Сегодня на 84-м году жизни скончался народный артист ССР, актер и режиссер московского Театра на Малой Бронной Лев Дуров.
Фото: Фотоархив журнала «Огонек»
Когда-то во время гастролей в Великобритании спектакля Театра на Малой Бронной «Женитьба» одна из английских газет назвала Льва Дурова «трагическим клоуном». Он и вправду был одним из самых ярких мастеров трагикомического жанра в русском театре и кино второй половины прошлого века.
Почти полвека Дуров прослужил в Театре на Малой Бронной, но по отношению к нему нужно говорить не о «театре его судьбы», а о режиссере, эту судьбу определившем. Судьбоносным для Дурова стал тот день, когда он, выпускник Школы-студии МХАТ, был приглашен на работу в Центральный детский театр и встретил в нем молодого режиссера Анатолия Эфроса. Их творческому союзу было суждено продолжаться три десятилетия — сначала почти десять сезонов в Центральном детском, затем несколько лет в Театре имени Ленинского комсомола и потом самые плодотворные годы в Театре на Малой Бронной, куда гонимому Эфросу было разрешено привести всего десяток актеров, в том числе Дурова. В середине 1980-х годов Эфрос ушел на Таганку, потом умер, а Дуров остался на Бронной. «Театр Эфроса», его актерская команда со временем распались, а Дуров сохранил верность этому театру с очень нелегкой судьбой, со временем став неформальным лидером (особенно когда лидеры формальные были несильны) и самым знаменитым актером труппы.
Именно в годы Эфроса на Бронной открылось огромное дарование Дурова и публике (не грех сказать и возвышенно — истории русского театра) были подарены его самые знаменитые театральные роли — Чебутыкина в «Трех сестрах», Жевакина в «Женитьбе», Сганареля в «Дон Жуане», Яго в «Отелло», штабс-капитана Снегирев в «Брате Алеше» по «Братьям Карамазовым». Дурову было предназначено исследовать мир, как принято это говорить, маленького человека, и дело, конечно, не в его невысоком росте («Мое амплуа — это протест маленького человека против понятия “маленький человек”»,— говорил Дуров о себе). Его герои всегда были укоренены в земной человеческой природе, а сам актер удивительно умел заглядывать внутрь людей, в то же время оглядывая со всех сторон как уникальное, до конца непостижимое явление — именно поэтому было неважно, главная это роль или неглавная: полнота и убедительность характера всегда были абсолютными. Можно сказать, что в своих героях актер видел какие-то природные экземпляры, за которыми интересно наблюдать как за представителями фауны, и как тут не вспомнить, что происходил Лев Дуров из легендарного рода русских цирковых артистов — виртуозных дрессировщиков и клоунов.
Поскольку качество это универсальное, оно было востребовано и в кино, и на телевидении. Что с того, что роль тайного агента Клауса в «Семнадцати мгновениях весны» длится всего несколько минут — этот вдохновенный подлец, жизнелюбивый садист, брезгливо застреленный Штирлицем, запоминается не меньше, чем главные герои сериала. Как, впрочем, и совершенно иные по стилю и настроению запомнившиеся персонажи — Де Тревиль из костюмных «Трех мушкетеров» или шофер из «Всей королевской рати».
У Дурова помимо прочего были важнейшие актерские качества — неудержимый темперамент и жизнелюбие. Их хватало не только на его героев, но и на обычную жизнь: он был неутомимым собирателем анекдотов и баек, да и персонажем закулисных театральных историй тоже не раз становился. Наверное, именно эта энергия привела его и в режиссуру: он много сам ставил в Театре на Малой Бронной, и хотя спектакли его трудно было судить с точки зрения высокого режиссерского искусства, точных наблюдений о жизни и об актерском искусстве в них было заложено немало. Жадность к эмоциям во всех их проявлениях, умение ужаснуться, закричать и сразу засмеяться, обрадоваться чему-то точному, а потом замереть перед неизбежным — искусство Дурова, кажется, было одним из самых увлекательных проявлений жизни, в поисках которой зрители смотрят на сцену или на экран.
