Фестиваль опера
Фото: Bregenzer Festspiele/ Karl Forster
Главным событием очередного фестиваля в Брегенце стала "Турандот" Пуччини. Среди 6,9 тыс. зрителей, смотрящих оперу на озерной сцене, специально для "Ъ" почувствовал себя своим АЛЕКСЕЙ МОКРОУСОВ.
Не каждую рецензию на оперу можно начать словами: 205 воинов, 59 колонок в стене, сцена 72 метра в длину, 27 — в высоту. Но фестиваль в Брегенце приучил — без статистики отзыв критика теперь неполный.
То, что могло показаться большим музыкальным цирком, на деле оборачивается серьезной работой. Конечно, как и ко всем музыкальным представлениям на открытом воздухе, к звуку всегда останутся вопросы, но сложная и дорогая система аудиопередачи творит чудеса: где ни сидишь в огромном амфитеатре, всюду голос певца доносится до тебя ровно из того места, где певец находится.
Нынешний год стал первым для нового интенданта фестиваля Элизабет Соботки, отвечавшей прежде за оперные программы берлинского театра на Унтер-ден-Линден, а затем возглавлявшей Оперу Граца. Приняв в Брегенце дела у своего успешного предшественника — харизматичного Дэвида Паунтни, она начала с корректировки прежнего курса. Одни проекты исчезли, зато появились новые — например, оперная студия. А главное — в прежнем режиме работает то, ради чего фестиваль после войны создавался,— опера на озере. На сцене, построенной в Боденском озере, по-прежнему раз в два года ставится новый спектакль. Соботка начала с "Турандот".
Режиссер Марко Артуро Марелли сам придумывал декорации к последней опере Пуччини. Ему помогла археология. Бетонные воины, спускающиеся к воде с небес, копии знаменитой древнекитайской "терракотовой армии". 41 год назад эти гипсовые скульптуры обнаружили при раскопках могилы императора Цинь Шихуанди в древнекитайской столице Сиань, с тех пор их не только объявили всемирным наследием ЮНЕСКО, но и превратили в источник дохода. Копии некоторых из 8099 скульптур солдат и лошадей путешествуют по миру, словно бродячий цирк,— сейчас одна такая выставка как раз проходит в окрестностях Брегенца.
Вместе с воинами кажется упавшим с неба и кусок Великой Китайской стены — именно ее разрозненные звенья соединил в свое время Цинь Шихуанди. На ее фоне и разворачивается действо, где есть и казни, и лодки, и мощные фонтаны в финале. В отличие от традиций, Турандот (ее поет солистка Мариинского театра Млада Худолей) здесь первая целует Калафа, хотя до этого она не отличалась сентиментальностью. Даже лично обезглавила какого-то несчастного принца на верхней башне стены, а затем сбросила тело прямо в Боденское озеро. Без бинокля, правда, некоторых деталей в Брегенце не увидишь, эта особенность требует специальной режиссерской тактики.
Обычно здесь ценят природные декорации, но в этот раз ограничились сбросом тела в воду — если не считать, конечно, обязательного прибытия корабля или лодки. Но вообще фантазия постановщика могла быть менее робкой. Да, набор китайских стереотипов присутствует: светящиеся бумажные драконы и фонарики, акробаты и жонглеры с огнем. Но Марелли не придумал особой фишки, которую можно было бы сделать фирменным знаком спектакля. Крышка огромной табакерки, внутри которой семья императора, с красивыми видеопроекциями Арона Китцига напоминает о шедшей здесь несколько лет назад "Аиде" с ее знаменитым глазом, но этого мало. Может, в жизни Марелли слишком много "Турандот"? Он ставил ее в Стокгольме, затем в Граце — во времена интендантства Соботки. А в апреле 2016 года пройдет премьера в Венской опере. Видимо, опыт стационарного театра не позволил изменить отношение к пространству, сцену в озере он воспринял как обычную, что замедлило полет воображения. И все равно аншлаги: дирижера Паоло Кариньяни и Венский симфонический оркестр — они играют в театре, откуда изображение и звук передаются на берег,— ждут овации, как и певцов (Тимура в очередь поют учившийся в Новосибирской консерватории Дмитрий Иващенко и бывший минчанин Михаил Рысов).
А Риккардо Масси мог бы исполнить на бис самую знаменитую арию Пуччини "Nessun dorma". После того как Лучано Паваротти пел ее на заставках телетрансляций чемпионата мира по футболу, ее знают даже болельщики. Это было 25 лет назад — но разве искусство не вечно?