праву можно назвать основой сельскохозяйственного производства. Никому не позволено требовать от них выполнения заданий, не предусмотренных государственным планом".
Дэвид Гейл Джонсон на основании этих цитат делает вывод, что центральное руководство страны в какой-то момент утратило контроль над бюрократией среднего и низового уровня (обкомов и райкомов), которые образовали группу, слой, сплоченный общими экономическими интересами, и последовательно саботировали решения ЦК партии.
Об этом пишет и Татьяна Заславская: "Нелегальные и полулегальные теневые отношения постепенно охватывали все большую часть хозяйства: плановая экономика на практике превращалась в экономику "бюрократического торга" между центральными органами управления, региональными властями и предприятиями. Чтобы выжить во все ухудшающихся условиях, предприятиям приходилось напрямую обмениваться имевшимися в их распоряжении ресурсами: тракторы меняли на мясо, уголь — на рабочую силу, цемент — на автомашины и т. д. А так как эти сделки формально не фиксировались, то статистика, базировавшаяся на официальном учете, постепенно теряла связь с реальностью. В результате рычаги управления экономикой выскальзывали из рук правящей номенклатуры".
Опасные эксперименты
И нельзя сказать, что наши люди совсем уж плохо работали. Во всяком случае в личных подсобных хозяйствах они трудились не покладая рук, добросовестно обихаживали скотину, корячились на огородах. Да и на колхозных полях многие работали ударно. Но были и другие проблемы. Например, высокие потери. Дэвид Гейл Джонсон писал, что в сельском хозяйстве доля потерь доходила до 20%. Они имели место при транспортировке, хранении, переработке, распределении и реализации продукции. Допустим, водитель не законопатил борта грузовика, и зерно высыпалось по дороге на элеватор. На элеваторе тоже что-то пошло не так, и 5% муки улетело в воздух. Потом продукция попадала на склады и базы, где в ожидании распределения попросту портилась либо разворовывалась.
Уровень неорганизованности рождал мысли о продуманной диверсии. Марина Мельчукова, гендиректор центра психологии и бизнес-консультирования "МедиаСтар" из Геленджика, вспоминает, как "поднимала" в молодости Нечерноземье: "Весной 1982 года я поехала поднимать Нечерноземье вместе с 30 ребятами — комсомольцами Кубани. Когда приехали, то от предыдущего стройотряда остался только комиссар и его помощник, остальные покинули стройку, не выдержав лишений. К нашему приезду была осушена огромная площадь болот, выстроены коробки домов для будущих жителей современного семеноводческого совхоза, создана инфраструктура для отдыха жителей. Построены хранилища для семян. В стройотряде мы занимались не только строительством, нашей задачей было также зажечь региональную молодежь. Ведь с 1974 года началось стремительное бегство молодежи из деревень. Не получилось. После смерти Брежнева финансирование проекта прекратилось. А, когда болота вокруг поселка стали непроходимыми и в магазине закончились продукты, стройотрядовцы стали голодать. Женщины собирали грибы и ягоды в ближайшем лесу, а мужчины ловили голубей в хранилище семян. Так постепенно свернулся последний брежневский проект "второй целины" — Нечерноземья".
Но главная проблема заключалась в субсидировании сельхозпроизводства государством. Для партийного руководства СССР было принципиально важно держать низкие цены на продовольствие. Закупки сельхозпродукции тоже шли по заниженным ценам, но государство компенсировало хозяйствам затраты на корма, ГСМ, технику и ее ремонт. В результате цены на продукты для потребителей были в два-три раза ниже затрат на доставку этих продуктов в магазины. Сложная схема порождала перекосы и потери на всех этапах производства.
В начале 80-х загадочные процессы, происходившие в советском сельском хозяйстве, привлекли внимание социологов. В 1979-1980 годах Институт экономики и организации промышленного производства (ИЭиОПП, Новосибирск) решил изучить поведенческие модели работников сельскохозяйственного сектора. Новосибирский обком КПСС относился к таким исследованиям отдела настороженно. Зато к проекту проявил интерес секретарь Алтайского крайкома КПСС Виктор Мищенко, который принял экспедицию института. В 15 районах Алтайского края были проанкетированы и проинтервьюированы руководители партийных и государственных органов, главы 200 хозяйств. Более половины опрошенных поддержали идею реформирования планово-распределительного механизма.
Татьяна Заславская писала: "Мы полагали, безразличие сельских работников к результатам собственного труда... вызывалось в первую очередь пороками системы планово-распределительных отношений. Однако механизм управления экономикой был единым для всех регионов страны, в то время как эффективность АПК различалась в них в несколько раз. Например, в Прибалтике производительность сельскохозяйственного труда была в 2,5-3 раза выше среднесоюзного уровня".
Так в 1981 году возникла идея экспедиции в Прибалтику с целью разгадать секрет эффективности их сельскохозяйственной экономики. Уровень экономического и социального процветания поразил новосибирских ученых, вспоминала Татьяна Заславская: "Все, к кому мы обращались, отвечали примерно одно: "У вас советская власть уже 60 лет, а у нас только 35", "Здесь еще живы те, кто помнят капитализм", "Наши люди не успели испортиться: они не могут работать плохо", "Мы любим и уважаем труд", "У нас меньше пьют и воруют". Ни особо благоприятных природных условий, ни льготных заготовительных и сдаточных цен на продукцию, ни недоступных сибирякам особенностей экономического механизма обнаружить не удалось".
Осенью 1981 года один из ведущих сотрудников отдела социальных проблем ИЭиОПП доктор экономических наук Василий Смирнов взялся поставить социально-экономический эксперимент — внедрить в практику элементы нового хозяйственного механизма. Он прибыл в колхоз "Путь к коммунизму" Косихинского района Алтайского края и перевел все службы и производство на подряд и хозрасчет. В результате за три года хозяйство превратилось из слабого в экономически крепкое: выработка продукции на одного работника увеличилась на 34%, валовая продукция — на 58%, валовой доход — в четыре раза. Если 1981 год колхоз закончил с 270 тыс. руб. убытка, то в 1984-м получил почти 1,5 млн руб. прибыли.
В апреле 1983 года ученые ИЭиОПП пригласили множество ученых для участия в семинаре в Академгородке. Был подготовлен концептуальный доклад "О совершенствовании социалистических производственных отношений и задачах экономической социологии". Он вызвал резкие возражения цензуры. В итоге доклад был опубликован с грифом "Для служебного пользования" под личную ответственность академика Абела Аганбегяна.
На научный семинар по проекту съехалось более сотни ученых из 17 городов страны. Как отмечала Татьяна Заславская, для большинство приглашенных участие в дискуссии стало глотком свободы. "Однако случилась и неприятность: в суете куда-то исчезли два экземпляра ключевого доклада, что сразу же подняло на ноги КГБ. Поиск пропажи начался с обыска всех отделов и служб института. Перетряхивалось содержимое каждого стола или стеллажа. То же происходило в местах работы иногородних участников семинара. Были изъяты не только все экземпляры доклада, но и подготовительные материалы к нему, так что мне удалось увидеть его текст только через семь лет, да и то на Би-Би-Си",— вспоминала Заславская.
Летом того же года доклад попал на Запад и был опубликован в США и ФРГ. Это вызвало крупный скандал. В 1983 году Абел Аганбегян и Татьяна Заславская получили административные и партийные выговоры за безответственное хранение документов.
А еще через восемь лет правительство РФ решило проблему дефицита продовольствия радикальным способом — просто отпустило цены. Правда, накормить страну удалось продовольствием не нашим, а западным. Которое сегодня, через 25 лет, стало санкционным и подлежит уничтожению.