Политическая история России в Дон Кихотах

К 400-летию романа Мигеля Сервантеса

Иллюстрация Гюстава Доре к полному изданию "Хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского", 1863 год

Фото: DIOMEDIA / Lebrecht Music & Arts

На русский язык роман о хитроумном идальго Дон Кихоте Ламанчском был переведен сравнительно поздно — только в 60-х годах XVIII века, но едва ли какой-то другой европейский роман оказал такое влияние на национальное самосознание. Начиная с Державина, похвалившего в оде «Фелица» императрицу Екатерину II за то, что та «не донкишотствует собой», упоминание Дон Кихота, когда речь заходит о российской политике, стало практически обязательным. Weekend проследил, как на протяжении последних 200 лет рыцарь печального образа сопутствовал размышлениям о России и помогал сформулировать, что происходит

Иллюстрация Гюстава Доре к полному изданию "Хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского", 1863 год

Фото: Gustave Dore

1820-е:
оппозиция

Оппозиция — у нас бесплодное и пустое ремесло во всех отношениях: она может быть домашним рукоделием про себя и в честь своих пенатов, если набожная душа отречься от нее не может, но промыслом ей быть нельзя. Она не в цене у народа. <...> Мне все кажется, que vous comptez sans votre hote, и что ты служишь чему-то, чего у нас нет. Дон-Кишот нового рода, ты снимаешь шляпу, кладешь земные поклоны и набожничаешь перед ветреною мельницею, в которой не только бога или святого, но и мельника не бывало. Петр Вяземский — Александру Пушкину, 1825

1830-е:
славянофилы

Славянофильство — не поветрие, идущее неизвестно откуда, это — психологическое явление, возникающее вследствие неудовлетворенных потребностей. <...> Славянофильство есть русское донкихотство; где стоят мельницы, там славянофилы видят вооруженных богатырей, отсюда происходят их вечно-фразистые, вечно-неясные бредни о народности, о русской цивилизации, о будущем влиянии России на умственную жизнь Европы. Дмитрий Писарев. "Русский Дон-Кихот", 1861

Иллюстрация Гюстава Доре к полному изданию "Хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского", 1863 год

Фото: Gustave Dore

1840-е:
самодержавие

В течение всего этого времени не прислушивались ни к жалобам, ни к ропоту, подвергаясь действию этой системы удушения, которую называли Николаевским режимом: люди страдали и умирали, не смея вымолвить слово. Император Николай был Дон-Кихотом системы, созданной Петром I и Екатериной II; он был наиболее трагическим ее выразителем. <...> Никто никогда не забудет трепета, пробежавшего по всей империи при смерти императора Николая. Михаил Бакунин. Из дневников, 1863

1850-е:
революционеры

Наши Дон-Кихоты вышли на поле, ничего не приготовив; ни в себе, ни вне себя; они вышли с ненавистью к царям и внешним формам самодержавия, но с уважением к власти; они не хотели попов, но алтарь хотели, они назвали монархию республикой и перевели на римскую номенклатуру феодальные постановления, в сущности не коснувшись до них. Цель их прекрасна — уничтожение тиранства, водворение всеобщего братства, всемирной свободы, но так как эти общие места, без ряда объяснений и развития расплываются в каком-то приятно окрашенном тумане, то и не удивительно, что практической прилагаемости им не нашлось. Александр Герцен. "Письма из Франции и Италии", 1855

Иллюстрация Гюстава Доре к полному изданию "Хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского", 1863 год

Фото: Gustave Dore

1860-е:
народники

Отличительная черта Дон-Кихота — непонимание ни того, за что он борется, ни того, что выйдет из его усилий,— удивительно ярко выступает в них. Они, например, вдруг вообразят, что надо спасать крестьян от произвола помещиков: и знать того не хотят, что никакого произвола тут нет, что права помещиков строго определены законом и должны быть неприкосновенны, пока законы эти существуют, и что восстановить крестьян собственно против этого произвола, значит, не избавивши их от помещика, подвергнуть еще наказанию по закону. Или, например, зададут себе работу: спасать невинных от судебной неправды,— как будто бы у нас судьи по своему произволу так и делают, что хотят. Дела у нас все, как известно, вершатся по закону, а чтобы растолковать закон так или иначе,— на это не геройство нужно, а привычка к судейским изворотам. Вот Дон-Кихоты наши и возятся попусту. Николай Добролюбов. "Когда же придет настоящий день?", 1860

1870-е:
особый путь

Над Дон-Кихотом, разумеется, смеялись; но теперь, кажется, уже восполнились сроки, и Дон-Кихот начал уже не смешить, а пугать. Дело в том, что он, несомненно, осмыслил свое положение в Европе и не пойдет уже сражаться с мельницами. Но зато он остался верным рыцарем, а это-то всего для них и ужаснее. В самом деле: в Европе кричат о "русских захватах, о русском коварстве", но единственно лишь, чтобы напугать свою толпу, когда надо, а сами крикуны отнюдь тому не верят, да и никогда не верили. Напротив, их смущает теперь и страшит, в образе России, скорее нечто правдивое, нечто слишком уж бескорыстное, честное, гнушающееся и захватом, и взяткой. Они предчувствуют, что подкупить ее невозможно и никакой политической выгодой не завлечь ее в корыстное или насильственное дело. Разве обманом,— но Дон-Кихот хоть и великий рыцарь, а ведь и он бывает иногда ужасно хитер, так что ведь и не даст себя обмануть. Федор Достоевский. "Меттернихи и Дон-Кихоты", 1877

Иллюстрация Гюстава Доре к полному изданию "Хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского", 1863 год

Фото: Gustave Dore

1880-е:
охранители

Победоносцев, Гамлет по устроению способностей и Дон-Кихот по историческим задачам, на деле фактически был червем того растения, к которому любовно привязался: точил и точил, ел и ел сердцевину церкви и государства, все хваля сладость, полезность и живительность съедаемого. Василий Розанов. "Из воспоминаний и мыслей о Победоносцеве", 1906

1890-е:
интеллигенция и народ

Много говорилось и до сих пор говорится о славянской розни, о чисто славянской неспособности в какой-либо прочной организации, о их вечном стремлении действовать вразброд и в одиночку — и все это положительная неправда, даже более того — клевета. <...> С другой стороны, нет существа более беспомощного, более пассивного, нежели неорганизованный интеллигент; для всех кулаков, как вольнопрактикующих, так равно и зачисленных в штаты, это самый лучший, самый подходящий материал для упражнений. В результате — тысяча одно безобразие, какими кишит повседневная жизнь.

— Что же я один-то поделаю,— с горьким презрением к своим силам говорит интеллигент, на глазах которого совершалось одно из таких безобразий.— Сам еще в участок попадешь, Дон-Кихотом прослывешь. Леонид Андреев. "В переплете из ослиной кожи", 1901

Иллюстрация Гюстава Доре к полному изданию "Хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского", 1863 год

Фото: Gustave Dore

1900-е:
старая Россия

Я люблю и боготворю Дон Кихота, ибо он мой идеал! Дон Кихот напоминает мне дорогую Россию. Дон Кихот — существо, сотканное из доброты и нежности. Сколько у нас донкихотов на Руси! Федор Шаляпин. Интервью, 1909-1910 годы

1910-е:
гражданская война

Белые — честные до донкихотства. Грабеж у них — несмываемый позор. Офицер, который видел, что солдат грабит, и не остановил его,— конченый человек. Он лишился чести. Он больше не "белый" — он "грязный"... Белые не могут грабить.

Белые убивают только в бою. Кто приколол раненого, кто расстрелял пленного,— тот лишен чести. Он не белый, он — палач. Белые не убийцы: они воины. Василий Шульгин. "1920 год. Очерки", 1921

1920-е:
мировая революция

Решающее большинство партии гораздо больше заинтересовано в назначениях и повышениях, чем в вопросах теории или в событиях международной революции. В нашей политике они видят донкихотство. Адольф Иоффе (По воспоминаниям Льва Троцкого, 1925)

Иллюстрация Гюстава Доре к полному изданию "Хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского", 1863 год

Фото: AFP / Roger Viollet

1930-е:
большой террор

Несмотря на мой давний разрыв с обвиняемыми, я не сомневаюсь ни на минуту, что те старые большевики, которых я в течение многих лет знал в прошлом (Зиновьев, Каменев, Смирнов, Мрачковский), не совершили и не могли совершить ни одного из тех преступлений, в которых они "признавались". Людям неосведомленным такое утверждение кажется парадоксальным и, по меньшей мере, лишним. "Зачем,— говорят они,— осложнять собственную защиту защитой своих злейших врагов от них же самих? Разве это не донкихотство?" Нет, это не донкихотство. Чтоб положить конец московскому конвейеру подлога, нужно вскрыть политическую и психологическую механику "добровольных признаний". Лев Троцкий. "Преступления Сталина", 1937

1940-е:
холодная война

Конечно, господину Черчиллю не нравится такое развитие событий, и он бьет тревогу, апеллируя к силе. Но ему также не нравилось появление советского режима в России после первой мировой войны. <...> Но история оказалась сильнее черчиллевской интервенции, и донкихотские замашки господина Черчилля привели к тому, что он потерпел тогда полное поражение. Я не знаю, удастся ли господину Черчиллю и его друзьям организовать после второй мировой войны новый поход против "Восточной Европы". Но если им это удастся,— что маловероятно, ибо миллионы "простых людей" стоят на страже дела мира,— то можно с уверенностью сказать, что они будут биты так же, как они были биты в прошлом, 26 лет тому назад. Иосиф Сталин. Ответ корреспонденту "Правды" по поводу речи Черчилля в Фултоне , 1946

1950-е:
XX съезд

При обсуждении доклада Н. С. Хрущева о культе личности и его последствиях имели место отдельные, явно неправильные, демагогические, а порой прямо антипартийные, антисоветские выступления, содержащие клевету на партию и на нашу советскую действительность. <...> Указывая на недостатки, имеющие место в нашей общественной жизни, писатель Арзуманян Севан заявил, что у нас имеются "красные кулаки", и, говоря об их нравах, сослался на слова Дон-Кихота, перефразировав их следующим образом: "Если бы произошло чудо и Дон-Кихот, воскреснув, увидел бы все эти факты, о которых я говорил, он бы воскликнул: «Слушай, Санчо, или это не социализм, или же я турок»". Справка отдела партийных органов ЦК КПСС по союзным республикам "О фактах неправильных, демагогических и антипартийных выступлений, имевших место на партийных собраниях в союзных республиках по итогам XX съезда КПСС", 1956

1960-е:
оттепель

В предисловии к "Золотой нашей железке" вы называете
60-е годы "десятилетием советского донкихотства".
Что это значит?

Василий Аксенов: Это значит, что в течение именно этого десятилетия, пожалуй, общество, литература были охвачены иллюзиями, и казалось, что можно преодолеть мрачное прошлое сталинизма, можно продвинуться как-то вперед, что можно сделать шаг в сторону либерализации, в сторону более счастливой, более свободной жизни. Джон Глэд. "Беседы в изгнании — Русское литературное зарубежье", 1993

Иллюстрация Гюстава Доре к полному изданию "Хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского", 1863 год

Фото: AFP / Roger Viollet

1970-е:
диссиденты

Но этой системы Сахаров, конечно, так и не понял, он так и не понял этого общества: у него не было возможности их изучать. Поэтому его обществоведческие концепции утопичны. Мне он напоминал советского Дон Кихота, который начинает борьбу, не представляя, с каким драконом ему придется эту борьбу вести. Он не соблюдал никаких правил, он не соблюдал никакой конспирации. Он вел себя совершенно открыто. Поскольку у него были телефоны всех руководителей государства, он им звонил и открыто выражал свой протест. И это ставило руководителей СССР в трудное положение, так как открытые репрессии в отношении Сахарова были невозможны. Это была совершенно необычная фигура, и другого такого человека в СССР просто не было. Рой Медведев. "Советский Дон Кихот", 2009

1980-е:
перестройка

На самом "верху" оказалось несколько человек, убежденных в необходимости реформ и готовых взять на себя огромный риск — начать не какой-то косметический ремонт, а капитальное преобразование предельно централизованной, бюрократизированной, идеологизированной системы, которая успела укорениться за семь десятилетий. Они знали, что в КПСС и в обществе сильны настроения в пользу обновления. Отсюда рождалась уверенность, что наше начинание не обратится донкихотством, найдет поддержку. Словом, перестройка не была однодневной агиткой, выигрышным лозунгом. Страна ее выстрадала. Михаил Горбачев. "Жизнь и реформы", 1995

1990-е:
Ельцин

Коммунистический Дон Кихот, но теперь уже свердловский, переброшенный Горбачевым в Москву, с высоты своего громадного роста хотел оглядеть многомиллионную столицу, всем помочь, всех поддержать, всех избавить от множества недугов. Люди поопытнее чувствовали, что надорвется человек, не сможет очистить Москву от застаревшей бюрократии, коррупции, головотяпства. Да и не дадут это сделать. <...> Симпатии к Ельцину у простых людей росли. Но и неприязнь, враждебность, даже злоба партийной номенклатуры сопровождали простодушные экзерсисы первого секретаря горкома партии Москвы. Леонид Млечин, Дмитрий Волкогонов. "10 вождей. От Ленина до Путина", 2013

2000-е:
стабильность

Правящий класс никогда не был готов признать наличие реальной угрозы своим креслам в Кремле, по крайней мере — извне. Он предпочитает бороться с вымышленными врагами, как Дон Кихот с ветряными мельницами. El Pais, 2008

2010-е:
оппозиция

Я не Дон Кихот. Меня поддержали треть населения Москвы. Алексей Навальный. Интервью "Голосу Америки" и радио "Свобода", 2015

Татьяна Шишкова, Мария Бессмертная

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...