Фестиваль кино
На Венецианском кинофестивале прошли первые конкурсные показы. Среди типичных фестивальных лент явно выделилась "Франкофония" Александра Сокурова. Из Венеции — АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
Первый конкурсный фильм назывался "Безродные чудовища". Американский режиссер Кэри Фукунага обратился к теме самого страшного насилия над детьми, которое делает насильников и убийц из них самих. Для мальчика-нигерийца Агу бедное, но счастливое детство кончается вместе с очередным военным переворотом и новым витком гражданской войны. Мобилизованный в людоедскую "партизанскую армию", он проходит через все круги земного ада, чтобы в финале чудом попасть в идиллический рай — реабилитационный учебный центр под эгидой ООН. Эта история, основанная на реальной судьбе и описанная в популярной книжке, предстает в эффектном кинематографическом изложении, с саспенсом и шоковыми сценами (в одной мальчика заставляют расколоть "врагу" голову, представив вместо головы арбуз). Важное кино на важную тему имеет единственный недостаток: оно выполнено по канону, и я могу это доказать, потому что год назад видел практически такой же фильм, политкорректный и прогрессивный, только с героиней — негритянской девочкой.
Режиссер австралийской картины "В поисках Грейс" Сью Брукс первые 20 минут очаровывает новеллой про двух девчонок, флиртующих с парнем в автобусе. Но очарование уходит, когда фокус внимания переключается на родителей одной из девчонок (она и есть Грейс) и детектива-пенсионера, который помогает им в поисках сбежавшей из дому дочери. Все потуги компенсировать банальность интриги за счет нелинейной драматургии в итоге не срабатывают. Так и не сделав выбор между драмой и сатирой, фильм зависает между ними, оставляя самым запоминающимся персонажем старика, озабоченного белизной своей зубной челюсти.
"Франкофонию" Сокурова ждали еще в мае в Канне, где ей, казалось, было самое место и время: снятая в германо-голландско-французской копродукции, картина посвящена судьбе Лувра в годы нацистской оккупации. Но фильм оказался в Венеции: судя по всему, французы немного обиделись на то, как представлена их роль в мировой истории.
Еще на заре своей карьеры Сокуров снял документальный фильм "Союзники" с анализом сложных отношений внутри антигитлеровской коалиции. Уже в той работе проявились навыки режиссера-историка (Сокуров до ВГИКа окончил исторический факультет Горьковского университета) и склонность к экспериментальной форме, не укладывающейся в привычный шаблон документалистики. В дальнейшем режиссер посвятил себя субъективному авторскому кинематографу, но не забыл об увлечении историей. Из него выросли и "трилогия власти" ("Молох", "Телец", "Солнце"), и "Фауст", представляющий собой не столько экранизацию Гете, сколько художественную версию новой истории Европы. Четыре года назад этот фильм принес Сокурову "Золотого льва", так что он вернулся в Венецию на дружественную почву.
Истоки этого проекта органично вплетены в сферу сокуровской культурологии. Ведь история в его понимании движима прежде всего культурными процессами, мало того, история — это, по сути, и есть история культуры, а не полководцев, армий и вождей (Наполеон и Гитлер представлены карикатурно, Сталин показан коротко и без симпатии). В этой концепции нет места материализму, вернее, он выведен за скобки истории как неизбежное зло. Цементирующую роль приобретает Музей — сакральное хранилище, которое живет своей особенной мистической жизнью. Музеи становятся главными героями фильмов Сокурова "Русский ковчег" и "Элегия дороги"; во "Франкофонии" — вслед за Эрмитажем и роттердамским музеем Бойманса--ван Бенингена — таким героем оказывается Лувр, с которым у Сокурова, от лица которого ведется повествование, столь же интимные отношения.
Строго документированный в своей основе, по форме фильм представляет игру с разными жанрами, форматами и технологиями. Есть в нем придуманный капитан Дерк, с которым Автор общается по скайпу: он перевозит на корабле музейные сокровища сквозь бушующую морскую стихию, многие из них тонут, но что-то остается. Морская стихия — метафора исторической, в которой, комментирует Сокуров, "нет ни смысла, ни совести". Единственный оттенок смысла ей придает культура, но ни Толстой, ни Чехов, к духам которых взывает режиссер, не способны указать кораблю спасительный маршрут в будущее. Как не способно и привидение, являющееся в образе символической француженки Марианны, которая заученно шепчет: "Свобода, Равенство, Братство". Главные идеи европейской цивилизации уже не работают в современной ситуации, а то, что свято для европейцев (скажем, традиция классического портрета), отвергается мусульманской культурой, и это противоречие нарастает.
На фоне подобных размышлений, на пике того явления, которое Сокуров называет "музейной лихорадкой" — последней сильной страстью буржуазии,— разворачивается основной сюжет. Мы попадаем в Лувр в самый драматический момент его существования, когда нацисты захватили Париж и само существование Музея поставлено под вопрос. Спасти его отведено двум персонажам — французу и немцу, демократу и аристократу, директору Лувра Жожару и графу Вольффу-Меттерниху, отвечавшему в нацистской армии за судьбу культурных ценностей на оккупированных территориях. В этих сценах Сокуров фактически инсталлирует в документальную ткань игровой мини-фильм (обоих персонажей изображают актеры). При этом сам Автор ни на миг не покидает "сцены", присутствуя больше, чем даже закадровым текстом. Этот прием знаком по многим его работам, но в данном случае он работает эффективнее, будучи сопряжен не только с сокуровской назидательностью, но с юмором и не вполне безобидной иронией. Эту иронию наверняка ощутили французы, которые, как дается понять в фильме, "купили мир" (контрастом идут документальные кадры ленинградской блокады). Что касается немцев, те изображены без негодующего пафоса, но, когда выясняется, что граф Меттерних был удивлен поражению Германии в войне, Сокуров парирует: "А когда она ее выигрывала?"
Эта фраза вызвала одобрительный смех в журналистском зале, который смотрел Сокурова со вниманием и почтением, наградив в итоге аплодисментами. Даже отзвуки гимна СССР в финале (музыкальная "додекафония" Мурата Кабардокова) не смутили профессиональную публику. Сегодня, когда мир на новом витке объят пропагандистской лихорадкой, отношения двух вволю повоевавших сестер — Франции и Германии — воспринимаются как ценный исторический урок. Неявной, однако неизбежной героиней фильма оказывается и третья сестра — Россия, с еще более жестокой судьбой. Эта сестра в европейской семье сегодня нелюбима и не кажется родной. Однако в художественном мире Сокурова нет актуальной политики, да и сама история, по сути дела, вторична. Ценность, которая важнее сиюминутности и, может быть, способна скрепить недружное человеческое семейство,— это культура. И только она одна.